НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Бабочка-дневник

Анатолий Курчаткин. Открытый дневник. М.: ArsisBooks, 2020.

Иногда, даже часто у писателей бывают удачи в непривычных для них жанрах. Драматург вдруг пишет роман, поэт по срочному велению сердца обращается к прозе, политолог выпускает сказки, и так далее. Жанр же эссеистики (хотя автор и утверждает, что хорошая в нашей стране не очень водится — поспорим, увольте, а как же Розанов, Шкловский хотя бы?) и, шире, нон-фикшн уже давно едва ли не интереснее у нас традиционной прозы. Так что у этой, собранной из записей в Фейсбуке 2015–2018 годов книги уже два успешных основания — они и сыграли.

О чем пишут в Фейсбуке даже писатели? О самом и самом разном. Тут камертоном — начало. Довольно самоироничное предисловие о том, как автор всю жизнь мечтал вести дневник, да все как-то не складывалось, потом завел симпатичный ЖЖ, а вот с Фейсбуком поначалу не задалось, тот грозно снес страничку за долгое ее неиспользование. Затем действительно красиво — «та мелочевка, что прежде, протекая через сознание, просто высеивалась из него неизвестно куда, в пустоту и забвение, стала оседать в сетях Фейсбука и Живого журнала (так у автора, видимо, из большей симпатии к ЖЖ, чем к ФБ, о чем он пишет и с чем мы полностью согласны. — А.Ч.), как летние бабочки оказываются в сачке неизвестного натуралиста». Действительно так, спасти от забвения же. Вот и — сильно дальше и по другому поводу — Курчаткин говорит, что просил пожилых своих родственников рассказывать о своей жизни письменно, чтобы осталось их детям и внукам, не ушло безвестно. А вот первые страницы собственно заметок могут и напугать, высоко поднимая планку: речь о жизни, о Боге, о слове.

Но потом — все во всех Фейсбуках. Ностальгично и полемично, горько и весело, метафоры и целые рассказы, парадоксы и приколы, о литературе и 90-х, наблюдения и байки, о родном Свердловске и Москве, о нынешнем новом и вещах прошлого времени.

Тут все любопытно, все бы привести и процитировать, да размер не позволяет — рецензия, как и пост, имеет свой ограниченный объем. Однако вот о 90-х не только интересно, но и значимо, мне кажется. Потому что Курчаткин занимает позицию — вне лагерей, как бы против всех. Автору «Открытого дневника» (интересное, чуть оксюморонное сочетание, кстати) не нравятся советские годы. Но не нравится и нынешнее время, ведь в нем сохранилось, ожило столько самого плохого советского. Вот на примере новых дачников, скупивших старые участки, огородившихся заборами, выживающих старых, живущих, как сказали бы социологи, атомарно: «Любопытная вещь: среди этих новых дачников нет ни одного реального предпринимателя. Все в той или иной степени питаются от бюджета, и директор заводика — тоже, по сути. Это все люди того же советского уклада и правил жизни, лишь получившие доступ к новым возможностям. И проявившие в условиях этих новых возможностей свою истинную человеческую сущность».

Да, конечно, писателя волнует изначальная природа человеческая. Но тут и важная тема. Анатолий Курчаткин часто пишет об альтернативных возможностях развития общества, истории, всей жизни вообще. Будто — помните такой жанр? — сочиняет альтернативную историю, только без попаданцев. Попаданцы тут, скорее, все мы — не попавшие с продвинутыми технологиями будущего в какое-то древнее темное время, а потомки людей того темного времени, кто надеялся жить в светлом будущем, а оказался — опять же во тьме сгустившейся. Вот только несколько таких обсуждаемых «альтернативностей». В мире без войн чествовали бы не победителей вроде Сталина, а изобретателей, создателей, вообще совсем других людей. Что, если человек — не венец творения, а лишь один из его фрагментов? Какой была бы цивилизация без изобретения такого виртуального явления, как деньги (дважды виртуального в наши дни со всем его эквайрингом, то есть онлайн-платежами)? А если вещи станут опять делать не краткосрочными, как мотыльки-однодневки, а передающимися из поколения в поколение? Что, если судить о мире, исходя не из собственного индивидуального опыта, а из суммы многих опытов¹ ?

Все это действительно какая-то альтернатива, которая невозможна, конечно и увы, но о которой очень стоит если не говорить, то иногда хотя бы помнить. Автор вообще помнит, не хочет забывать, предавать забвению, хочет — научиться свободно плавать в водах Леты. Об этом, для этого и мемуар о родителях, просто эссе о них (не назвать постом уже) и целая повесть «Реквием», до слез буквально повествование о смерти родителей. Как сказано о дальней родственнице автобиографического героя и ее — то есть их, семейном, родовом — сундуке: «Она говорила о сундуке как о живом существе, сундук был единственным, что связывало ее с прошлой, невоз­вратной, сломавшейся жизнью, с ушедшими навсегда, канувшими в небытие и хранимыми лишь в памяти родными людьми из той прошлой жизни, и ей хотелось продлить ту жизнь, продлить память о ней, должно быть, совершенно неосознанно, ей мнилось, что, передав сундук дальше по родству, она как бы сохранит и собственную жизнь».

Но, конечно, не все в книге так мрачно. Вот байка об американце, которому, не очень зная язык, герой объясняет феномен летнего отключения горячей воды. Или Аксенов и гаишники. Да много чего еще. Вообще же, эта книга — как зайти в гости к немолодому, очень интеллигентному человеку. Тот обязательно предложит чай или даже домашнюю наливку, настоянную на историях и годах.

Александр Чанцев

1  Справедливости ради отметим, что идея не нова, от consensus gentium (согласие всех народов) Цицерона до христианского, коммунистического и даже демократического акцента на преобладании воли коллективной над индивидуальной. Лучше всего этот императив, мне кажется, сформулировал Гегель: «В этой категории всеобщего согласия заключается существенное и не ускользающее от самого необразованного человеческого здравого смысла усмотрение того, что сознание единичного человека есть вместе с тем некое особенное, случайное. <…> Лишь согласие всех относительно некоторого содержания может быть основанием почтенного убеждения, что это содержание принадлежит природе самого сознания». (Гегель Г.В.Ф. Логика / Пер. с нем. Н. Дебольского. М.: АСТ, 2020. С. 147.) Но все равно никто ее, эту благую идею, до сих пор воплотить не удосужился. Впрочем, как мы помним на примере того же коммунизма, утопические указатели очень часто ведут прямой дорогой в ад.