Об авторе | Владимир Аркадьевич Гандельсман (12 ноября 1948 года) — поэт, прозаик, эссеист, переводчик англо-американской поэзии. Лауреат «Русской премии» (2008). 15 сборников стихов и записных книжек «Чередования» (СПб., 2000). Предыдущие публикации в «Знамени» — «Фехтовальный зал», № 3, 2018; «Свет за собой», № 3, 2020. С 1991 года живет в Нью-Йорке.

Владимир Гандельсман

Идёшь двором от улицы Рентгена...

* * *

Сгребают листья. Бурые знобят,

зазубренные, скрученные гибло.

День животворной гибелью объят.

Округа опустела и охрипла.

Всё вертится сказать: на даче спят.

Цитата есть цикада есть цикута.

Там полосы пижамные скамьи

больничный сад разметили кому-то

и оттеснили замыслы твои,

там старые меха опять раздуты —

опять свою тревогу раскрои

на вольные терцины и минуты

и ясности постольку не утрать,

поскольку пред тобою атрибуты

безумия: вот ручка, вот тетрадь.

* * *

Стакан гранёный с точкою на нём

чаинки нежной вижу, открывая

глаза; и вижу: тронутый огнём,

он врезан в воздух; глаз не отрывая

от вещи, я бесстрастности учусь,

вместившей свет, и гаснет мысль кривая.

(Литературных сборищ сторонюсь

с тех пор, как я отведал их припарок.

Друзья мои, ужасен наш союз.)

В стакане, пожелтевшем от заварок,

дымится чай, «страница под стеклом,

бессмертная, вся в молниях помарок».

(Сообщества людей чреваты злом.)

Прощай, мой брат. Осенний день неярок.

И поделом ему, и поделом.

* * *

Как до отказа тесный апельсин

набит росистой мякотью, как явлен,

как собран в капилляры, как един,

как тишине внезапной предоставлен!

Лишь почитатель медленных картин

увидит: с белоснежною прокладкой

под кожурой — увидит: апельсин,

и улыбнётся теме кисло-сладкой.

Лишь тот, кому не спится в этот час,

кому над ослепительной и краткой,

живой строкой склоняться всякий раз,

и вновь над ней склоняться, как над грядкой,

не надоело, — счастлив без прикрас.

Лишь тот, мой брат, кто бодрствует украдкой,

к скрипучей лире стула прислонясь.

* * *

Сгребают листья. Холодом реки

осенний город призрачный пронизан.

Вдоль набережной спят особняки,

и голубь препирается с карнизом,

и небеса сбиваются в комки,

и на вокзале выщербленном, сизом

землёй и дымом пахнут грибники...

* * *

Что связывает с миром, кроме тех

полутонов, окольных замираний —

свет ширится в аллее, или смех

доносится случайный, или грани

предмета стороною проблестят —

что связывает с миром, кроме ранней

тоски по ускользающему? Взгляд

уловит подоплёку, но стараний

усердных не продолжит, милый брат.

Какой у человека был бы странный

характер, боже правый, удели

он должное вниманье подоплёке...

Что связывает с миром? Шум земли.

Но не прямой, но косвенный, далёкий...

Не шум, так свет, но вспыхнувший вдали.

* * *

Сгребают листья. Осень. Проходным

идёшь двором от улицы Рентгена...

Куда?.. Куда-то. С воздухом родным

вдыхая горечь лиственного тлена.

Приземистый голубоватый дым.

Мерцающие, гаснущие хлопья

сухой листвы, сорвавшейся с огня...

И старшеклассник, глянув исподлобья,

попутчице укажет на меня

насмешливо — во всём моё подобье

двадцатилетней давности, родня.

Всё более неправильною дробью

расходимся навек в пределах дня...

* * *

Светает. На работу. Быстрый штрих

ветвей заденет зрение. До стужи

шаг не дойдя, мир осени притих,

и что ему построчный мир досужий...

Когда бы он услышал этот стих,

он, верно, изумился бы далёким

от истины созвучиям, — объём,

не знающий о низком и высоком,

с косым штрихом ветвей на голубом.

(Душа, как лаборантка, ненароком

об эту колбу стукается лбом.)

Смешно, что аварийная есть парка,

свивающая нить моей судьбы

рабочей. На работу (как — насмарку)

я направляю нежные стопы.

* * *

Светает. И пока слепит рельеф,

и синева подобна синеве лишь

(но — большей) и сквозит между дерев,

пока ещё глазам своим не веришь,

что это мост в ночном стоит поту,

и ты его хребет шагами меришь

и с этой стороны идёшь на ту,

пока не древнегреческие воды

штурмует двойка девушек в цвету,

пока ладья затянута под своды

в гудящую сырую темноту,

вымелькивая справа от свободы

твоей души, — душа твоя пока

слепящие явления природы

утроила (удвоила — река).

* * *

Совсем светло. В зрачки уходит парк

осенний, и берёт от цвета округ —

карминовая, алая, краплак,

лимонный кадмий, вкрапленные в мокрый

куст бисерный длиною в быстрый шаг,

и к ним сиена жжёная и охра —

все разом, и компанию дворняг

приветствует стрелок могучий ВОХРа

железной миской. Кто его замёл

в природу этой осени, обильно

пропитанную светом, кто приплёл

к тому, что мной описано столь сильно?..

* * *

Но есть среди подробностей живых —

запавшие в молчанье, вроде клавиш.

Не знаю ничего, не помню их.

Ни слова во спасенье не прибавишь.

Ни имени не зная, ни страны,

ни о душе бессмертной, ни о теле,

мы в этот миг вполне воплощены,

и зеркалу, в которое смотрели,

преображённые, возвращены...