НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

«Невосторженный шестидесятник»

Валерий Выжутович. Борис Фирсов. Путь от Варшавского вокзала. М.: Молодая гвардия, 2021.

Центральная метафора новой книги Валерия Выжутовича — Варшавский вокзал в Санкт-Петербурге, «ворота в Европу», откуда отправлялись в манящий Париж, курортный Баден-Баден, блестящую Ниццу, в передовые университеты и научные центры поколения молодых дворян и разночинцев, студентов и революционеров. Сюда прибыли поезд с гробом Тургенева и поезд с гробом Чехова. Тут был убит эсерами министр Плеве. Символ «западничества», неотделимого от либеральных идей, рожденных Великой французской революцией и вошедших в плоть и кровь великой русской культурной традиции, и продолжающего вот уже полтора столетия будоражить общественную мысль.

Герой повествования Борис Фирсов, основатель Европейского университета в Санкт-Петербурге, — несомненный продолжатель этой традиции. Социолог, философ, организатор науки, один из нравственных авторитетов в профессиональном сообществе. В его биографии сочетаются и до боли знакомые сюжеты, и повороты совершенно уникальные. Рутина номенклатурного быта. Нестандартные, близкие к героизму поступки. Резкие повороты судьбы и удивительная последовательность в поиске ответов на мучающие не только героя, но и общество вопросы.

Идеальная с точки зрения советской номенклатуры анкета: родился в станице под Ростовом в семье сотрудников ОГПУ, удачная комсомольская, потом партийная карьера, кресло директора Ленинградской студии телевидения. Казалось бы, дальнейшее развитие событий предопределено. Но после очередной передачи «Литературный вторник» от 4 января 1966 года (участвовали Борис Вахтин, Дмитрий Лихачев, Вячеслав Иванов) снят с работы и наказан выволочкой в ЦК КПСС и «строгим выговором с занесением с учетную карточку» — фактически запретом на занятие должностей… Начало новой главы биографии, аспирантура, Институт конкретных социальных исследований АН СССР, затем разгром «социологической вольницы», новая опала — «этнографическая ссылка» в «карманный» НИИ, откуда вернулся только в 1989-м… Следующий виток — уже прямой путь к созданию Европейского университета, призванного соединить лучшее из советского и мирового опыта в развитии и преподавании гуманитарных наук. Но и его судьба оказалась далеко не безоблачной…

Признанный мастер публицистики, Выжутович переносит читателя от одной «узловой станции» жизненного пути своего героя к другой, все глубже погружая нас в атмосферу эпохи, обнажая ее «проклятые вопросы» и неразрешенные противоречия. Он не создает образ «рыцаря без страха и упрека», не скрывает его осторожности, покаянных слов на партийных «выволочках». Это все — неотъемлемая часть истории. Ткань книги многослойна, в нее вплетены, помимо мемуаров и интервью самого Фирсова, многочисленные документы — свидетельства современников, деловая переписка, выдержки из протоколов партийных собраний, доносы, краткие сводки новостей… В результате возникает многомерная и многоголосая картина эпохи, и выкристаллизовывается образ человека, который не быстро и не просто, но неостановимо приходит к собственному пониманию происходящего, к четкой оценке развития событий, к конкретным решениям. Этот путь внутреннего освобождения и составляет главную ось повествования Выжутовича — освобождения личности и, шире, — освобождения общества, по крайней мере, его активной части, интеллигенции.

«Когда пришли за отцом, Боре Фирсову было десять лет. Происшествие было воспринято им как ужасное недоразумение — и только. Тем более что через полтора месяца Максим Федорович вышел на свободу… Но вот “Ленинградское дело”, “безродные космополиты”… Фирсову уже двадцать… Будоражат вопросы — но шока нет… Есть только одно — недоумение. Оно и станет отправной точкой в его постепенно меняющемся отношении к советскому режиму. От недоумения к сомнениям. От сомнений к догадкам. От догадок к прозрению. От прозрения к непринятию», — пишет Выжутович.

Этот путь его герой проходил не один. Его судьба, считает автор, — типичная судьба «шестидесятника».

«Шестидесятником я стал на телевидении, через сознательную поддержку настроений культурного разномыслия, которым я внутренне сочувствовал не один год, считая частью моего мировоззрения», — говорит сам Фирсов. Блестящая когорта писателей, режиссеров, ученых, которые получили благодаря его поддержке доступ к зрителю, просвещали и воспитывали в равной степени и аудиторию, и самих функционеров, готовых «разномыслие» воспринимать. «Социологическая вольница», в которую погрузился опальный Фирсов после изгнания с ТВ, семинары Юрия Левады, сотрудничество и дружба с Ядовым, Коном, Грушиным, Пятигорским, другими философами и исследователями, расширяющие узкие рамки догматического представления об обществе, — еще один важнейший фактор утверждения «разномыслия» как первоочередной ценности. Конечно, поездки в западные университеты, знакомство с их практикой, с коллегами. Важнейший этап — перестройка, «Ленинградская трибуна», порыв к обновлению и построению новых отношений в государстве. Выжутович подробно останавливается на каждой «узловой станции» этого пути, напоминает о событиях недавнего прошлого, берущих корни в глубинах истории российского свободомыслия. «Разномыслие в СССР не “объявилось” вдруг (с наступлением “оттепели” или приходом перестройки), оно было всегда», — соглашается с Фирсовым Выжутович. И посвящает отдельную главку обсуждению нового термина (придуманного самим Фирсовым и давшего название самой популярной его книге «История разномыслия в СССР, 1940–1960-е годы»). Этот феномен, по сути, антагонистичен как единомыслию тоталитарного социума, так и его порождению, политически ангажированному инакомыслию, и представляет собой свободный полет разума и научного поиска. Именно он и есть реальная альтернатива любому диктату и унификации. Он — на знамени Европейского университета, в судьбе которого также отразилась отчаянная борьба идей в современной России.

Один из «проклятых вопросов» сегодня: почему не состоялись многие из прекрасных замыслов перестройки, почему ее порыв задохнулся. Герой Выжутовича дает свой ответ. «Фирсов, оглядев “пейзаж после битвы”, был опечален увиденным. “Разномыслие эпохи перестройки и гласности оказалось неспособным изменить более устойчивый и консервативный феномен, каким является ментальность россиян”, — скажет он о народе…» Не менее пессимистичны его выводы об интеллигенции, которая «не избежала соблазнов власти». Последний сборник исследований Фирсова вышел к его 90-летию, в 2019 году, он назывался «Невосторженные размышления» и основан на десятках интервью с «шестидесятниками», которых один из участников, Константин Азадовский, назвал «пасынками перестройки».

Заключительный сюжет книги — прекращение движения поездов с Варшав­ского вокзала. Метафора как будто закольцована. Но Выжутович завершает повествование отнюдь не пессимистически. «Движение России в западном направлении прерывалось не раз, нынешняя остановка не первая. Но иной путь — путь в сторону от европейской цивилизации — приводил страну только в тупик. Тупиковость иного пути как раз и дает надежду, что рельсы дорожного полотна, устремленного в Париж, Прагу, Вену, Берлин, демонтированы не навсегда и движение от Варшавского вокзала будет когда-нибудь обязательно восстановлено». Трудно с этим не согласиться.

Надежда Ажгихина