И паруса, и зыбкая каюта… Публикация Ларисы Суховой. Леонид Мартынов
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 12, 2024

№ 11, 2024

№ 10, 2024
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


АРХИВ




Об авторе | Леонид Николаевич Мартынов (9 (22) мая 1905, Омск — 21 июня 1980, Москва). Малоизвестные факты из жизни знаменитого поэта и переводчика, лауреата многих премий и наград: Леонид Николаевич родился в семье техника путей сообщения, детство провел на Великом Сибирском железнодорожном пути, в служебном вагоне отца. В юности Мартынов, катаясь на лодке с другом на Иртыше, из озорства «срезал нос» глиссеру, на котором, как потом выяснилось, находился и наблюдал за происходящим сам адмирал Колчак. На причале друзей поджидали офицеры с глиссера. Однако Верховный правитель сказал им: «Пропустите господ гимназистов!» — и инцидент был исчерпан. В 1921-м Леонид ушел из пятого класса школы, сменил множество занятий (от сельского книгоноши до члена геологоразведочной экспедиции). В конце 1920-х — начале 1930-х в качестве корреспондента сибирских газет и журналов много ездил по Сибири и Казахстану. В 1932 году «антисоветский ссыльный литератор» Мартынов написал ходатайство о переводе его вне Северного края… Спустя год Москва разрешила: «Можно направить в Ср. Азию». Однако за прошедшее время коренным образом изменилась личная жизнь поэта, и он написал новое заявление с просьбой оставить его в Вологде. 11 лет Мартынов жил в Москве по адресу 11-я Сокольническая улица, дом номер 11, квартира номер 11, в комнате площадью 11 квадратных метров. Число 11 поэт считал счастливым и завещал положить ему на могилу одиннадцать так горячо любимых им всю жизнь камней… Предыдущая публикация «Беседа с Кантемиром» — в «Знамени» № 2 2020 года.




Леонид Мартынов

И паруса, и зыбкая каюта…


* * *

Что-то

Я совсем притих,

Хмель успел перебродить,


И не только ран ничьих

Не хочу я бередить —


Даже и стихов ничьих, даже и

                       друзей своих,

Не хочу переводить.


Значит —

Надо погодить,

Значит — надо подождать,

Значит —

Нечего гадать

Снизойдёт ли благодать.


Много

Блага

Я дарил,

Мало кто благодарил,

Но не мне их осуждать.



Бессонница


Конечно,

Что-то и восточное

В тебе, но что, не знаю точно я,

Хоть суть не в том, что ты закуталась

Во что-то пламенно цветочное.


Но вообще всё перепуталось,

Совсем как имена во времени

И были пруссаки не пруссами,

А вовсе из другого племени,

Как не были славяне руссами.


И косами любуясь русскими,

Но вглядываясь в эти карие

Глаза, где сам Восток туманится,

Я думаю: какой Хазарии

Какой ты сгинувшей Булгарии

Праправнучатая племянница,


Уже не данница, не пленница

И ни за кем никто не гонится,

Ни колесница и ни конница,

Но это никуда не денется,

Особенно когда бессонница!



* * *

Неугасимым пламенем горя,

Мерцают смолы, всплывшие как будто

Из Балтики. Такого янтаря

Не часто купишь, это же — валюта!

Ну, знаете, по правде говоря,

Янтарь бывает в пятнах от мазута

И вообще тут ни при чём моря

И паруса, и зыбкая каюта,

А эту прелесть вишня мне дала,

Что над Москвой рекою изогнулась

На огороде. Пылкая смола

Так от ствола легко отколупнулась,

Как будто только этого ждала.

Вот мне какое счастье улыбнулось!



* * *

Два поколенья… Нет, совсем

Не два я пережил — четыре!

И пережил я семью семь

Поэтов, опочивших в мире

И столько революционеров,

                великолепных бунтарей.


И вдвое я уже старей

Поэта, с коим не сравнялся

Доныне ни один поэт

И не сравнится много лет,

Любить которого старался

Не только словом я, а делом

Так горячо,

Как сам умел он.


И если до сих пор ещё

Сегодня, заодно со мною,

Из бед

Не выкрутился шар земной,

То этому не я виной!



Когда я оглядываюсь


I.

Во сне

Я видел отца и мать

Им было по 107 лет.

— Когда вам исполнилось 100 лет

почему — я спросил — вы не захотели мне

                                  об этом сказать?

Я пришёл бы к вам тотчас в тот раз.

— Говорит, почему не сказали,

Он бы пришёл, —

                          и отец поглядел на мать:

— А ещё упрекает нас!


II.

О, если бы вы знали, что мыслю, чем живу,

Когда назад оглядываюсь

И снова обгоняет нас

Суровое былое,

Тот рок, который с нами

Был так жесток, жесток.


И нет ни слов, ни образов,

Моих или чужих,

Какими можно выразить

Ту муку, то страданье,

Которые я чувствую

Во сне и наяву,

Когда назад оглядываюсь.



* * *

Человек исправился,

Всё, чем он не нравился,

Без следа развеялось наконец.


Человек исправился,

Со страстями справился.


Кончено,

Мертвец!



Предок


О, предок наш! Твой бюст

Герасимов нам лепит.

Я чую мёртвых уст

Речеподобный трепет:


— Нарушили покой,

Узнали, подглядели,

Скажите же: какой

Я был на самом деле.



* * *

Вы беспечны, потому что вы несчастны,

Потому что над собой не властны?


                 Не могу поверить в эти басни!

                 Эти утешения известны,

                 Эти оправдания напрасны.


Вы несчастны, потому что вы бесчестны!



Перекрёсток


Для мира языческого

                благая весть:

Вблизи Политехнического

                музея есть

Такой букинистический

                магазин…

Где всяческая публика

                толпится у витрин.


Выставка не плохая —

Множество книг.

Я говорю, не хая:

Выставка не плохая,

Множество книг.

Авоською махая, — смотри,

                к стеклу приник,

Авоською махая, твой

                собственный двойник,

Твой собственный двойник!


Там библии,

Там библии,

Их пять,

Их десять штук,

Чтоб люди не погибли

И спаслись от вечных мук.

Их сто, их двести штук…

Спаслись от вечных мук…


Купить?

Он ищет деньги —

Бумажки, серебро.

А может быть, не библию,

                          а вечное перо

Купить ему?

Перо!


…Бумажки, серебро —

Карманное нутро.


Где вечное перо?

…Карманное добро —

Позвякивают деньги.

О, время!

О, суровое!


Позвякивают деньги.


А через площадь Новую

Проходят современники.


Проходят современники.


Из магазина вышли какие-то

                              священники,

Идут они к Дзержинской,

Чтоб сесть

В метро.



* * *

На Доме Преподавателя,

Порою в тумане,

Как на соборе Парижской

                     Богоматери,

Гнездятся химеры.


Но не химеры от химии

Или от математики,

А и к другой проблематике

Не оставшиеся глухими.


И в Доме Преподавателя,

В глубоком продмаге

Я встретил читателя

За прилавком.


Я даже как звать его

Запомнил: Володя

В Доме Преподавателя

В белом халате.


Он сказал: — Вы похожи

На симпатичного мне поэта,

Хотя и постарше

Его портрета!


Да, впрямь я постарше

Читателя, и мечтателя,

И моего почитателя,

И Дома Преподавателя,


Дома Преподавателя,

Который в тумане

Похож на собор Парижской

                   Богоматери

В старинном романе!



* * *

Немало дней

Прошло и миновало,

Всё холодней

О том, что волновало,

Мы говорим,

Но всё-таки сначала

Не повторим

Того, что отзвучало.


И без речей,

Хоть в них души не чаем,

Всё горячей

Мы дело воплощаем.

Всё, что свелось

К нулю уже и скрылось,

А вот сбылось,

Хотя и позабылось!


Публикация Ларисы Валентиновны Суховой





Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru