НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Сулы, адапты и африканский свет

Юна Летц. Привиденьевые. М.: ЛитРес, 2020.

Книга изящно сторонящейся пресловутого литературного процесса, но его вниманием отнюдь не обделенной (финалы разных премий, в спектре «Дебют» — «Нацбест» — «Русская премия») загадочной (жила в Мозамбике!) красавицы Юны Летц по первости начальных страниц может показаться изысканной поделкой. Ну, знаете, такие икэбаны из слов, поток сознания, изящно и не очень понятно. Но это маска, как на балу, дальше будет напряженно, структурированно, кастанедовский дон Хуан наденет свою самую сногсшибательную юбку и заставит попотеть учеников-читателей, ищущих другого, чем есть.

Начнется же с Африки. О которой сколько ни пиши — да и много ли у нас пишут? — все равно мало. Некий Бах (в его имени мне слышится дальний привет Ричарду Баху с его чайками и мессиями поневоле, тем более, что и герой по имени Кизи там мимоходом появляется) получил работу в посольстве. И если Африка — это упоение и опыт, то вот о посольских у Летц не очень лестно. Спирит¹ , домино, интрижки — территория посольства, как «Район № 9», живет по очень своим правилам. Да, публика там подчас специфическая — вспомним о русских в Африке «Три ада» Анатолия Рясова или «Попугая в медвежьей берлоге» Максима Матковского.

Экзотический сатирический травелог — это очень мило, но тут гораздо больше и дальше. Налицо — упадок слишком многого, то падение человека сейчас, что напоминает ЧП в Эдеме. Ведь «мир как шумовой фон. Израсходованный интеллект, насильственно-васильковые фразы. Эволюция как утрата иллюзий», а «человек все же научился вымирать. Делал он это качественно, со всей широтой человеческой души. И уже не нужны были ни постановочные войны, ни сопливые эпидемии, ни колебательная активность коры — человек вымирал по наитию. Самые талантливые из вымирающих даже не начинали жить». Понятно, не криком, а всхлипом (и чихом), были такие подозрения, были. Даже тот же Бах — так начинал, так светился, а вот уже мечтает о членстве в доминошном клубе, романчике с Нинель, и спирит гонит кровь его в никуда. «Цветные менталы… Средства массового искажения… Он вымыл руки смыслом», то есть, как Пилат, умыл руки, отказался от воли, заодно и от мира как воли и представления, замкнулся, как полковник Курц, в сдобренной алкоголем интриге со шпионским душком.

Но вот он встречает местную шаманку — в книге совсем не так прямолинейно, там тысяча тропок в бушующем африканском ветрограде, но для рецензии и интересного чтения потом огрубим и срежем дорогу. Та хороша весьма. На сочном русском языке загоняет ему такие схемы, от которых Кастанеда с Пелевиным завистливо крякнули бы. Так, ошарашен Бах, откуда вы знаете мой язык? И как же жертвоприношения, вопли, танцы? Хотите — устроим, невозмутимо улыбается та.

Она вместе с автором, как Пелевин свой метафизический термин «баблос», а Даниил Андреев — целый словарь, вводит собственный термин. Сулы. «Иметь сулы — значит уметь создавать на информационном уровне такие хранилища, в которые человек понесет свою энергию, в которые не побоится бросить всю свою жизнь. Сула родины собрала рекордное количество жизней в прошлом веке. Также очень мощными глобальными сулами, как ты уже можешь догадаться, являются деньги и Бог».

«На этом и порешили: чудеса опасные. И все боялись, и никто не разрешал ей показать себя. А ведь она была так полноценна, так хороша, и в ней гнездилось настоящее приключение, такое, через которое человек возвращался к самому себе, в свои естественные начала…»

Но противостоят сулам — адапты. Не слышали о таких? Оно и понятно, «настоящие адапты не бывают публичными людьми. То есть они могут исполнять какую-то роль, но это всегда будет довольно далеко от реальной сферы их интересов. <…> Они сосредотачиваются на одной-двух пустотах и в течение жизни выстраивают там полноценный фрагмент мира, такой качественный, что нельзя поверить, как мир мог без него обходиться». То есть перед нами — такие новые тайные святые. Тайные праведники иудаизма, скрытый тринадцатый имам ислама, архаты-бодхисаттвы буддизма, юродивые православия — они есть во всех религиях, так почему мир Twitter’a, TripAdvisor’а и прочих вещей с вавилонской биржи Nasdaq должен быть лишен? Ему-то это еще нужнее!

Рецепты — чуть ли не внутренняя тихая молитва исихазма и глубокая медитация:

« — Какая-то защита?

— Только тишина. Умная тишина».

Но точные рецепты не будем оглашать, это тоже — в книге. Которая по сути — вот мы добрались и до сюжета — одна большая инициация. Постепенно Бах станет на ее путь, ибо «он не был голоден до еды, он был голоден до смысла, его рот стекал у него с лица, и он морщился, напрягал жидкие мышцы, он ревел, подтягивался, и только так ему удавалось ловить собственный голос. В итоге звук получался многослойным, как будто собранным из нескольких тысяч эхо». А все вокруг, если очень внимательно смотреться внутренним взором, — «это сфера озарений, сгенерированная твоим сознанием как ответная реакция на окружающую активную среду. Ты замедляешь свои мысли и так можешь подробнее их рассмотреть». Если вглядеться, пробиться на другую сторону, если «он прорвется сквозь колодец и выйдет живым» (Сергей Калугин, «Убить свою мать, или Чжоан Чжоу»). Туда, где встретит индеец Ничто и они поплывут в самое дальнее плаванье:

«Вот они плывут в лодке — человек и спящий наяву, вот они видят болото, растения, вот у них появляется повод остановить внимание. Мангры, они душные, воздушные, себе на уме. Высосали воду из реки, и получилась грядка — там и остались. Империю выстроили, иммунитет наскребли, и вот оно царство соли, отель для неприхотливых душ — мангровые заросли. Цапля серая цепляет лениво жучка желтой колючкой, торчащей из головы, суетливо проплывает илистый прыгун с выпученными глазами — удивлен собственному образу: рыба с руками, да к тому же хвост на пружинке. Кулик на листе повис — сидит и куксится, высматривает мелкотню. Устрица растет, комары кишат, кошмары? нет! краб манящий машет с берега своей опухшей клешней».

В цитате, конечно, не загробье и не потусторонность. Хотя и она — Африка. А сам отрывок потому, что главное озарение тут — язык, собственно. Бывает — удачная метафора, стихи в прозе на абзац, даже несколько — и страница удалась. Тут же — сплошь и всегда. Абсурд Перека, игры слов и вещей Виана, настоящее волшебство Пессоа. Цитировать — что угодно, по книге — гадать.

Но так как речь все же об Африке, а в конце книги даже немного ее фотографий, взрослых и детей, то только один образ. «На большой лепешке, созданной из широты, долготы и куска травяного мармелада жил мальчик, носивший в себе свет человечества. Мальчик был черный-черный, лишь ладошками иногда выпускал лучики. “Я черный, потому что внутри меня свет”». Розовые трещинки света, светлые линии судьбы на черных ладошках!

Александр Чанцев

1 Именно так, см. в рецензируемом тексте: «говорили “спиритизм”, потому что то, что они пили, называлось “спирит”». — Прим. ред.