|
СЮЖЕТ СУДЬБЫ
Об авторе | Светлана Шнитман-МакМиллин родилась в Ленинграде в 1950 году, но детство провела в Мариуполе, Горках (Беларусь) и Мурманске. Окончила Ленинградский университет, потом работала два года в Эрмитаже. В 1977 году уехала в Швейцарию. Окончила Базельский университет, защитила докторскую диссертацию в Лозаннском университете. Работала в Лозаннском и Цюрихском университетах. В 1994 году переехала в Лондон. Доцент Высшей школы славяноведения и Восточной Европы Лондонского университета. Автор монографии «Венедикт Ерофеев “Москва — Петушки”, или “The rest is silence”» и статей о русской литературе. Работает над монографией о Георгии Владимове.
Светлана Шнитман-МакМиллин
«Вы проявили нелояльность»
О работе Георгия Владимова в журнале «Грани»
и конфликте с НТС
В январе 1984 года Георгий Николаевич Владимов вступил на пост редактора журнала «Грани». Журнал выходил в Германии в издательстве «Посев», принадлежавшем Народно-трудовому союзу российских солидаристов (НТС). Через два с половиной года, выпустив десять прекрасных номеров, Владимов был уволен, что привело к крупнейшему скандалу в русской эмиграции тех лет.
В рамках журнальной публикации я изложу лишь те факты из истории НТС, без которых отдельные комментарии Владимова и фон конфликта могут быть непонятны.
НТС возник в 1930 году в Белграде как националистическое объединение эмигрантских групп русской молодежи за рубежом. Целью организации была активная борьба с советским режимом, вплоть до его низвержения. К концу 1930-х центр движения переместился в Берлин1 . Солидаристы сочувствовали правым фашистским диктатурам Муссолини, Франко и особенно Салазара и мечтали построить в «свободной России» корпоративное капиталистическое государство сходного типа2 . Во время войны многие служили на оккупированных немцами территориях в качестве переводчиков, администраторов и технического персонала, вербуя население в свою организацию. Некоторые члены НТС воевали в армии Власова3 . Вторая мировая окончилась крахом для Германии, и временная ассоциация солидаристов с Гитлером, идеологическая, военная и политическая, себя не оправдала. Но организация возродилась в 1945 году в лагере для перемещенных лиц Менхегоф в американской зоне оккупации.
После войны международная обстановка менялась стремительно: Советский Союз из союзника быстро становился врагом, владеющим атомным оружием, Европу поделил железный занавес, коммунисты пришли к власти в Китае, и шла война в Корее. ЦРУ срочно были нужны люди, знающие не только русский язык, но и ментальность населения и механику советской пропаганды. Они присматривались к эмигрантским организациям, и выбор был невелик. Политическая цель НТС — свержение сталинского режима — вполне устраивала ЦРУ. Солидаристы — советологи-самоучки — давно изучали советскую реальность и имели, хотя и ограниченный, опыт общения с советским населением. В новой поствоенной реальности НТС тщательно поработал над собственным имиджем. По словам члена НТС Б.В. Прянишникова, солидаристы сознавали сложность своей ситуации: «На Западе… о нас плохая пресса. Запад, по крайней мере сейчас, смотрит на нас как на гитлеровских коллаборантов»4 . Основных проблем было две: антисемитизм и националистический корпоратизм. В 1946 году планы НТС о судьбе евреев в «свободном русском государстве» предполагали две возможности: евреи должны будут жить в специально отведенной им зоне или покинуть пределы России без сохранения имущества. Но позднее Р.Н. Редлих, член Исполнительного бюро НТС, убедил соратников, что «русский вопрос» находится, как он сформулировал, в «руках международного еврейства», и надежда на американские деньги при антисемитской программе нереальна. Прагматичный НТС радикально убрал антисемитизм из официальной программы и дискурса партии5 . Солидаристы также полностью изменили свою политическую платформу, расставшись с дискредитированной идеей корпоративного государства фашистского типа. Была густо добавлена демократическая риторика, убран излишний национализм, так что — какой бы скепсис ни звучал в их внутренних кругах и разговорах — программа НТС urbi et orbi обрела умеренно-либеральное звучание, приемлемое для будущих спонсоров. НТС активно старался найти общее поле деятельности с ЦРУ6 .
В 1951 году между ЦРУ и НТС был заключен договор «Petya-8», включавший основание свободного радиовещания, пропаганду среди советских войск, находившихся в Восточной Германии, и подготовку агентов для внедрения и подрывной работы в СССР, хотя попытки такой практики после нескольких провалов и ответных ударов МВД/КГБ были прекращены. Прокси-война приобрела сугубо идеологический характер. Важной частью программы была «молекулярная теория» Владимира Поремского7 . Основная идея состояла в распознании среди советского населения недовольных граждан, количество которых, как уверял НТС, исчислялось в миллионах. Их следовало организовать в «молекулы» — ячейки сопротивления, независимые и не известные друг другу, но каким-то образом связанные с центром и готовые по его сигналу поднять восстание. Ничего оригинального в этой идее не было: источник ее — сеть клеточек-ячеек-молекул — можно проследить еще в страшной нечаевской истории, ставшей основой «Бесов» Достоевского, хотя связь внутри «молекулы» Поремского должна была сохраняться не на крови, а на идейной основе. Каким образом «молекулы» в доинтернетовский период могли бы получить одновременный сигнал к восстанию и объединиться, откуда взялось бы оружие для борьбы с режимом и кто руководил бы ими — вероятно, навсегда останется покрытым мраком неизвестности. Конечно, американцы были не столь наивны, чтобы верить в «восстание молекул», но ЦРУ правомерно считало, что эта игра будет отнимать ресурсы КГБ. Таким образом, к моменту приземления Владимова во Франкфурте своеобразный status quo выглядел следующим образом: НТС активно создавал и раздувал миф о своем политическом могуществе и «молекулах»; ЦРУ, успешно ведя подрывную, идеологическую прокси-войну, субсидировало этот миф, отвлекая и распыляя ресурсы противника; КГБ храбро сражался с этим мифом, не забывая использовать его для посадки диссидентов. Хотя можно не сомневаться, что изобретательная организация нашла бы и другие причины для того, чтобы репрессировать недовольных. Все были при деле, при деньгах, а кому полагалось — и при звездочках на погонах.
В 1946 году НТС проявил незаурядную деловую смекалку, создав в Менхегофе успешное издательство «Посев», а также общественно-политическую газету (позднее журнал) «Посев» и литературно-исторический журнал «Грани». По замыслу его создателя Евгения Островского-Романова8, «Грани» должны были стать ведущим литературным органом нового поколения писателей и публицистов — и тех, кто мечтал вернуться в Россию без коммунистов, и тех в СССР, кто не мог найти свое место на страницах официальной советской печати. Журнал широко публиковал писателей и поэтов первой волны эмиграции. Позднее с середины 1950-х годов и до конца 1980-х в нем были впервые напечатаны такие важные произведения, как «Собачье сердце» Булгакова, «Четвертая проза» Мандельштама, «Котлован» Платонова, «Крохотки» Солженицына, «Реквием» Ахматовой, стихи из «Доктора Живаго» Пастернака, «Все течет» Гроссмана, «Фотограф Жора» Окуджавы, а также стихи Коржавина, Бродского, Горбаневской — длинный и впечатляющий список имен легко продолжить. В 1975 году в «Гранях» вышел «Верный Руслан» Владимова, в 1981-м была опубликована пьеса «Шестой солдат», а в 1982-м — рассказ «Не обращайте вниманья, маэстро».
Позднее Владимов писал: «Я полагаю, единственная и бесспорная заслуга НТС, да и того же Е.Р. Романова, что в труднейших условиях они основали издательство и журналы, печатали наш художественный и публицистический Самиздат, многих из нас — и самых разных — в пору “похолодания” поддержали, не дали нам заглохнуть. Никогда не забывая об этом, я и пытался сделать „Грани” — и надеюсь, 10 выпущенных мною номеров доказывают мои усилия — центром, объединяющим российских авторов по цензу таланта и мысли, всех, имеющих что сказать, независимо от партийных влечений и установок»9 .
Романов утверждает, что, еще живя в Москве, Владимов согласился рекомендовать новых авторов редакции «Граней», писал отзывы и благосклонно отнесся к предварительным разговорам о возможном руководстве журналом: «…в смысле взглядов, подхода к литературе, к литературному журналу за рубежом и его роли в стране, — в этом смысле была очень большая близость. Я эту переписку читал, и открытую, и закрытую — это ведь целое досье, все-таки почти 13 лет! И Владимов был готов к предложению перенять редакторство, потому что были намеки и в письмах, и устные»10 .
С 1977 по 1983 год Георгий Николаевич был главой московской группы «Международной амнистии». Повторяющиеся обыски не только у него, но и у его тещи Елены Юльевны Домбровской, допросы, порча машины и отключение телефона, уличные нападения на его жену Наталию Евгеньевну Кузнецову и, главное, серьезная угроза ее ареста привели к решению, которое далось ему очень тяжело. В 1983 году Владимовы вместе с Еленой Юльевной выехали в Германию, официально — для чтения Георгием Николаевичем лекций по русской литературе в Кельнском университете. Через месяц он был лишен советского гражданства.
Когда по приезде во Франкфурт Владимову было официально предложено стать главным редактором «Граней», он колебался очень недолго и приступил к работе с начала 1984 года. Журнал выходил каждый квартал, и Владимов редактировал номера 131–140-й в период с января 1984 по июнь 1986 года. «Грани», наряду с «Континентом», быстро превратились в ведущий литературный голос эмиграции, лучший вариант толстого журнала. Достаточно упомянуть лишь нескольких авторов, публиковавших в «Гранях» литературные, публицистические и критические произведения и статьи: Василий Аксенов, Фридрих Горенштейн, Виктор Некрасов, Феликс Кандель, Сергей Довлатов, Илья Серман, Раиса Орлова и Лев Копелев, Петр Вайль и Александр Генис, Борис Парамонов и многие другие. Каждый номер становился событием литературной жизни и за рубежом, и среди интеллигенции в советских больших городах. И хотя циркуляция журнала в СССР была очень ограниченной, значение «Граней» для тех, кто получал возможность прочтения журнала, недооценить невозможно.
Что же произошло и почему столь успешный редактор был уволен? Я приведу историю конфликта с НТС в рассказе самого Георгия Николаевича Владимова11 , выдержках из корреспонденции, которую я нашла в архиве12 и цитатах из существующих публикаций.Начало рассказа восходит к концу 1974 — началу 1975 годов: «Когда мое разрешение на публикацию “Верного Руслана” было “Посевом” получено, ко мне явился курьер от издательства, первый из многочисленных, побывавших в нашем доме. Курьерами были молодые люди 22–23-х лет, изучавшие или знавшие русский язык. НТС оплачивало им половину стоимости путевки в Россию, что очень привлекало студентов. Приезжали курьеры не только из Германии, но и Голландии, Дании и других стран. Им поручалось доставить письмо или книгу, получить ответное послание и иногда вывезти рукопись. Их также обучали, как найти адрес, не расспрашивая прохожих, чтобы “не засветиться”. Переписка была открытая, закрытая, под псевдонимом. На тот случай, чтобы, если курьер попадется, он мог отбрехаться, мол, подошли в аэропорту, попросили передать, бросить в ящик.
И когда из-под пресса КГБ — с непрестанной слежкой, подслушками и глушилками, обысками и допросами — видишь сами лица их курьеров, молодых идеалистов из Англии, Дании, Италии, Нидерландов, прекрасные лица СВОБОДНОРОЖДЕННЫХ, — таким и представляется лицо этой партии, единственного политического объединения в российском Зарубежье13 .
И НТС представлялась нам как глубоко законспирированная и очень симпатичная организация. Эти курьеры (по счету НТС они послали ко мне в Москву 29 курьеров) ее как бы олицетворяли, и мы видели перед собой прекрасных молодых людей, интеллигентных, очень тепло настроенных к России, к Москве, к правозащитникам. Создавалось впечатление, что маленькая, очень спаянная и связанная родственным духом организация противостоит могучему КГБ, которое никак не может с ней справиться. Сколько он ее ни треплет, сколько ни разоблачает, а она существует, и подобраться к ней органы никак не могут. Ни внедрить свою агентуру, ни разложить изнутри, ни уничтожить. Это ложное впечатление владело всеми, кто был с ними связан, хотел у них печататься».
В интервью журналу «Форум» Владимов дает очень живую картину своего тогдашнего состояния и отношения к «Посеву» и НТС: «Вам нетрудно себе представить, что значит там, в Большой зоне, письмо из-за границы. С диковинными марками, в длинном таком конверте, каких в СССР, по причинам исторического материализма, не делают. Письмо оттуда, куда вы полвека не можете выехать, потому как — “невыездной”. Или звонок телефонный — сквозь шорох прослушки и после вчерашнего обыска: “Ваша книжка вышла в Италии…” Это ведь такая отдушина! Или приезжает курьер с этой книжкой, с Тамиздатом. Вы его усаживаете за стол, не знаете, как ублажить, не отпускаете без подарка — в России же не бывает иначе! — он вам подарил маленький праздник: общение с большим недоступным миром…
Было бы ложью, что мы совсем ничего не видим из Большой зоны. Коробят эти высокие словеса, революционные призывы из безопасного далека, но — пропустишь мимо уха: ну, не стилисты, и нетерпение их гложет, зато — делают дело. И мы верим нашим товарищам, которые эмигрировали: читаю, к примеру, Коржавина — какие прекрасные люди в “Посеве”! Оно, правда, странно немного — читать похвалы “посевцам” в одноименном журнале, но пишут же не сами, пишет Коржавин, которого я с 1956 года знаю. Да вот и Максимов, и Галич сотрудничают с НТС, выступают на “посевовских” конференциях. В другое ухо гудит нам родная пропаганда, что НТС — идейный и злейший враг, от которого нас спасают только славные “органы” — вот те самые, что вчера перелопатили вашу квартиру. Наконец, мы вообще абстрагируемся от партии, которая что-то там обещает, бездну всяких благ и свобод, реально — мы видим издательство, где мы многие нашли пристанище. Мы разделяем эти понятия — НТС и “Посев”»14 .
«Какие-то трезвые голоса, нужно сказать, раздавались. Рой Медведев, наш хороший знакомый, был настроен против НТС и говорил, что они незаконно используют его имя. Но у него был в Англии брат Жорес, который ему мог давать советы и информировать. А мы, отгороженные железным занавесом, проверить ничего не могли. Тем более что доносятся и положительные отзывы. Владимир Максимов с ними сотрудничал, дружил с руководителями НТС, печатался там. Наум Коржавин восторженно говорил, какие в “Посеве” замечательные люди. И мы верили, что наши друзья на месте и разобрались».
Прилетев во Франкфурт, Владимовы были сразу встречены представителями НТС. Позднее Георгий Николаевич писал: «…едва приземлившись, я попал в их круг, такой плотный, что Анатолий Гладилин, примчавшийся из Парижа для первого интервью, сорок минут не мог ко мне пробиться. Позднее он заметил: “Они окружили тебя тогда, как ксендзы — Козлевича”… Но измученный предотъездными неделями, нескончаемым расставанием, зверским таможенным досмотром, которым заботливая родина дает нам напоследок доброго материнского пинка, я был тронут встречей. Дружеский ужин у председателя НТС А.Н. Артемова15 , свои переводчики, свои поводыри на первых шагах в неведомом мире»16 .
Оглядываясь назад и рассказывая мне позднее об этих первых неделях, Георгий Николаевич видел ситуацию в иных тонах: «Поселили они нас очень хитро, сняв для нас маленький, одноэтажный бунгало на окраине города. Это выглядело, как дорожный мотель, рядом было несколько таких же бунгало. Никто там не появлялся, мы были законспирированы совершенно. Даже от работников “Посева” нас предохраняли. Наборщица хотела ко мне пробиться, но не смогла узнать адрес или телефон. Сняли нам две комнатки, в одной Елену Юльевну поселили, в другой меня и Наталию. Мы там жили почти что месяц. Они держали нас крепко, изолируя от возможных контактов.
В общем, у НТС была задача такая: держать и “не пущать”. Хотя у меня записные книжки украли, я держал несколько телефонов в памяти. Я ездил в Кельн, лекции читал, встречался и подолгу разговаривал с Копелевым. Письма мне, конечно, не могли не доставлять. Но, в целом, у НТС была установка, чтобы лишних людей не было, “не беспокоить”. Время от времени приезжал Жданов17 на машине и вез меня в здание “Посева” встречаться с каким-нибудь корреспондентом. Немецких корреспондентов я не знал совершенно, почему эти корреспонденты, а не те, мне тоже было неизвестно. Вероятно, допускали только тех, кто был дружественен к НТС, потому что были корреспонденты, которые их на дух не переносили».
На следующий день после приезда в Эшборн приехали Артемов и Романов: «На другое же утро — первое утро на чужбине — они предложили мне журнал: “Это наша мечта, чтобы Вы приняли и повели «Грани»”»18 . Позднее в «Необходимом объяснении» Владимов писал о том, что ему были поставлены условия: «С нашей стороны — три условия, точнее — пожелания. Чтоб не было фобий: русофобии, юдофобии… Второе — чтоб “Грани” не стали ареной счетов и эмигрантских склок. Ну, и чтоб не было критики НТС. Собственно, первые два — никакие не условия, они — из кодекса интеллигента, третье же было — на редкость привлекательно, я не хотел даже упоминания НТС — помня, чем это грозит авторам в СССР»19 .
Романов вспоминает об этом совершенно иначе: «Да, три условия были, но не совсем те. У меня есть запись нашей беседы, и по ней хорошо видно, о каких пунктах идет речь. Первое. Журнал — для России, для русских авторов и русских читателей прежде всего, то есть для авторов и читателей в Советском Союзе. Второе. Журнал по своей направленности должен оставаться в рамках российской национальной традиции, то есть в том духе, в каком он всегда и развивался, без крена в проблемы Запада, Восточной Европы и т.д. Третье. Мы не вмешиваемся ни в какие эмигрантские склоки, споры и т.п. Никакого разговора о том, чтобы не атаковать НТС, вообще не было — о чем тут было говорить? Смешно: человек перенимает редакторство нашим журналом, готовится работать с нами бок о бок, в тесном контакте, — так надо еще ставить такое условие?! Такая мысль и в голову никому не могла прийти, как же мог быть такой пункт? Также никакого пункта о русофобии и юдофобии не было, это он тоже выдумал»20 .
На той же встрече Георгий Николаевич решительно сказал, что он не намерен вступать в НТС, так как позиция писателя должна быть «над-партийной». Артемов казался разочарованным, но Романов сразу согласился с Владимовым и одобрил его решение.
«В течение первой недели я получил от радиостанции “Свобода” в Мюнхене предложение работы редактором отдела культуры. Условия были неравные: заработки на “Свободе” в два раза выше, полтора месяца отпуска, лечение, в котором я нуждался после инфарктов, бесплатные занятия английским языком и американское гражданство через 5 лет. Очень соблазнительно для “отщепенца”, эмигранта, изгнанника, и я впоследствии очень жалел, что туда не пошел. Дело было еще и в том, что, никогда ранее не занимаясь радиожурналистикой, я не представлял себе этого жанра. Я никогда не выступал перед микрофоном, все это было для меня внове. А журнал — вещь для меня знакомая. Я работал три года в “Новом мире” при Симонове, а потом Твардовском среди интеллектуальных, образованных профессионалов самого высокого класса, какой была тогда команда “Нового мира”. Это был мой главный литературный институт.
Я позвонил Леве Копелеву посоветоваться, и он склонял меня принять предложение от радио “Свобода”: большая русская колония, много интересных людей, можно найти себе в отделе культуры достойное применение. А НТС — партия, которая, в конце концов, свое слово скажет и натуру проявит, как и всякая партия. Это был серьезный аргумент, и я об этом и сам думал».
«Легко ли редактировать партийный журнал? С другой стороны, разве у Твардовского он был свой? И партия нависала над редакторским столом, и собственный партбилет — слева, где сердце, — удерживал от слишком резких телодвижений, но как много он смог, успел. Ну, наконец, и партия все-таки совсем другая, совсем противоположная. И хотя известен закон, что любая оппозиция зеркально копирует своего противника, однако и законы имеют же исключения»21 .
Твардовский, по свидетельству самого Георгия Николаевича, вплоть до самых последних лет жизни, когда «…вера его начала как-то тускнеть», был искренним и глубоко убежденным коммунистом. Поэтому никакого нравственного или интеллектуального конфликта в том, что он принял и повел в СССР журнал «Новый мир», для Твардовского не было. Положение и ситуация с НТС в этом смысле была совершенно иной. Но Владимов не вникал в партийную идеологию НТС, так как, по его словам, ему было обещано, что он может редактировать независимый, «надпартийный» журнал, — и соблазн был огромным. В письме Жоресу Медведеву от 5 августа 1983 года Владимов подчеркивал: «Я лелею мечту основать свой журнал — разумеется, толстый, литературный и немного политический, в духе либерально-демократической традиции Твардовского». И вот, как ему казалось, появилась реальная возможность осуществления ранее несбыточной мечты. Человек чрезвычайно активный в общественной жизни, Владимов хотел быть не только автором прозы: «Я всегда мечтал иметь “свой” журнал, которым я мог бы воздействовать на литературный процесс. Передо мной стоял привлекавший меня пример Максимова, хотя в “Гранях” мне таких условий обеспечить не могли. Мне предложили зарплату три или три с половиной тысячи марок, но я согласился. Одновременно велись переговоры с американцами о получении гранта. Я этот грант просил не для себя: “Грани” авторам платили жалкие 3 марки за страницу. А “Континент” — 30 марок во французском эквиваленте, в десять раз больше. Поэтому Максимов был грозным конкурентом, оттягивая себе лучших авторов. И я сказал, что для того, чтобы вести качественный журнал, мне нужен гонорарный фонд.
Приехали какие-то американские представители, и официально “от имени американского правительства” предложили мне вести “Грани”. Деньги — гонорарный грант — поступят из частного пенсильванского фонда, а у меня, как редактора, будут такие же финансовые условия, как были бы на “Свободе”.
С этим я приступил к работе, и “мой” первый номер “Граней” (131-й) вышел в феврале 1984 года. Поначалу отношения были эйфорического плана. Я очень нуждался в новых друзьях. Не зная немецкого языка, я вынужден был пользоваться их переводческими услугами. Они меня очень опекали».
О том, что изначальные отношения были очень хорошими, говорит тот факт, что в первое лето Владимовы провели отпуск вместе с Романовым в Голландии22 . Однако такая идиллия продолжалась недолго.
«Но, как и предрекал Копелев, “природа партии” начала проявляться довольно быстро. Мне настоятельно рекомендовали взять в качестве ответственного секретаря редакции жену председателя НТС, А.Н. Артемову: при ней будет “полный порядок”, на нее можно полностью положиться, она — давнишний работник “Посева”, редактор, корректор.
Вскоре выяснилось, что эта дама была ко мне приставлена, как комиссар Фурманов при Чапаеве. Она сразу стала своевольничать и нажимать: это — “мы печатаем”, а это — “мы не печатаем”. Она отвечала за переписку, и писала авторам совершенно дурацкие и глупые письма, вызывая их насмешки. Так что у нас сложилась полуконфликтная ситуация, и я ей напомнил, что журнал — это не коллективное руководство и должен быть один редактор, а не два. Сотрудницей она оказалась совершенно негодной, так что Наташе приходилось и читать, и отвечать авторам. И она тоже, конечно, была этим недовольна: “Почему я должна за нее работать?” В конце концов, я попросил Романова, нового председателя НТС, чтобы Артемову убрали из журнала. И он тогда сам предложил, чтобы Наташа официально заняла ее место.
Артемова же была в партии очень влиятельная дама-патронесса. И я ощутил при ее отставке глухое противодействие. Это был первый удар по клану, который был потревожен, обижен и снести мое своевольство без последствий не мог. Мне скоро стало ясно, что мне будут вставлять палки в колеса. Я попробовал с ними объясниться напрямую, чтобы было ясно, кто есть кто, и чтобы они меня с журналом оставили в покое.
Но пока я продолжал работать, но приглядываться к этим людям уже другими глазами, и у меня стали появляться вопросы о том, что, собственно, представляет собой НТС.
Мне показались странными их широковещательные заявления о “десяточках-пятерочках” в СССР. Причем громко объявляется, что они там ведут работу, распространяют литературу, тамошние члены друг о друге не знают, но все подчиняются зарубежному центру во Франкфурте. Что существует “молекулярная теория” Поремского, по которой все слои советского общества пронизаны этими ячейками-молекулами. Даже в высших эшелонах власти есть “свои люди”. Даже есть целый город (!!!), который готов к восстанию, распропагандирован и по сигналу из Франкфурта выступит с вооруженным мятежом.
Все это мы уже “проходили” в русской литературе: контора “Рога и копыта”, “Союз меча и орала”.
Я начал задавать им, и не только им, неудобные вопросы. Например, не странно ли, что люди “молекул” друг о друге ничего не знают, но все вместе готовы к организованному восстанию? Как-то нет в этом логики. И зачем же так громко вещать об этих “глубоко законспирированных” пятерочках, которые подвергаются жестокому преследованию в случае раскрытия? Ведь такая трескотня — бальзам на уши КГБ».
Нужно сказать, что вплоть до последнего десятилетия подрывная идеологическая прокси-война, которая велась бы не прямыми военными действиями и не шпионажем, была за гранью наших представлений. Владимов, выехав из СССР, не понял и не мог понять, что в случае НТС речь идет о такой прокси-войне, в которой мифология важнее реальности. Задавая совершенно оправданные вопросы, он втыкал иголки в раздутый мыльный пузырь, притом что ни одна из сторон не хотела, чтобы этот пузырь лопнул:
«Мое любопытство пришлось им очень не по душе. Они не ожидали такой неожиданной самостоятельности и независимости. В их планах было приобрести под свое крыло, заполучить известного писателя, правозащитника. Обеспечить его и дать работу, ожидая, что он покорно вольется в их здоровый коллектив и станет членом НТС. Мечта была несбыточная, и расчет был без хозяина. Но Романов был человек ловкий и хитрый, и понимал, что нужно прилаживаться и терпеть. Важно иметь хороший журнал с известным и авторитетным редактором. И не выносить сор из избы. Важно, чтобы эмиграция ничего не знала о конфликтах и разногласиях. Но я разговаривал с друзьями, рассказывал им, в какой среде оказался, и потом слушал упреки от членов НТС в “неколлегиальности”: “Не нужно было про это рассказывать…”. Не скажу, чтобы вначале вмешивались в то, что печатал. Но когда я захотел изменить обложку — она была цвета лягушки в обмороке — на голубую новомировскую, это вызвало большое недовольство: “Зеленый — цвет надежды!”23 .
Они скучные, серые люди. Я занимался журналом, а им хотелось вовлечь меня в свои мероприятия. Я два раза выступил у них в клубе, сделал доклады о цензуре, о Твардовском. Единственный, с кем можно было говорить, — был Романов, человек дошлый, хитрый, очень умный, с большим жизненным опытом. Приходившая к нам от них молодежь — курьеры оставляли светлое впечатление, и трудно было поверить, что разговоры об их добровольной коллаборации во время войны — это не очередная утка КГБ.
Постепенно обстановка стала ухудшаться, хотя журнал выходил и стал ведущим в эмиграции. Стали приходить письма от каких-то членов НТС, что журнал я веду неправильно. Один раз пришла анонимка (по почерку мне кажется, что ее писала Артемова) с упреком, что я допускаю много ненормативной лексики в журнале. Они считали Васю Аксенова и Сашу Соколова “фривольными авторами”. А уж Феликс Кандель был просто шоком. Это все была глупость, потому что в “Гранях” ненормативной лексики было меньше, чем в других журналах. Но получение анонимок в западной жизни — с этим я мириться не собирался».
В Бременском архиве я нашла переписку с членом НТС Н.И. Петровым, относящуюся к этой анонимке (ее самой в архиве нет). Она ясно показывает возрастающее раздражение Владимова: «К сожалению, история с анонимкой, подброшенной на мой редакторский стол, не представляется мне столь безобидной, как Вам. Мнение не шибко грамотного читателя о “заборной литературе” в “Гранях”, которое и Вы находите несправедливым, никак не может меня интересовать. Но приобретя черты анонимности (и будучи представленным в предновогодний, своего рода итоговый, день), это мнение приобретает и другой смысл, отчетливо выраженной оппозиции НТС новым “Граням”. Наполучавши анонимок от КГБ, никак не предполагал, что эта нечистая игра продолжится в здании “Посева”».
История с анонимкой после обмена несколькими письмами заглохла, хотя, читая ее, становится ясно, что обострение отношений — вопрос времени.
«Потом начались разговоры, что раньше это был “русский журнал”, а теперь “русскоязычный”. И письма такие приходили. Слишком много еврейских фамилий среди авторов. Раньше журнал был “истинно русский”, а теперь стал просто “эмигрантский” и “интеллектуальный”. Я хорошо знаю, что за такими упреками в “русскоязычности” кроется».
Я нашла в архиве рукописное письмо от 14 ноября 1985 года, о котором Владимов писал в этой связи в «Необходимом объяснении»24 :
«Вена, 14.11.85
Г-ну Владимову,
главному редактору журнала «Грани»,
6230, Frankfurt a. M. 80
Уважаемый господин редактор,
Сообщаю Вам, что я прекращаю подписку на Ваш русскоязычный листок и не желаю больше видеть его в своем почтовом ящике. Причины того, я думаю, Вам ясны. Объяснять Вам, почему данный листок является плевком в русскую православную душу, я надеюсь, излишне. Вы сами прекрасно это знаете. За номера, присланные мне в этом году будет, разумеется, заплачено.
С уважением
Елена Ванина
Erlachgasse 84/18
A–1100 Wien».
«Но сначала мы как-то терпели ради журнала, ради авторов, которых печатали. Но все катилось к тому, что придется расстаться. Я начал получать письма, излагающие претензии, ну, и конечно, отвечал на них».
Писем, обращенных руководством НТС к Владимову, в архиве очень немного, и они относятся, как правило, к более позднему периоду. Но к началу 1986 года атмосфера была напряженной и продолжала накаляться. Романов и его окружение считали, что журнал теряет «четкое индивидуальное лицо», хотя не совсем ясно, что имеется в виду, и почему Владимову не очертили это «лицо» при поступлении на работу. Однако в тот момент НТС не вмешивался, хотя Романов говорит о «недовольстве» организации и о том, что продолжение такой литературной линии привело бы в будущем к конфликту25. Владимов чувствовал это недовольство. Я приведу отрывок из письма Георгия Николаевича к председателю Исполнительного бюро НТС Ю.Б. Брюно от 3 февраля 1986 года, которое демонстрирует его восприятие отношений с руководством НТС и ясно показывает, что дело идет к разрыву отношений: «Что журнал стал интереснее, приблизился к современности, к нуждам сегодняшней России, вполне может стать первым журналом в русском Зарубежье, я слышу от коллег-писателей, от читателей, эмигрантов и аборигенов, наконец, из Совдепии, не слышу — на Флюршайдевег, 15. …член НТС, В. Филимонов, высказывает мне озабоченность, что у нас перебор с еврейскими фамилиями, и что мы оскорбляем верующих — каким же образом? Тем, что мы печатаем, как их оскорбили в СССР? …Еще один член — и как будто не рядовой, а из руководящих — А.М. Югов26 выражает свое недовольство в формах вполне унитазных: орет благим матом (и буквально — матом) на моего сотрудника Л. Рудкевича, сотрясая междуэтажные перекрытия, что мы ему, Югову, маститому публицисту, предпочитаем “каких-то” Вайля и Гениса; называет он их — “шваль и пенис”…».
Суть расхождений двух сторон понятна: Владимова интересовала литература и литературный процесс, поэтому качество рукописей было его единственным критерием. Для НТС основным был политический аспект литературы и публицистики, даже в ущерб качеству публикуемых произведений. В феврале между Владимовым и Исполнительным бюро НТС состоялась встреча, после которой 9 марта 1986 года Брюно писал (оригинальная орфография и пунктуация сохранены): «Юридически журнал Грани принадлежит издательству Посев. Но само издательство было шаг за шагом, книга за книгой и номер за номером, отстроено за четыре десятилетия членами НТС и в опоре на НТС…
Как в общественном сознании, так и практически, Грани неизбежно останутся “журналом НТС”; но одновременно Грани могут быть и “журналом Владимова” — нести на своем содержании Ваш отпечаток, и одновременно пользоваться результатами работы НТС с авторами издательства Посев в России и распространительной сетью Союза. Но это возможно, да и вообще делать Грани возможно, не в противостоянии и конфликте, а только совместно с НТС и в опоре на него.
Еще раз хочу подчеркнуть, дорогой Георгий Николаевич: журнал под Вашим руководством отвечает ожиданиям руководства НТС. Что же касается Ваших трений с издательством Посев и НТС, снова выражу надежду на то, что устранение недоразумений позволит нам вместе делать общее дело в атмосфере взаимного доверия и доброжелательства».
Но атмосфера не разрядилась, и напряжение только нарастало: «Я им явно пришелся не ко двору, и Наташа, которая тянула журнал и во всем меня поддерживала, тоже вызывала их большое недовольство. Мы были в этом “коллективе” — чужие, так что дело дошло до того, что я перестал ездить в редакцию “Граней”, находившуюся в здании “Посева”. В комнате, принадлежавшей журналу, работала молодая женщина, заведующая редакцией, которой я отдавал все распоряжения по телефону. Мы же с Наташей работали дома в Нидернхаузене. С НТС переписывались, даже по телефону больше не разговаривали. Становилось ясно, что долго такое сотрудничество продолжаться не могло. Тон постепенно менялся.
Их конспирация носит характер бутафорский, и они очень неаккуратно хранят свои документы. Так на стеллажах “Граней” лежали отчеты от курьеров-туристов, которые меня посещали. Конечно, когда к нам в Москве приходил такой молодой человек, мы сажали за стол, угощали, разговаривали. Мой сосед Леонид Седов27 хорошо знал английский и помогал нам. А потом выясняется, что этот турист писал отчет, включая туда сведения, сколько я пил, какие у нас с Наташей отношения, как я отношусь к славе литературной, насколько высоко себя ценю. Однажды Романов забыл в редакции на своем столе бумаги, и Наташа, присевшая на его стул, прочитала отчет Владимира Рыбакова о посещении какой-то французской графини. И там он описывал, какие у нее отношения с мужем, возможно ли, что у нее есть любовники, и главное — можно ли добиться от нее денег в этот “Союз меча и орала” — НТС. Они тоже пытались мне гадости про Наташу говорить: “Она Вас порочит!”. А ей про меня, что ее “не ценю”. Мы сразу эти разговоры пресекли. Тогда они попытались затащить Елену Юльевну в свое болото. Ее приглашали в гости к людям, ей по возрасту подходящим, и там вели осторожные беседы. Но Елена Юльевна была — скала. Тогда Романов стал Наташу обихаживать. Пригласил в ресторан для конфиденциальной беседы, и предложил ей вести журнал, стать главным редактором “Граней”: “А Владимов будет автором. Он же писатель, ему нужно больше времени для своего творчества. А Вы вполне сможете!” Наташа ему ответила: “Я — человек Владимова. Я могу помогать ему, и никому больше”.
Потом стали мне уже прямо объяснять, что я как редактор от них завишу, так как “Грани” — журнал НТС. Я попытался найти status quo и написал, что, если они дадут мне без помех делать журнал, мне их партийные дела безразличны».
«3 июня 1986 г.
Директору издательства “Посев”
Н.Б. Жданову
Уважаемый Николай Борисович,
Благодарю Вас за письмо от 26.5.1986.
Благодарю искренне — оно мне многое приоткрыло. Все не мог я никак в толк взять, как объяснить Ваше требование сдавать журнал целиком — нелепое, непрофессиональное, не способствующее ни качеству журнала, ни его выходу в срок. Теперь понимаю — так удобнее цензору. В самом деле, не бегать же ему (или ей) в типографию за каждым материалом по отдельности…
Привыкши к субсидиям, Вы, по-видимому, вполне равнодушны к увеличению или падению подписки, для меня же это — показатель моей работы. Вам — как издателю — не мешало бы знать: подписчик очень не любит, когда выписываемый им журнал приходит не в срок. Или это хроническое и прогрессирующее опоздание устраивается преднамеренно? Ведь именно таким образом советская цензура сбивала подписку на “Новый мир”…
Знали бы мы тогда, что за обстановочка в этих “Гранях”, не видать бы вам ни одной статьи, ни “Верного Руслана”, ни меня во Франкфурте!
Надеюсь, Вы усвоили, что со мной, как с Тарасовой28 , не будет. Со мной будет вот как: номер я буду привозить лично Вам, полчаса на просмотр в моем присутствии, затем вместе с Вами сдаем номер в типографию под расписку. То же самое — с версткой. И чтоб никаких “швигемуттеров”, “швигефатеров” и прочих посторонних духу не было возле “Граней”!
Вас огорчает “атмосфера отчужденности и даже враждебности”, которой я и Наталия Евгеньевна “отгораживаемся” от издательства, — так поищите у себя, откуда эта атмосфера, из чьего зловонного рта! Не было людей, доверчивее к вам настроенных, чем мы во Франкфуртском аэропорту 26-го мая 83-го года. Думаю, других таких дураков — не будет, мы последние. Сколько же надо было приложить усилий, чтоб наше доверие рассеялось в дым! Вот, оказывается, что и на работу меня оформили неправильно, пользуясь моим незнанием германских налоговых законов, — значит, с самого начала были обман и ложь. И продолжаются они поныне… Я никогда не отказывался от участия в жизни издательства. Но сидеть на издательском совете рядом с мадам Артемовой, оболгавшей мою жену и меня самого, подсылавшей ко мне Филимонова задавать “каверзные” вопросы (на самом деле — клинически идиотские), — увольте…
Впрочем, до НТС мне уже нет дела. Настоятельно прошу только об одном — НЕ МЕШАЙТЕ МНЕ ДЕЛАТЬ ЖУРНАЛ “ГРАНИ”. Я намерен сосредоточиться только на нем и на своей литературной работе. Вот единственный приемлемый для меня компромисс с вами».
«Я отправил это письмо 3 июня, и в тот же день пришло письмо от директора “Посева” Н.Б. Жданова (подходящая фамилия!), что они отказываются от наших услуг. Причины увольнения не объяснялись: “Благодарим Вас за Вашу работу. В дальнейшем от сотрудничества отказываемся…”. И в том же письме было написано, что я “…проявил нелояльность к НТС”, хотя я им никакой лояльности изначала не обещал».
На фирменном бланке издательства «Посев» был написан следующий текст:
«Франкфурт 3.6.1986
Уважаемый Георгий Николаевич!
От имени Издательства благодарю Вас за редактирование журнала “Грани” с № 131 по № 140. В дальнейшем мы отказываемся от сотрудничества с Вами по выпуску журнала и поэтому заканчиваем наши рабочие отношения в этой области с Вами к 30 июня 1986 года.
Связанные с этим решением практические вопросы мы обсудим при встрече, которая должна состояться в июне месяце.
С наилучшими пожеланиями на будущее и с уважением,
Н.Б. Жданов
Директор Издательства
П.С.: Прилагается расчет по гонорарам за Вашу работу по редактированию журнала “Грани” в период 1984–1986 гг.
Н.Б.Ж.» (Бремен)
В тот же день Владимову было отправлено второе письмо на бланке НТС (оригинальная орфография и пунктуация сохранены):
«3.6.1986 г.
Уважаемый Георгий Николаевич!
Последние Ваши и Наталии Евгеньевны письма убедительно доказывают, что дальнейшие наши с Вами деловые отношения бессмысленны, как для НТС, так и для Вас. Остается лишь искренне пожалеть, что Вы сочли возможным занять в отношении НТС столь нелояльную позицию.
Как бы то ни было, поскольку издательство Посев решило выпускать журнал Грани без Вашего сотрудничества, и помятуя о немалом совместно пройденном пути, мы готовы матерьяльно облегчить Вам переходный период, как мы это уже делали в 1983 году. Детали предлагаю обсудить при встрече.
С искренним уважением,
Ю.Б. Брюно
Председатель Исполнительного Бюро Совета НТС»
«Не скажу, чтобы увольнение было для меня полной неожиданностью. Мне позвонил Владимир Рыбаков, автор романа “Тяжесть”, работавший ответственным секретарем журнала “Посев”. Он мне сказал, что готовится увольнение. Я до сих пор не знаю, был этот звонок его личной инициативой или НТС хотел меня припугнуть в последний раз. Я ответил, что это не секрет: “Я вижу, что что-то готовится. Но вы представляете, какой разразится скандал?” “Из-за чего?” — удивился он. Я ответил, что эмиграция такого не потерпит: увольнение редактора успешного журнала! На что он уверенно заявил: “Ни одна эмиграция никогда ни вокруг чего не объединится”».
На сайте Народно-трудового союза российских солидаристов конфликт с Владимовым также освещен29 , в основном, членом НТС Владимиром Рыбаковым, автором романов «Тяжесть», «Тавро», повести «Афганцы» и других произведений. Рыбаков пишет, что идея сделать Владимова главным редактором принадлежала Романову. До этого кадровая политика НТС сводилась к тому, что лучше иметь дело с людьми некомпетентными, но зато проверенными и верными. Но в случае Владимова Романов от этого принципа отошел. Ему очень хотелось, чтобы его детище — журнал «Грани» — был не просто хорошим, но самым лучшим. Рыбаков был изначально против выбора Владимова редактором «Граней», настоятельно советуя Романову отказаться от этой идеи. Когда конфликт обострился, Рыбаков действительно сделал вышеупомянутый звонок по просьбе Романова, который просил его попробовать урезонить Владимова и убедить не идти на разрыв. Рыбаков даже посетил Георгия Николаевича, но встреча оказалась безрезультатной. По словам автора «Тяжести», Владимов ему сказал: «Американцы создали послевоенный НТС30 , они им руководят: а тот, кто платит, заказывает музыку. Мне Максимов все хорошо объяснил, а он на этом деле собаку съел. Если американцы решат отдать “Грани” мне, так и будет». По мнению очень раздраженного этой встречей Рыбакова, Максимов просто хотел устранить журнального конкурента и ввел Георгия Николаевича в заблуждение. Насколько убедителен был в роли посредника не совсем доброжелательный автор «Тяжести», судить теперь невозможно.
В целом, реакцией на увольнение была теплая поддержка Владимова, он получил много личных писем, выражавших глубокое сочувствие. Но это увольнение немедленно стало и фактом общественной жизни: «Когда меня уволили, эмиграция объединилась. После увольнения я написал отрытое письмо “Необходимое объяснение”31 , и за меня вступились 62 человека. Весь цвет эмиграции — там только Солженицына и Синявского не было — правозащитники и писатели Максимов, Аксенов, Гладилин, Копелев, Тарковский, все важнейшие фигуры высказались в мою поддержку. Максимов напечатал в “Континенте”. Когда я ему позвонил, он сразу стал собирать подписи».
Информация и аргументы в «Необходимом объяснении», которые я цитировала выше, излагают историю взаимоотношений, рассказанных мне Георгием Николаевичем. Письмо в поддержку Владимова, под которым подписались крупнейшие писатели и деятели русской культуры, появилось в «Континенте». Основной тезис этого письма сводился к следующему: «По каким правилам или законам писатель, редактор литературного журнала, не принимавший на себя по вступлении на пост никаких партийных обязательств, должен непременно проявлять к вам политическую или человеческую лояльность, да еще в частном порядке? Прекрасный русский писатель, опытный новомировский редактор, многолетний председатель Московской группы “Эмнести” дорого заплатил за свою “нелояльность” к советской системе и руководящей ею партии. К сожалению, и здесь, в свободном мире, он снова вынужден платить за “нелояльность” к антисоветской системе и руководящей ею партии. Но писатель, художник, подлинный гражданин своей страны, по самому своему положению и призванию, не может и не должен проявлять обязательной лояльности к какой-либо партии или системе, иначе он не соответствовал бы своему высокому назначению. В этом для нас были и остаются смысл и цель профессионального и человеческого служения, как у себя на родине, так и в изгнании. И писатель Георгий Владимов всей своей жизнью и деятельностью отвечал и продолжает отвечать такому служению»32 .
Нужно отметить, что были среди эмигрантов те, кто, как Кронид Любарский, отказался подписать письмо в «Континенте», считая, что Владимов совершил огромную ошибку, связавшись с НТС. И должен радоваться своему прозрению и освобождению, а протестовать тут нет причины. На этот довод ответили Петр Вайль и Александр Генис, постоянные авторы «владимовских» «Граней»: «Письмо протеста вызвало, в свою очередь, бурю протестов уже с другой позиции (тут нам и пригодился “Вечерний звон”33 ). Суть ее невежливо выражается в мнении: “Так ему и надо. Продался фашистам, пусть расхлебывает”. А вежливо — в письме К. Любарского: “Ваша вина состоит в том, что Вы согласились стать редактором партийного журнала, и не просто партийного, а принадлежащего партии, которая Вам по духу своему неприемлема… Согласие на «Грани» было грехом против принципов”. Заметим, что все три стороны не сомневаются, что журнал при Владимове стал лучше, чем был»34 .
Они писали о том, что компромисс с НТС, на который изначально пошел Владимов, согласившись редактировать «Грани», — приемлемая цена, если результатом были десять хороших номеров литературного журнала. Раиса Орлова ответила Любарскому, что, когда друг и писатель в беде, нужно поддерживать его, а не разбираться в политике и принципах. Переписка хранится в Бременском архиве.
НТС ответил опубликованием в «Гранях» открытого письма, озаглавленного «Вынужденный ответ». Отрицая все аргументы Владимова, письмо оглашало главную претензию к писателю: «…отсутствие интереса и желания работать с авторами в России. Владимова интересовали только один-два человека из его старых друзей. Так начала раскрываться оброненная осенью 1983 года на лосевской конференции — показавшаяся тогда случайной — фраза Владимова, что он видит журнал “Грани” как “посадочную площадку” для авторов, вынужденных покинуть страну. Другая тенденция — вмешательство в административные и коммерческие вопросы издания журнала, лежащие в компетенции издательства. Потребовалось немало времени, чтобы десятки беспричинных, как нам казалось, конфликтов привели нас к пониманию горькой истины: для нас журнал “Грани” всегда был инструментом служения России, а для Владимова —“посадочной площадкой”»35 .
Риторика о высоком «служении России» НТС и якобы конъюнктурной «посадочной площадке» Владимова, который с огромным риском и преданностью служил интересам своей страны и из-за этого был вынужден уехать в нежеланную эмиграцию, совершенно несостоятельна. Аргумент, что он не воспринимал «Грани» с полной серьезностью и ответственностью, не имеет под собой никакой основы.
На разрыв с НТС наложилась личная трагедия. Елена Юльевна, страшно переживавшая всю эту историю, попала в больницу с обширным инфарктом через две недели после увольнения и умерла 18 июня 1986 года в Висбадене. Она была так важна в семье и так любима обоими, что Наташа и Георгий Николаевич чувствовали себя осиротевшими и очень одинокими без нее.
Скандал и ссора продолжались: «Для НТС это был страшный удар. Всем стало ясно, что эта организация — вовсе не вождь и руководитель русского зарубежья, как она себя старалась представить, и никакого авторитета у нее нет…
И тут, очень поздно, я узнал, что эти жулики меня на работу с самого начала не оформили. Мое жалование называлось “гонорар”, который я получал за редактирование каждого номера, хотя журнал выходил раз в квартал, а деньги я получал каждый месяц. А Наташа, оказывается, была не “ответственный секретарь”, а мой личный секретарь. Так что это я должен был платить ей выходное пособие, когда “Посев” ее уволил. Мы подали в суд, адвоката нам рекомендовал Вадим Белоцерковский».
Тот факт, что у Владимова, совершенно не понимавшего западной жизни, не было с издательством «Посев» настоящего контракта, включающего социальную защиту, и никто не объяснил ему условия его приема на работу, говорит о недобросовестности НТС в денежных отношениях. Через два месяца после увольнения Владимов отправил в издательство письмо, где излагал свои финансовые претензии к НТС. Они включали:
1. Возмещение всех социальных страховок, то есть больничной кассы, пенсионного фонда, страхования на случай потери работы и т.д., которые при отсутствии контракта ему не выплачивались;
2. По немецким законам о расторжении рабочего договора положено предупреждать за шесть месяцев, и в течение этого времени зарплата сохраняется. Владимов требовал, чтобы, несмотря на отсутствие договора, ему выплатили деньги за полгода;
3. Георгий Николаевич считал, что на том же основании издательство должно оплатить Наташе три рабочих месяца и выплатить отпускные;
4. Он полагал, что его гонорары, пока он жил в Москве, или были плохо инвестированы в Швейцарии, или НТС присвоило себе часть процентов, и поэтому требовал возмещения. Общая сумма требуемой компенсации составляла 72 000 немецких марок36 .
Не получив ответа, Владимовы подали в суд. Лев Копелев нашел немецкого адвоката Ульриха (Gerd J. Ulrich), специалиста по «рабочему праву», который согласился вести дело pro bono, то есть бесплатно. Среди бумаг Владимова в архиве я нашла письмо этого адвоката от 11 марта 1988 года. Он извещает Георгия Николаевича, что снимает с себя адвокатские функции в текущем процессе по двум причинам: во-первых, Владимовы не предоставили ему необходимых документов, которые были необходимы для ведения дела. Я предполагаю, что этого не было сделано из-за отсутствия таковых документов. Нанимая Владимова на работу, ему объяснили, что НТС договоров не заключает: «У нас все на доверии»; во-вторых и главное, Ульрих узнал, что, не оговаривая с ним заранее, Владимов пришел в здание суда и попросил свидания с судьей. С помощью переводчика в разговоре с судьей он пробовал объяснить свою ситуацию и склонить судью на свою сторону. По западным понятиям и законам это было серьезнейшим нарушением судебной процедуры, желанием «повлиять на исход процесса». Адвокат расценил это действие как выражение недоверия к себе.
В тот же день Ульрих отправил письмо и Льву Копелеву, объяснив свой отказ от ведения дела. Он писал и Владимову, и Копелеву, что квалифицированная адвокатская поддержка необходима, чтобы была хоть какая-то надежда на благополучный исход очень трудного дела, и рекомендовал немедленно обратиться к другому адвокату. Очевидно, тогда и всплыл адвокат Вадима Белоцерковского. Этот эпизод — ясная иллюстрация того, насколько Георгий Николаевич не понимал западной системы, что делало его совершенно беспомощным в защите своих прав. Ушлые деятели НТС не могли не знать этого: «И на суде они представили дело именно так, будто я получал гонорар и постоянным сотрудником не являлся. А Наташе они платили на какой-то швейцарский счет из фонда НТС, а “Посев” — якобы независимое издательство, поэтому ей ничего не обязано. Суд в Германии — формальный: раз другая организация, значит, с ней и судитесь. Доказать ничего было невозможно. Мы были неопытными и не оформили с адвокатом контракта, а он вроде бы нас взял тем, что, если выиграет — возьмет с нас гонорар, а проиграет — счет выставлять не будет. Я думаю, что НТС (или КГБ) его просто подкупило, так как он дважды не явился в суд и совсем ничего для нас не сделал. Его официальное объяснение состояло в том, что дело было изначально совершенно проигрышное. Таким образом, нас в одночасье выбросили на улицу, без пфеннига. Мне Романов со Ждановым предлагали отступного — 30 000 марок, но с тем, чтобы я молчал: “Ваши заявления плохо сочетаются с нашим намерением…” То есть молчи — тогда получишь. Злоба в них была страшная, когда я выступил с “Необходимым объяснением”. Но я им сказал, что со мной так разговаривать невозможно, я ультиматумы не признаю. И, живя в свободной стране, я не могу добровольно нарушать ее законы о свободе слова и печати. И тогда они эти деньги просто оставили себе.
Я пробовал связаться с ЦРУ через Васю Аксенова, у которого был там знакомый генерал. Но тот навел справки (он прямого отношения к НТС не имел) и сказал, что, мол, конфликт слишком далеко зашел, и вмешиваться они не хотят37 . Деятели НТС с самого начала все устроили так, чтобы можно было в любой момент от меня освободиться. Они хотели под меня получить дополнительные деньги, американский грант. Десять номеров дали мне сделать, а потом, так как я обманул их ожидания, решили выгнать на улицу. А грант у них остался».
Историю с грантом можно реконструировать приблизительно таким образом: НТС убедил ЦРУ, что грант необходим, чтобы привлечь в журнал крупнейшего писателя и правозащитника и дать ему возможность создать лучший в эмиграции журнал, который будет распространяться в СССР. Грант был оформлен как спонсорство из частного фонда, и деньги перечислены на один из счетов НТС. Деньги предназначались для оплаты гонораров авторам «Граней». Владимов предполагал, что его гонорар платился из того же источника. Среди бумаг Георгия Николаевича в Бременском архиве есть написанное по-немецки письмо, датированное 3 ноября 1986 года, от американского адвоката Dr. Helga I. Brennan из фирмы, находящейся в Silver Spring поблизости от Вашингтона. Явно отвечая на письмо Георгия Николаевича, она просит прояснить, был ли грант именным, то есть данным на имя Владимова, — единственная возможность для него получить деньги. Есть много свидетельств, что грант именным не был. Расставаться с «Гранями» и деньгами НТС совершенно не собирался, и руководители рассматривали обращение Владимова к американцам как предательство.
Романов пишет, что разрыв произошел по двум главным причинам. Он, как и многие, считает, что источником конфликта была Наталия Евгеньевна Кузнецова, не ладившая с сотрудниками и оказывавшая на Владимова слишком большое влияние. Но, по его словам, и это была не главная причина разрыва. Он утверждает, что Георгий Николаевич не понимал основу сотрудничества американцев с НТС, а именно: ЦРУ финансировало организацию, требуя строгого отчета, но давая ее членам самим решать, куда идут деньги. Владимов же, не поладив с НТС, не только захотел вести «Грани» как свой независимый журнал, но считал, что НТС «дурит голову американцам своими “молекулами” для выжимания денег», и его прямой долг — раскрыть ЦРУ глаза на этот бессовестный обман. Он попросил американских представителей о встрече. ЦРУ связалось с Романовым и Брюно и пригласило их на встречу38 . Окончившись безуспешно, она послужила толчком для окончания совместной деятельности.
«Понимаете, я долго прозревал, и постижение мое шло, конечно, очень медленно. Вначале я решил, что эта организация примазалась к нашему правозащитному движению, использует его, поставляя наивным американцам туфту и получая от них деньги. Это типично семейное предприятие, связанное кумовством, замужествами, давнишними дружескими связями. Что они в контакте с КГБ, я как-то не верил, хотя такие разговоры ходили. То есть, я понимал, что, скорее всего, есть какие-то внедренные кадры, и обсуждал это с Романовым. Он ответил так, что, мол, мы принимаем все меры защиты, и у нас методы проверенные и испытанные, но все равно полностью, конечно, исключать инфильтрации нельзя. У них был в Нидернхаузене какой-то закрытый сектор, центр, куда допускались только очень проверенные люди. Существует ли он сейчас — я не знаю, но они там по городу ходят. Постепенно я пришел к выводу, что это был филиал КГБ на Западе. Сейчас разведки не могут работать изолированно. Им нужен, как это называют в космических кораблях, “переходной вестибюль”, где одевается космический скафандр перед тем, как человек переходит в другую среду. Это одна задача. Но я думаю, что другая задача КГБ была — использовать НТС для борьбы с инакомыслящими. Юрий Галансков был их член, так и умер в лагере39 . Якиру и Красину грозили 64-й статьей40 за связь с НТС. Меня лишили гражданства. Я был, конечно, председателем “Амнисти Интернешнл”. Но с точки зрения закона — что я делал антисоветского? Вступался за Сахарова, за других людей. Так ведь это законом не запрещено. А вот забрав мою переписку с “Посевом”, они могли доказать мою связь с НТС, что для Андропова было основанием для лишения меня гражданства. То есть, понимаете, как для КГБ удобно: сама связь с этой организацией была криминал, так что можно было легко посадить за нее. Ну, а то, что они во время войны сотрудничали с гитлеровцами, было очень удобно для дискредитации всех, кто был с ними связан.
Наташу дважды останавливали на улице Нидернхаузена непонятные люди — то ли НТС, то ли КГБ — и предлагали “поговорить”. Она отвечала, что позовет полицию.
Потом была переписка, в которой я потребовал расчета за книги. У них были все права на мои произведения, и на 75 лет. Но раз у нас такое политическое противостояние, я хотел, чтобы права вернулись ко мне. Они отнекивались, бумаги мне не посылали и всячески оттягивали отказ от прав. Тогда я обратился к западным издателям с компьютерным письмом о том, что мои отношения с “Посевом” разорваны, и прошу их отказаться от договоров с этим издательством. Все западные издательства это сделали. А теперь Гольдман41 проставил мой мировой копирайт, так что будущие договора будут заключаться прямо со мной.
А с гонорарами выяснилось, что пока я жил в России, они присваивали себе львиную часть моих гонораров, да и не только моих.
А кто проверит? Человек сидит в России за железным занавесом, и вынужден им верить. А они присылают отчеты. Потом я установил, обратившись в издательства, сколько на самом деле денег они зарабатывали на мне».
По словам Романова, «Посев» брал стандартные 30 процентов за продажу иностранных прав. Как подсчитывал Георгий Николаевич, и какие конкретные цифры он имел в виду, я не знаю. Суд Владимовы проиграли: «Мы вышли из суда ограбленные, но и НТС потерпел большой урон».
Конечно, вся эта ситуация НТС тоже очень нервировала. Владимов считал, что именно они подстегнули атаку советской прессы: «Они мобилизовали “Литературную газету” на подмогу. В 1987 году там появились помойные статьи, где я был представлен склочником, клеветником и лжецом. Причем, в одной из них цитировалось, что я говорил одной из сотрудниц НТС в частном разговоре о Максимове. Понимаете, мы с Максимовым всегда были близкими друзьями и соратниками. Но как о писателе я о нем не особенно высокого мнения. Максимов публиковал в “Континенте” что бы я ни написал. Вот они и решили нас поссорить, призвав на помощь “Литгазету” — давнишний рупор КГБ».
В «Литературной газете» в 1987 году появились две статьи42 , подписанные псевдонимом Б. Иванов (Владимов узнал позднее и сказал мне, что реальное имя автора — Юрий Баранов), — «Отщепенцы начинают и проигрывают» и «Еще раз об играх отщепенцев».
Первая была набором всех возможных клише, передергиваний и искажений: НТС был на службе Гестапо, и, конечно, связь с ЦРУ всячески подчеркивалась и обыгрывалась. Владимов был представлен как средний, не особенно продуктивный писатель, попытавшийся использовать махровую антисоветскую организацию с корыстной целью обогащения. Автор корреспонденции сурово заклеймил двурушничество писателя, который печатался под псевдонимом вместо использования отцовской фамилии Волосевич или материнской Зейфман — заодно и как бы боком сообщалось, что у Владимова еврейская кровь. По какой причине сам честный Юрий Баранов подписал обе статьи редким псевдонимом «Б. Иванов», я объяснить не берусь. При этом цитировалась переписка с «Посевом», изъятая у Владимова во время обысков и находившаяся в недоступных простым смертным анналах КГБ. Вторая статья была целенаправленной: ее явной задачей было создать конфликтную ситуацию между Владимовым и Максимовым и произвести раскол в эмиграционных кругах. Ссора между писателями действительно произошла, и одной из причин было то, что после Владимова редактором «Граней» стала Е. Самсонова-Брейтбард, родная сестра Максимова. Писатели так и не помирились, хотя Владимов всегда отзывался о Максимове с большой теплотой и грустью.
«В одном из писем Романов написал, что “…надежды на сотрудничество с Вами не оправдались, а надежды были большими”. Такой печальный принял тон… Я позднее узнал, что в какой-то момент приезжали представители ЦРУ с идеей перебросить меня на какой-то другой журнал, но НТС оказало на них такое давление, что они ничего не предприняли.
Ну а потом Перестройка началась, новой формы деятельности они как-то не нашли, и субсидии прекратились. Сейчас они, кажется, заняты спекуляцией вещами и помогают русским бизнесменам ориентироваться в Германии, работают переводчиками, гидами. Часть своего здания сдают какому-то музыкальному ансамблю».
Это практически дословный рассказ Георгия Николаевича о конфликте, лишившем его любимой работы и средств к существованию.
Когда мы были в гостях у Василия Аксенова в Вашингтоне, я спросила его об этой истории. И записала в тот же вечер его точный ответ: «Жора напрасно с ними разругался. Они были довольно безобидные, суетились, конечно, чтобы деньги от ЦРУ получать, но журнал-то они ему вести не мешали. А редактор он был замечательный! Всегда там кто-то что-то говорит, всегда в журналы анонимки приходят… И, конечно, там много антисемитов, а где их нет? Не обращал бы внимания. Дело делал прекрасно, деньги получал хорошие. Они бы его не тронули, им тоже скандал был ни к чему».
Я слышала и от Владимира Войновича схожее мнение. Вот его слова в моей записи: «Зря Жора себе так напортил. Журнал при нем был прекрасный, платили очень хорошо. Конечно, они были ему люди чужие, так ведь не детей ему было с ними крестить. Серьезно работать не мешали…»
Войнович, знавший больше подробностей, чем Аксенов, считал, что главной причиной конфликта была Наташа.
Человек более гибкий и легкий, взвесив pro и contra, может быть, нашел бы для себя приемлемый status quo и, продолжая работать и получая деньги, вести журнал. Но Владимов таким человеком не был. Цельность и страстность характера, привычка борьбы, выработанная с ранней юности и обострившаяся во время жизни в СССР, отрицание политических и личных компромиссов и очень высокие нравственные мерки и к себе, и к окружающим, которые сделали его символом мужественного противостояния тоталитарной системе, в эмиграции привели к яростному конфликту с НТС, обернувшемуся для него жизненной драмой и так тяжело сказавшейся на его и его родных последующей жизни.
Владимов не сомневался в том, что КГБ инфильтрировал НТС. Сами члены НТС такой возможности не исключали. В мае 1990 года во время первой поездки Георгия Николаевича в Россию, в тогда еще Ленинград, в гостиницу к нему без предупреждения заявился полковник КГБ М.Б. Жеглов, утверждавший, что учился с Владимовым одновременно, хотя и курсом помладше, в Суворовском училище: «Я его не помнил. Он называл имена моих соучеников, которых будто бы знал и помнил, но имена и разные их черты он легко мог узнать, и не учась в Суворовском. У него было ко мне предложение: чтобы я выступил с ними против НТС: “Мы дадим Вам все материалы и любую печатную площадь в любом органе”. Я подумал: “Перестройка Перестройкой, а у них по-прежнему все схвачено”. Но мне стало любопытно, и я спросил, как он и его коллеги себе представляют НТС. Ответ был, что это: “семейное предприятие, которое раздувает свою значимость”. Я поинтересовался, зачем же им тогда на эту туфту время тратить. Его ответ был, что есть наивные люди, которые верят, что НТС — нечто большее, и пусть они “…от Вас с Вашим авторитетом узнают правду”. То есть они хотели своих же союзников представить как этаких нестрашных врагов. Цель была мне ясна: чтобы помешать пониманию, что НТС — просто часть их структуры. Я, разумеется, сказал, что никаких совместных публикаций я с КГБ делать не буду. И что они мне совсем не нужны, что НТС боится меня одного, а не с ними».
Добавлю еще, что позднее Владимов считал, что квартиру в Москве ему тоже не возвращали из-за ссоры с НТС.Приведу отрывок из его письма Борису Ельцину от 18 сентября 1995 года, к которому он обращался с просьбой о предоставлении жилплощади в Москве. По словам Георгия Николаевича, московский мэр Юрий Лужков готов был предоставить ему жилплощадь только на определенных условиях, которые от его коллег, получивших квартиры, не требовались: «Ближе моих коллег я соприкасался с эмигрантским Народно-трудовым союзом, небезызвестным НТС: не только публиковался в его печатных органах, но один из них, журнал “Грани”, редактировал по выезде. Эта организация считалась (уже не считается) злейшим врагом нашей державы, при отягощающем статусе пособников Гитлера; говорилось (уже не говорится) о ее разветвленной “молекулярной сети” глубоко просочившейся в наши структуры и готовящей самые крутые изменения; за связь с ней карали правозащитников особенно жестоко, давали максимальные сроки заключения, П. Якиру и В. Красину грозили высшей мерой, а я вот подвергся — без сколько-нибудь внятных обвинений, просто “за связь” — изгнанию из отечества. При близком рассмотрении мне нетрудно уяснить, что эта ядовитая организация живет блефом и сплошь инфильтрирована людьми КГБ, если не является его филиалом на Западе. На этой почве возник у меня с НТС конфликт скандального свойства с переносом скандала в советскую печать. Читатели в эмиграции и России не упустили, что выступления публицистов Лубянки отличались повышенной злобностью и поняли это так, что я имел неосторожность сильно повредить нашей агентуре.
Я бы принес извинения и обещал впредь не разоблачать НТС, если бы дело шло только об агентуре, которую должна, наверное, иметь всякая уважающая себя разведка — скажем, для игровых контактов с ЦРУ. Но это воронье пугало использовалось бывшим КГБ еще и для расправы с нашим демократическим движением. Коль скоро я не умалчиваю об этих темных деяниях КГБ, легко понять, что его наследница ФСБ не так жаждет моего возвращения, при сохранении свободы выезда».
Ответа на это письмо не было, и квартиру от московской мэрии Владимов так и не получил.
Результат разрыва с НТС в 1986 году был ужасный. Гонорары за книги подходили к концу. Владимовы оформили социальный грант, при котором они получали деньги на оплату квартиры и самые основные нужды. В связи с этим переезд куда бы то ни было был очень осложнен, и Владимовы оказались в изоляции в маленьком провинциальном немецком городке без родных, без друзей, без работы, без языка и с минимальным количеством денег. Единственной отдушиной было общение с Львом Копелевым и Раисой Орловой, которых они время от времени навещали в Кельне. Наташа начала писать заметки и критические статьи в «Русскую мысль», Владимов иногда выступал на радио «Свобода», но все это были нерегулярные случайные заработки. Их одиночество, неблагополучие и начавшаяся болезнь Наташи сделали жизнь очень тяжелой и морально, и материально.
Одна из частей задуманной Владимовым автобиографической трилогии была бы посвящена этому конфликту. Учитывая ту доскональность, внимание к деталям и честность, с которой Георгий Николаевич писал, мы узнали бы об этой истории больше и подробнее, чем он мне рассказал. Но его голос со страниц ненаписанной книги до нас больше не дойдет.
Вместо заключения
Почти через десять лет после разрыва Георгий Николаевич попросил НТС вернуть ему оригиналы всех его писем, в том числе написанных в издательство из Москвы. Смысл отказа легко восстановить по письму Владимова:
«10 июля 1995 г.
В издательство «Посев»
Л.А. Мюллеру
Уважаемый господин Мюллер,
благодарю за письмо от 5.07.95.
Я уже сожалею, что своей просьбой причинил так много хлопот любимому издательству. Но, право, никак не мог предположить того, что содержится в Вашем ответе.
Зачем трудились уничтожать оригиналы моих писем, могли бы вернуть их мне. Я понимаю, моей корреспондентке (точнее — кому поручено подписывать ответы) глубоко безразлично, кто ей и что писал из России, — равно, как и сама Россия. Но для меня с этой перепиской, помимо ее содержания, слишком многое связано. В сущности, из-за нее мы лишились родины, жилища в Москве, всего нажитого имущества. И она же была использована, чтобы обгавкать меня в печати, опорочить мое имя для всех, кто меня знал.
Последнее вполне соответствовало пожеланиям руководства НТС, и, с его точки зрения, «компроматериал» свое отработал, больше не пригодится. Однако ж, как ни относиться к автору, прежде «любимому», а далее уже не приносившему дивидендов, одни неприятности, но уничтожить подлинные тексты писателя — на это, я думаю, не отважилось бы никакое другое издательство в мире. Сочло бы актом вандализма, несовместимым с понятиями культуры, цивилизации.
Впечатляющий штрих Вы мне подарили! Пожалуй, я заплатил бы, чтобы узнать, кто отдал распоряжение на уничтожение. Посмотреть бы в лицо этому человеку. Оно, собственно, и есть — обобщенный лик НТС.
Просьбу мою снимаю.
С лучшими пожеланиями
Г. Владимов».
И любопытное сопоставление: в 1995 году Георгий Николаевич обратился в ФСБ. Владимов хотел, чтобы ему вернули бумаги, отнятые у него при обысках в Москве в 1982–1983 годах. 9 января 1996 года пришел ответ:
«ПОСОЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ФРГ Waldstrasse 42
53117 Bonn
Консульский отдел
Уважаемый Георгий Николаевич!
В связи с Вашим обращением относительно ознакомления с Вашим досье и возврата материалов, которые были изъяты у Вас при обыске в 1982 году, информируем, что проведенная проверка выявила отсутствие в архивах ФСБ России каких-либо документов, касающихся Вашей личности.
Что касается материалов, изъятых во время обыска в Москве в Вашей квартире и в квартире Вашей тещи Домбровской Е.Ю., то согласно установленным нами данным, они были уничтожены в 1990 году в установленном порядке за ненадобностью.
С уважением,
Советник Посольства РФ в ФРГ
Ю.А. Гречухин
9.I.96».
1 О раннем периоде см. статью Л.В. Климович «Народно-трудовой союз российских солидаристов: ранние страницы истории» (Неприкосновенный запас, 2013, № 5, https://magazines.gorky.media/nz/2013/5/narodno-trudovoj-soyuz-rossijskih-solidaristov-rannie-straniczy-istorii.html). Организация меняла название несколько раз. В 1957 году имя союза утвердилось окончательно, и для простоты изложения я буду называть его НТС, даже говоря о более ранних периодах. Чтобы избежать учета, на который в Германии были взяты все русские эмигрантские организации, НТС в 1938 году объявил о самороспуске и вновь стал официальной организацией в 1945–1946 годах.
2 Tromly B. Making of a Myth: The National Labor Alliance, Russian Émigrés, and Cold War Intelligence Activities // Journal of Cold War Studies, Volume 18, Number 1, 2016, p. 82.
3 Андреева К. Власов и русское освободительное движение; Генерал Власов и русское освободительное. — Лондон: Overseas Publication Interchange, 1995, с. 28–29; см. также: Казанцев А. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом. — М.: Посев, 1994.
4 Прянишников Б. Новопоколенцы; Multilingual Typeне разрешенное сочетаниеting. — Maryland: Silver Spring, 1986, с. 214.
5 Tromly B. Emigre Politics and the Cold War: The National Labour Alliance (NTS), United State Intelligence Agencies, and postwar Europe, с. 49.
6 Более подробно см: Tromly B. Cold war exiles and the CIA. Plotting to free Russia. — Oxford: Oxford University Press, 2019, с. 169–191.
7 Владимир Дмитриевич Поремский был председателем НТС в 1955–1972 годах (http://ricolor.org/history/b/vp/tr/).
8 Евгений Романович Романов (Островский) занимал пост председателя НТС в 1984–1995 годах. Далее в тексте — Романов.
9 Владимов Г. Собрание сочинений в 4 томах. — М.: NFQ/2Print, 1998, т. 4, с. 215.
10 Югов А. Интервью с основателем журнала Е.Р. Романовым // Франкфурт-на-Майне: Грани, 1986, № 141, с. 278.
11 Этот рассказ записан во время пребывания Владимова у нас в Лондоне. Он отчасти совпадает с текстом «Необходимого объяснения» — открытого письма, которое Георгий Николаевич опубликовал после разрыва с НТС. Здесь и далее все цитаты, данные курсивом без сноски, — слова Владимова.
12 Документы и письма находятся в архиве Бременского университета Forschungstelle Osteuropa, фонд «Vladimov — FSO 01–130» (фонд пока не каталогизирован). Я очень благодарна архивариусам Марии Классен и Габриэлю Суперфину за их бесценную помощь.
13 Владимов Г. Указ. соч., т. 4, с. 206.
14 Там же, т. 4, с. 233.
15 Александр Николаевич Артемов был председателем НТС в 1972–1984 годах. Далее в тексте — Артемов.
16 Владимов Г. Указ. соч., т. 4, с. 205.
17 Николай Борисович Жданов — директор издательства «Посев» в 1980–1992 годах.
18 Владимов Г. Указ. соч., т. 4, с. 205.
19 Там же, т. 4, с. 208.
20 Югов А. Интервью с основателем журнала Е.Р. Романовым // Франкфурт-на-Майне: Грани, 1986, № 141, с. 278–279.
21 Владимов Г. Указ. соч., т. 4, с. 205–206.
22 Романов Е. В борьбе за Россию. Воспоминания. — М.: Голос, 1999, с. 235.
23 Начиная с № 135 цвет обложки журнала был переменен на синий.
24 Владимов Г. Указ соч., т. 4, с. 209.
25 Романов Е. Указ. соч., с. 236.
26 А.М. Югов — член редколлегии журнала «Посев», а в 1989–1993 годах — главный редактор журнала.
27 Леонид Александрович Седов (1934–2018) — историк, социолог, политолог.
28 Н.Б. Тарасова — редактор журнала «Грани» в 1962–1982 годах.
29 http://ntsrs.ru/content/9-popytka-vladimova-sozdat-svoy-sobstvennyy-zhurnal.
30 Это утверждение не совсем соответствует действительности. До 1951 года американцы специально НТС не занимались. Менгехоф был большим лагерем, где члены НТС составляли маленький процент.
31 Владимов Г. Указ. соч., т. 4, с. 205–215.
32 Серые начинают и выигрывают // Париж: Континент, 1986, № 48, с. 353–354.
33 «Вечерний звон» — газета, выпускавшаяся в Париже в 1986–1988 годах В.С. Котляровым (1937–2013).
34 Вайль П., Генис А. Вся власть Сонетам! // Синтаксис, 1986, № 16, с. 72–73.
35 Грани, 1986, № 140, с. 237–248.
36 72 000 немецких марок — приблизительно 36 000 евро.
37 Когда я встречалась с В.П. Аксеновым в Вашингтоне, он подтвердил мне слова Георгия Николаевича.
38 Романов Е. Указ. соч., с. 237–238.
39 Юрий Тимофеевич Галансков (1939–1972) — поэт и диссидент. 12 января 1968 года был приговорен к семи годам заключения по делу о «Белой книге», сборе и публикации материалов, связанных с процессом Синявского и Даниэля. Умер в больнице лагеря 17-а в поселке Озерном в Мордовии от заражения крови.
40 Один из пунктов статьи 64 Уголовного кодекса 1960 года включает «измену Родине», возможным наказанием за которое была смертная казнь. Историк Петр Якир (1923–1982) и экономист Виктор Красин (1929–2017) — участники правозащитного движения, арестованы в 1972 году. Сотрудничая со следствием и выступив с раскаянием по телевизору, они получили небольшие сроки, замененные ссылкой.
41 Борис Эрленович Гольдман (1955–2004) — председатель NFQ, издатель собрания сочинений Владимова в 4 томах. После смерти Георгия Николаевича наследницей авторских прав является его дочь Марина Владимова.
42 Литературная газета, 1987, № 3 от 14 января и № 40 от 30 сентября.
|
