НАБЛЮДАТЕЛЬ

скоропись ольги балла

Выстраивая эту Скоропись концентрическими, расходящимися кругами, каждый из которых — взгляд на русское пространство, мы будем продвигаться от видения России изнутри, из самой ее сердцевины — к восприятию ее извне чужими глазами. Вообще-то мне кажется, что этот взгляд, по мере перемещения от одной ныне обозреваемой книги к другой, смещается от глубокого, причастного и уязвленного — ко все более поверхностному. (Хочется даже сказать: кажется, чем меньше территория, на которой концентрируется взгляд, тем основательнее понимание и острее лежащее в его основе чувство. Но удержусь.)

Михаил Румер-Зараев. Хождение по руинам: портреты трех сельских районов на фоне новейшей истории. — М.; СПб.: Нестор-История, 2020.

Журналист, публицист, писатель Михаил Румер, умерший в прошлом году, только последние двадцать с лишним лет — с 1996-го — жил в Германии. По русской глубинке он ездил начиная с семидесятых годов XX века и вплоть до десятых годов XXI. Начал даже еще раньше —  в середине пятидесятых, будучи студентом землеустроительного института.

Изъездил он ее так, как мало кому удавалось, и знал Россию с такой подробно­стью и вниманием, какими могли бы похвастаться очень немногие из тех, кто никогда не покидал пределов нашего печального отечества. Ездил Румер вначале по журналистской обязанности — как  специальный корреспондент газеты «Сельская жизнь» (собственно, в связи с этим и придумал себе псевдоним Зараев, — почему-то, понимаете ли, фамилия Румер виделась не слишком подходящей для разговора о русской провинциальной жизни, — который позже присоединил к своей фамилии). Но более того: он продолжал ездить по русской провинции даже после того, как эми­грировал в Германию. Просто потому, что ему это было важно и интересно. За собственный счет. И писал об этом. Умно, точно, честно, без публицистических перехлестов и без иллюзий.

Кажется, в такой позиции Румер был вообще единственным. Тем более что после конца советской власти столичные журналисты явно утратили интерес к «районным будням», о которых более-менее постоянно писали с пятидесятых, с одноименных очерков Валентина Овечкина. Сам Румер вспоминает из предшественников по жанру «Рычаги» Александра Яшина, «Живого» Бориса Можаева, очерки Бориса Екимова, Анатолия Стреляного, Анатолия Иващенко… В девяностых же — как отрезало. И целый пласт жизни просто выпал из общекультурного внимания. А ведь в русской провинции именно тогда началось самое проблематичное — но и самое интересное.

«…наступили девяностые, — говорит Румер об этом времени, — деревня переживала период распада колхозов, разрыва устоявшихся хозяйственных и социальных связей, а крестьянин получил экономическую свободу, с которой он не знал, что делать. Процессы на селе идут мучительные, если не сказать трагические, а сельский публицист молчит, и сам его жанр как-то вдруг исчезает со страниц как журнальных, так и книжных. И ведь никаких тебе препон — ни ЦК, ни ЧК не ограничивает свободу творчества, свободу анализа: пиши — не хочу. Так нет, молчание, словно бы не только перья исчезли, но и сам материк сельский, где обитает около трети населения российского, вымер. И молчание это прододжалось и в девяностые, и в нулевые годы».

Предметом внимания Румера были — опять-таки, кажется, вопреки всем обыкновениям — всего три района Нечерноземья: Любимский район Ярославской области, Шигонский район Самарской области и Куньинский район Смоленской области. То была особенная подробность, с которой эти края рассматривал ли кто вообще? — подробность-вглубь. Ездил из года в год — на протяжении десятилетий. Следил за происходящим, отмечал перемены, получил редкостную по полноте и подробности картину — и в полной мере воспользовался данными временем свободой творчества и свободой анализа. Впрочем, совершенно очевидно, что внутренняя свобода у него была всегда.

Очерки об этих землях, об их истории и буднях, о нравах и судьбах здешних жителей и составили теперь посмертный сборник. Какого рода процессы застал там автор — вполне ясно уже из названия книги. Перед нами, конечно, путешествие в неизвестную Россию. Но не прежде ли всего это история горькой, трудной, лишенной малейших иллюзий и тем не менее упорной, верной любви?

«“Эли, эли! Лама савахвани! Боже мой, Боже мой! Для чего ты меня оставил?” — вопрошал Иисус на кресте.

Чем провинились мы перед судьбой или иными высшими силами, что запустели наши земли, что так трагично и туманно будущее?»

Эдит Клюс. Россия на краю. Воображаемые географии и постсоветская идентичность / Пер. с англ. А. Разина. — СПб.: Academic Studies Press / БиблиоРоссика, 2020. — (Современная западная русистика = Contemporary Western Rusistica).

Профессор Университета Вирджинии (США), специалист по русскому языку, литературе и культуре Эдит Клюс, возглавлявшая одно время Центр российских, восточноевропейских и евразийских исследований при Канзасском университете¹  и уже известная здешним читателям по переведенной у нас больше двадцати лет назад книге «Ницше в России. Революция морального сознания» (Академический проект, 1999), теперь написала книгу о том, как Россия видит сама себя. Это уже пятая ее книга о нашей стране.

Сама Клюс переводит название книги как «Россия на периферии»²  («Russia on the Edge»), однако и в изначальном английском варианте, и в ныне появившемся русском переводе оно не лишено и многозначности, и — прямо с нею связанных — отчетливых обертонов драматичности. Английское «edge» — слово, насыщенное значениями; среди русских его соответствий — не только «край», «кромка», «ребро», «торец», «граница», «грань», но и «острие», «лезвие». Тут совершенно не случайно включаются ассоциации раны, опасности, возможной боли; как и русское «на краю» неспроста наводит на мысль о том, что с края ведь можно и сорваться. Так оно и есть — речь идет о ситуации травматичной, если не сказать — близкой к катастрофической.

«Образ “края”, где, как можно предположить, постсоветская Россия согласно опасениям многих русских общественников, и находится, имеет как географическое, так и психологическое значение. Многие русские, в 1990-х годах перестав быть в центре советской империи, забеспокоились о том, что они окажутся на обочине, “на краю”. “Край” подразумевает также и тревогу, вынуждающую многих постоянно искать подтверждение того, что именно Москва является центром силы и великой столицей империи».

На чем было огромной стране строить представление о самой себе после того, как утратила актуальность советская идеология с ее верой в исторический прогресс и в СССР во главе его? Клюс полагает, что из тревожности, вызванной сломом моделей самовосприятия, русских (более-менее) выводит география, обернувшаяся практически новой мифологией.

Скатившаяся «от Третьего Рима к третьему миру» (так озаглавлено интервью с автором на сайте радио «Свобода»³ ), то есть, если хорошо всмотреться, в архаику, страна, утверждает автор, нашла опору в образе себя и мира, строящемся на традиционных бинарных оппозициях: «север — юг», «восток — запад», «центр — периферия/граница». «Кроме того, возникают два новых набора метафор, — “Евразия против Запада” и геополитическое противостояние “материк против прибережья”».

Эти географические метафоры, считает автор, так или иначе разделяют, с той или иной степенью отрефлектированности подчиняют им свое мышление и воображение о России представители самых разных — до противоположности — ценностных позиций: от ультранационалистов до либералов-западников, от Александра Дугина и Александра Проханова на одном полюсе до — неужели? — Михаила Рыклина, Людмилы Улицкой и Анны Политковской. Во всяком случае, «с начала 1990-х российский общественный и политический дискурс» — именно в целом — «демонстрирует одержимость географическими идеями центра и периферии», которые, в конце концов, оказываются напрямую связанными c «вопросом о глобальном статусе постсоветской России».

Валерий Шубинский в своей рецензии⁴  не без оснований упрекает Клюс в склонности мыслить чересчур размашистыми обобщениями, ставя на одну доску сложную теоретическую мысль с «модной беллетристикой» (этот последний источник рецензент вообще именует «сомнительным», хотя напрасно). Не без оснований обращает внимание и другой рецензент, Иван Белецкий⁵ , на случайность выбора авторов, на которых она строит свое исследование. Мне же кажется, что — при всей несомненной размашистости и склонности к публицистически-огрубляющим, категоричным оценкам — сам ход мысли Клюс очень интересен: она пытается выявить у максимально различно устроенного мышления людей, принадлежащих к одной культуре, общие основания, не всегда ими замечаемые и предшествующие интеллектуальным построениям и ценностным позициям как таковым.

Эрика Фатланд. Граница: Россия глазами соседей / Пер. с норвежского Н. Кларк. — М.: РИПОЛ классик, 2021.

И, о, удивление: концепт «границы» — один из тех самых, мифологически напряженных, эмоционально значимых концептов, что, по мнению Эдит Клюс, лежит в основе мышления русских о самих себе, — активно использует норвежская писательница Эрика Фатланд (уже известная читающим по-русски по книге «Советистан» о постсоветской Центральной Азии⁶ ). Ее книга в принципе могла бы составить неплохой противовес исследованию американского филолога о том, как русские видят себя, поскольку она — о том, как Россию воспринимают другие (так, по крайней мере, заявлено). Когда бы она еще не была так далека от всякой основательности и систематичности.

По формальному статусу Фатланд — «социальный антрополог», по типу взгляда и характеру текстов — типичный журналист, и, отнеся главы ее книги к жанру «зарисовок» (сразу с большим согласием вспоминается, как ненавистно это слово одному из самых чутких и проницательных авторов нашего времени Льву Рубинштейну), писавший аннотацию к книге — кто бы он ни был — оказался совершенно прав именно в рубинштейновском смысле: поверхностность, ситуативность, с сильным беллетристическим компонентом. Но вообще-то кажется вполне оправданным отнести эти тексты и к достойному жанру репортажа. Упомянутый концепт Фатланд использовала буквально: на протяжении 259 дней она путешествовала вдоль границы России — по граничащим с нею странам, числом четырнадцать, и записывала свои впечатления и разговоры с людьми, встречавшимися ей по пути. Из таких записей, сопровождаемых краткими справками об истории посещаемых территорий и об особенностях местной жизни, книга и составлена.

Глубоких суждений — в том числе на уровне осмысления полученных впечатлений — тут искать не стоит. Но вот что касается антропологии, живого и яркого материала для нее в книге — в избытке. Он точно дает интересные возможности для исследования устройства обыденного сознания, типов его реагирования на вызовы внешнего мира, его стереотипов, идеологем, характерных запросов. (Отдельный разговор, ставит ли автор перед собой такие задачи. Спойлер: нет.) Помимо того, что жители разных стран думают о России, мы узнаем много разного, например, о том, как ведут себя экскурсоводы в Северной Корее, как живут монахи в Монголии, как выглядят бани в Казахстане, с какими проблемами сталкиваются и как устраивают свой быт работники метеостанции на одном из островов Новосибир­ского архипелага… (кстати, эти последние — чистейшие русские, Аня и Юра, так что включение их в число «соседей» России выглядит по-настоящему смелым).

«…каково это: жить по соседству с самой крупной страной в мире?» Ответ бесхитростен: «Попутно я обнаружила, что однозначного ответа на этот вопрос не существует, их как минимум четырнадцать, по одному на каждую из стран-соседей. Можно предположить, что существует несколько миллионов ответов, по одному для каждого человека, живущего вдоль границы, причем у каждого на этот счет есть своя собственная история».

(Нет, не удержусь еще от одного спойлера. Общий знаменатель у всех этих част­ных мнений Фатланд все же нашла, и сводится он примерно к тому, что — боятся они ее. Опасная она. Стремится к экспансии и, того и гляди… Ну, ради таких открытий, конечно, стоило так долго ездить.)

С другой стороны, читатель в конце концов получил сочный, насыщенный многообразной, своевольной жизнью травелог. Что тоже, как подумаешь, немало.

1 Сейчас, видимо, нет, — сведения об этом относятся к 2011 году (https://www.chayka.org/node/4321 )

2 https://www.chayka.org/node/4321

3 https://www.svoboda.org/a/24338466.html

4 https://www.colta.ru/articles/literature/26481-valeriy-shubinskiy-knizhnaya-seriya-sovremennaya-zapadnaya-rusistika  5 https://gorky-media.turbopages.org/gorky.media/s/reviews/strana-za-bortom-kak-v-poiskah-postsovetskoj-identich nost i-mozhno-poteryat-rossiyu/

6 М.: РИПОЛ классик, 2019.