РУССКИЙ ЯЗЫК: НОВОСТИ

Об авторе | Наталья Анатольевна Борисенко — филолог, психолог, член Союза журналистов Москвы. Окончила филфак Полтавского пединститута, кандидат филологических наук. Работала учителем в школе, преподавала в педиституте. С начала 2000-х — ведущий научный сотрудник Психологического института РАО, один из авторов новой линии учебников по русскому языку для средней школы (под ред. Г.Г. Граник). Лауреат премии Правительства РФ в области образования (2008).

Наталья Борисенко

В режиме реального времени

Коронаяз в массовой литературе

                                                                                  …спою вам гимн

                                                                                  Я в честь чумы, — я написал его

                                                                                  Прошедшей ночью…

                                                                                        Александр Пушкин. «Пир во время чумы»

«Хвала тебе, чума!»

Не успели выйти из локдауна (речь о весне 2020 года, а не о начале ноября 2021-го, когда я пишу эти заметки), как тут же, одна за другой, стали появляться книги о пандемии и новой реальности, в которой мы все внезапно оказались. Пока одни сетовали на то, что «не пишется», другие в режиме реального времени кинулись отражать явление планетарного масштаба, в точности следуя рекомендациям Марселя Хамитова: «COVID-19 на наших глазах становится литературным событием, и надо успеть в вагон этого “локомотива” запрыгнуть»¹ .

Об освоении литературой темы пандемии написано уже немало² . Критики не дремлют. Лингвисты, впрочем, тоже, опубликовав за полтора года сотни статей и проведя несколько конференций³ . Языковые новшества эпохи коронавируса, особенности коронаяза (коронояза) вызывают не меньший интерес, чем язык петровской эпохи или первых лет советской власти.

О коронаязе (вослед коронавирусу примем данный вариант написания) и его отражении в современной литературе и пойдет речь.

Назову несколько разножанровых произведений на тему, выбранных почти случайным образом у стоек с книжными новинками в столичном «Библио-Глобусе»: «Хорошие. Плохие. Нормальные» Елены Колиной, «Полное оZOOMление» Маши Трауб, «Камея из Ватикана» Татьяны Устиновой и «Сестра четырех» Евгения Водолазкина. Все книги вышли примерно в одно время — в августе-сентябре 2020 года в ведущих издательствах «Эксмо» и «АСТ»⁴ . Три первых принято относить к женской прозе (из них два городских романа и один детектив), жанр последней автором определен как «пьеса в двух действиях», хотя и «несет на себе родовые пятна прозы»⁵ . Объединяет Водолазкина с Устиновой и другими представителями массовой литературы время действия — карантин весны 2020-го и общая тема — переживание этого самого карантина разными персонажами в разных обстоятельствах. В детективе Устиновой это бегство из столицы известной сценаристки в город Дождев Тверской области (за вымышленным городом угадывается провинциальный Торжок), у Трауб — московская семья с двумя детьми на самоизоляции, у Колиной — трое друзей на одном диване в питерском Довлатовском доме. Водолазкин поместил своих персонажей в палату инфекционной больницы имени Альбера Камю.

Задача этих заметок, однако, не критический разбор, а анализ некоторых актуальных особенностей языка, поэтому воздержусь от всяких оценок относительно художественности и стиля. Даже определение «массовая литература» не отношу к оценочным, рассматривая массовую литературу как факт современной литературы, как «литературу, которую читают все» и которая является «важным и интересным объектом для разностороннего междисциплинарного изучения»⁶ .

Для анализа языковых особенностей тематической группы «пандемия» необходим метод. Таким стал, говоря научным языком, контент-анализ — метод количественного анализа содержания текстов с целью последующей содержательной интерпретации выявленных числовых закономерностей. Проще говоря, берешь электронные версии книг (для начала ознакомительные фрагменты в свободном доступе) и поочередно загоняешь в поле «Поиск» «коронавирусные» слова. Из 3500 новых слов, появившихся за время пандемии (данные линг­виста Елизаветы Громенко⁷ ), было выбрано 15 ключевых: пандемия, эпидемия, карантин, самоизоляция, локдаун, удаленка, коронавирус, вирус, корона, COVID/ковид, маска, перчатки, дистант, Zoom. Дальше самое интересное — посмотреть, какие из слов встречаются у каждого автора, какова их частотность, какие лексемы являются общими, а каких вообще нет.

Этим путем и пойдем.

А что у них с языком?

Коронавирус мгновенно проник не только в наши тела, но и в язык, прежде всего в лексику, поскольку лексика, как известно, первой отзывается на всякие внеязыковые изменения. Вспомним петровскую эпоху, когда в русский язык потоком хлынули заимствования из немецкого (бухгалтер, нотариус, штраф, штат) и голландского (верфь, гавань, фарватер), примерами которых наполнены все учебники по истории русского литературного языка. «Коронавирусная» лексика также не осталась без внимания лингвистов, на эту тему написано множество статей, а теперь еще и монографий⁸ . Однако первыми на вызовы новой реальности откликнулись не лингвисты (хотя и они тоже), а представители массовой литературы, весной 2020 года поставившие перед собой задачу отразить эту самую новую реальность в литературе. Спеть гимн новой чуме спешит едва ли не каждый второй.

Лексика пандемии чрезвычайно многослойна, включает несколько групп: 1) новые слова и их производные, появившиеся вместе с новыми реалиями (локдаун, ковид, ковиддиссидент, ковидиворс⁹ ); 2) старые слова с семантиче­ским сдвигом (маска¹⁰ , корона, короноваться); 3) лексемы с сохранившимся значением, одномоментно ставшие широкоупотребительными (карантин, удаленка, дистанция), 4) окказионализмы (макароновирус, маскорад, сидидомцы); 5) частотные сочетания слов (вторая волна, выйти на плато, цифровой концлагерь) и др.

Теперь о главном слове эпохи пандемии — коронавирус, которое отнюдь не является новым. Первая фиксация слова как медицинского термина в русскоязычных источниках относится еще к 1971 году — так назвали особое семейство вирусов. Новое наименование Covid-19 и его мгновенная ассимиляция русским языком (ковид-19, ковид) возникает только во время пандемии 2020-го¹¹ . Буквально за несколько недель из специального слово становится общеупо­требительным, претерпевая ряд семантических изменений: значение слова сужается, теперь оно обозначает только тот вид коронавирусов, который вызвал эпидемию — SARS-CoV-2.

Совершив краткий этимологический экскурс, вернемся к нашим авторам — летописцам эпохи. Контент-анализ показал, что слово коронавирус отнюдь не часто появляется на страницах «пандемийных» произведений. Оно встречается только у Евгения Водолазкина (шесть словоупотреблений) и у Маши Трауб (два раза), в остальных текстах труднопроизносимый термин заменяется родовым названием вирус. На удивление, ни в одном из четырех произведений не встретилось ни слова COVID (ковид), ни разговорного корона. Литература, в том числе массовая, отталкивает как сугубо профессиональные слова, так и — поначалу — сниженные. Вместо них актуализируется роковое чума («Страны одна за другой закрывали границы, как будто мчались в начерченный мелом круг и кричали “я в домике”, как будто чума и уже не до единой Европы, а спасайся кто может». — Е.К.¹² ).

Не все из пятнадцати «коронавирусных» слов можно найти в выбранных произведениях, во-первых, потому, что весной 2020 года не существовало и не могло существовать феноменов более позднего времени, к примеру, второй/третьей и далее волн, не было вакцины, а значит, и прививок, ковиддиссидентов и пр., а во-вторых, авторский словарь даже в массовой литературе достаточно индивидуален: одни слова писатели любят, другие нет. Так, любимые слова Татьяны Устиновой в романе «Камея из Ватикана» — маски и перчатки (26 и 17 словоупотреблений на первых 40 страницах). Собственно, на этих средствах индивидуальной защиты и построен детективный сюжет. Поскольку я пишу не рецензию, а лингвистические заметки, спойлерство не запрещено: «Двое бандитов в масках ходят по людям, говорят, что они волонтеры и должны взять кровь на вирус. Они делают укол, очевидно снотворное, потом спокойно ищут ценности» (Т.У.). Масками детектив начинается («Проклятая маска норовила сползти с носа, приходилось то и дело ее поправлять»), масками и заканчивается.

Хвала авторам-хроникерам начала пандемии. Возможно, если б не они, мы бы сейчас и не вспомнили, что в марте 2020-го «медицинских масок на резинках» было не достать, покупали самопальные — «сложенную в несколько слоев марлю с притороченными веревочками» (Т.У.). Вот еще примета времени, это уже Елена Колина: «в ночь с 29 на 30 марта» отец инструктирует 23-летнюю дочь эсэмэсками: «Помни, что перчатки надо продезинфицировать и обдуть феном, вымыть не только фрукты и овощи, но и молочные продукты», «Для вентиляции пораженных легких спать на животе, стоять на четвереньках. На втором этапе нужен ИВЛ» — хотя дочь абсолютно здорова.

Несколько другие лексические приоритеты у Евгения Водолазкина. Самыми частотными словами в пьесе «Сестра четырех» являются даже не «ключевые слова эпохи»¹³ : вирус (12 раз), пандемия (10), коронавирус (6), а слова, связанные с основной философской темой: Смерть (с прописной буквы — 18, один раз в латинском варианте — Mors) со своим атрибутом — косой (10), гробы (6). По сюжету пьесы четверо пациентов инфекционной больницы: Писатель, разнос­чик пиццы Фунги, Депутат и Доктор — по требованию медсестры-Смерти снимают маски (маски в метафорическом смысле) и признаются «в плохом», а она уже должна вынести приговор. Не вынесет, потому что… Для нашей темы это, впрочем, не имеет значения. Важна сама языковая фиксация момента времени — первой волны пандемии. В этой фиксации все: язык СМИ («Поставлен новый антирекорд в Ломбардии: за минувшие сутки от коронавируса скончались 960 человек»), медицинская терминология (аппарат ИВЛ, история болезни), игра обычных слов («Как главврач заявляю: среди инструментов вверенной мне больницы коса не значится. Косить здесь просто нечего»). Параллельно возникает еще одна тема — глобализации и антиглобализации («Время снимать замки — и время их развешивать». — Е.В.¹⁴ ). Время, однако, такое, что хоть закрывайся, хоть нет — все: и Ломбардия, и США, и Москва — в одной ситуации. И все ищут первопричину, не только герои Водолазкина, но и персонажи других произведений. Итог размышлений (на тот момент) един: во всем виноват китайский вирус («Кто-то создавал боевой вирус, не закрутил банку — и вот, пожалуйста: результат». — Е.В.; «Балезнь, вирус китайцы прыдумал!» — Т.У.). Все контексты подобного рода отражают антитезу «мир — война», «свой — чужой» (война в данном случае — пандемия, враг — коронавирус и китайцы). Метафора военных действий демонстрирует характер и масштаб войны: причину, объявление, ведение боевых действий, потери (см. выражения: ковид нападает, атакует, вырывается, дает отпор…).

Книги о пандемии воссоздают самые разные стороны новой реальности, не столько саму болезнь (инфицированные изображены лишь в пьесе Е. Водолазкина), сколько новый образ жизни — работу на удаленке и дистанционное обучение школьников и студентов весной 2020 года. Школы тогда практически одномоментно приостановили обучение в очном формате для 92% детей по всему миру, в России дистант вошел в жизнь 16 марта¹⁵ . Писателям, точнее писательницам, не пришлось ничего придумывать: если в доме есть школьник, подсматривай и тут же переноси на полотно. В детективе Устиновой десятиклассника-троечника, едва тянущего столичную школу, каждое утро насильно усаживают перед экраном и каждый вечер за него делают все домашние задания («Она [Тоня] отнесла сделанную домашнюю работу Родиону и велела переписать внимательно, ибо переписывал он тоже кое-как — путал знаки и буквы, вписывал не туда, менял ответы местами». — Т.У.). Вот еще одна характерная цитата из «Камеи»: «В обучение на удаленке Тонечка не верила ни секунды. Еще с того момента, когда все только началось. Должно быть, где-то есть дети, рвущиеся к знаниям, как Михайло Васильевич Ломоносов, <…> но ее собственный ребенок к таковым не имел никакого отношения. Он и в школе-то учился едва-едва, а уж дома совсем перестал, и не было никакой возможности заставить его слушать, записывать, вникать!..» Картинка абсолютно точная. Когда мы (это я уже о нашем научном коллективе) по заданию Российского фонда гуманитарных исследований в апреле 2020-го кинулись изучать дистант, оценивать его возможности, оказалось, что к онлайн-обучению не готов никто: ни дети, ни педагоги, ни родители. Точнее, готовность российской школьной системы к удаленным формам обучения была оценена примерно в 30%¹⁶ , то есть большая часть выдаваемых с экрана знаний уходила в песок.

На сцену выходит Zoom

Дистанционная работа и дистанционное обучение построены на цифровых средствах связи, одним из которых является Zoom. Zoom, однако, не просто платформа для видеоконференций, это нечто большее, преобразившее всю нашу жизнь. Интересные размышления об этом слове находим у М. Кронгауза: «Фактически этот корень стал обозначать относительно новый тип общения на экране компьютера или другого гаджета», «коммуникация в зуме отличается от обычной коммуникации несколькими принципиальными чертами. Во-первых, она происходит на плоскости, и визуально нам доступно лишь лицо собеседника (при включенной камере). <…> Во-вторых, зум приводит к смешению пространств. <…> Условно говоря, лицо находится в публичном пространстве, на лекции или на совещании, а тело — в частном пространстве, например дома»¹⁷ . Именно это последнее свойство зума, которое можно учитывать, а можно игнорировать, многократно обыграно в массовой литературе. Героиня романа М. Трауб перед выходом в зум жарит яичницу «при полном макияже, в платье, которое обычно надевает на деловые встречи, и на каблуках»; «их никто не увидит, конечно», но на каблуках она будет чувствовать себя уверенно. Зато дети будут выходить онлайн в пижаме или в трусах, ведь при выключенной камере все равно никто не видит, в чем они там сидят на стуле, лежат на диване или в углу коридора, где интернет ловит лучше.

В зуме можно петь и есть («Петя опять ел! А Женя ел! Чтобы никто больше не пел и не ел!» — М.Т.), заниматься психологическим консультированием, йогой, художественной гимнастикой и фигурным катанием. «Я точно знаю, — говорит героиня М. Трауб, — если случится вселенская катастрофа, моя дочь встретит это событие, сидя в провисе на шпагате под секундомер тренера».

Корень «зум» оказался чрезвычайно производителен, он дал начало множеству новых слов: зумить, зумиться (участвовать в видеоконференции на платформе Zoom), отзумиться, обзумить (записать видеоконференцию), зуминар (вебинар, проводимый в Зуме), зум-вечеринка, зум-встреча, зум-свидание, безумие (шутливое «долгое сидение в Зуме»), беззумие (отсутствие сервиса или обрыв связи) и другие.

Не последнюю роль в пополнении словообразовательного гнезда с этим корнем сыграла массовая литература, в частности, Маша Трауб со своим романом «Полное оZOOMление». Окказионализм оZOOMление — словотворчество автора, «Яндекс» на запрос «оZOOMление» выдает только название романа Трауб, больше нигде это слово не встречается. «Полное оZOOMление» — это наше состояние, не только конкретной семьи в период самоизоляции 2020 года, но всего общества, да что там, всей планеты, где есть интернет.

Литературный локомотив мчится дальше

Воплощая формулу Водолазкина-Хамитова в жизнь («пандемии как локомотивы литературы»), писатели всех мастей продолжают окучивать актуальную тему. Если в самом начале наступления эпохи/эры пандемии еще можно было надеяться, что вот-вот это закончится, то сегодня такой уверенности нет ни у кого. А значит, осмысление эпидемии будет продолжаться, списки слов года пополняться новой «коронавирусной» лексикой¹⁸ , а массовая литература — новыми произведениями о чуме XXI века.

В середине ноября вновь наведываюсь в «Библио-Глобус» — посмотреть, не появились ли новые книжки о пандемии. На восьмой минуте мониторинга в зале «Современная проза» нахожу сборник рассказов Виктории Токаревой, изданный уже в этом году¹⁹ . Рассказ, открывающий книгу, называется «Карантин», а первая фраза пополняет улов сразу тремя «коронавирусными» словами: «Откуда ни возьмись, пришла эпидемия. Коронавирус. Появилось новое слово: “Пандемия”». В следующем абзаце появляются Коммунарка и «врачи, одетые как космонавты». 84-летняя писательница прячется от коронавируса на «двадцати сотках личного пространства» («А как же выходят из положения те, у кого нет дачи?» — В.Т.), как раз неподалеку от Коммунарки.

Далее последовательно возникают Чехов с его любовными романами (романами в смысле любовных отношений), Эдуард Лимонов с шестью женами (подробный рассказ о каждой), мыльная опера с Арменом Джигарханяном на «Первом канале», Малахов и другие. «Чем еще занять себя на карантине?» Читать и смотреть Малахова. «Самолеты не летают. Границы на замке» — впрочем, это уже из другого рассказа, «Наследство». Тоже не про пандемию, а про светские сплетни. Пандемия — только фон.

Может, стоит дождаться по-настоящему эпохальных произведений, отражающих новую реальность уже не в режиме реального времени, а чуть более отстраненно? Временная дистанция так же необходима литературе, как пространственная всем нам.

Локомотив мчится дальше. Дело за стоящим машинистом.

1 Хамитов М. Пандемии как локомотивы литературы // Пашня, 2020, август. URL: https://cws.media/pandemii-kak-lokomotivy-literatury/.

2 Кроме упомянутой статьи М. Хамитова, см.: Кудрин О. О пандемии и литературе // Вопросы литературы, 2020, № 3; Яблоков А. О коронавирусе уже начали писать книги // Медуза, 2020, 3 мая. URL: https://meduza.io/feature/2020/05/03/o-koronaviruse-uzhe-nachali-pisat-knigi-ot-romanov-pro-karantin-s-byvshim-do-raskraski-fuck-off-coronavirus.

3 См., например: Новые слова и словари новых слов. 2020: сборник научных статей / Отв. ред. Н.В. Козловская. — СПб.: Институт лингвистических исследований РАН, 2020; Неологизмы 2020 года: язык коронавирусной эпохи: Чтения, посвященные 95-летию Н.З. Котеловой. URL: https://iling.spb.ru/departements/modern_lexicography/new_words/readings.html.ru.

4  Пьеса Е. Водолазкина первоначально появилась в Сети в мае 2020 года и только потом в составе издания: Водолазкин Е. Сестра четырех: пьесы. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2020.

5  Водолазкин Е. Указ. соч. С. 10.

6  Черняк М. Современная отечественная массовая литература как территория новых смыслов // Культ-товары: массовая литература современной России между буквой и цифрой: сборник научных статей / Под ред. М.А. Черняк. — СПб., Издательство РГПУ им. А.И. Герцена, 2018. С. 6.

7  Словоохотова В. «Ковидище Поганое!» 3,5 тысячи новых слов появились в пандемию // Правмир, 2021, 9 сентября. URL: https://www.pravmir.ru/kovidishhe-poganoe-kakimi-slovami-koronavirus-obogatil-nash-yazyk/.

8   См., например: Кронгауз М. Screenlife в эпоху карантина // Коммуникативные исследования, 2020, № 4. С. 735–744; Абрамов А. Словарь эпохи коронавируса: «Ковидиоты на самоизоляции зачали корониалов, зумились и оформили ковидиворс» / Интервью с М. Кронгаузом // Комсомольская правда, 2020, 22 мая; Новые слова и словари новых слов. 2020: сборник научных статей / Отв. ред. Н.В. Козловская. — СПб.: ИЛИ РАН, 2020.

9 Ковидиворс — заимствование из английского (covidivorce), обозначающее развод после самоизоляции. Ср. рус.: коронаразвод, онлайн-развод.

10 Маска сегодня, конечно, не столько маскарадная маска, сколько средство защиты от коронавируса, которое, увы, носит далеко не каждый. Значение, бывшее ранее на пятом месте, в сегодняшней речи стало основным.

 11 Термин «COVID-19» (англ. Coronavirus disease — «коронавирусное заболевание») появляется в массовых изданиях 11 февраля 2020 года после официального присвоения ВОЗ этого названия новой коронавирусной инфекции. По данным «Яндекса», оно упоминается в этот день в 195 сообщениях русскоязычной прессы (Громенко Е. «Коронный» потенциал русского языка начала 2020-х годов // Новые слова и словари новых слов. 2020. С. 47).

12 Здесь и далее цитаты атрибутированы инициалами авторов произведений.

13 Выражение принадлежит М. Кронгаузу, так называется одна из глав его книги «Русский язык на грани нервного срыва».

14 Из предисловия к сборнику пьес, с. 8.

15 Письмо Министерства просвещения РФ от 16 ноября 2020 года № ГД-2072/03 «О направлении рекомендаций». URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/74844651/?prime.

 16 Панов В., Борисенко Н., Капцов А. и др. Некоторые итоги цифровизации образования на примере вынужденного удаленного школьного обучения // Педагогика. Т. 84. № 9. С. 66–77.

17  Кронгауз М. Screenlife в эпоху карантина // Коммуникативные исследования, 2020, № 4. С. 737–738.

18 По данным ежегодного исследования Института Пушкина, словом года в 2020-м стала «самоизоляция» (рост популярности более чем в десять раз) — https://www.pushkin.institute/news/detail.php?ID=27341. Претендентом слова-2021 является «Спутник» (его стали употреблять в девять раз чаще, чем раньше).

19  Токарева В. Ничем не интересуюсь, но все знаю: Рассказы. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2021.