|
Об авторе | Евгений Михайлович Солонович (21.02.1933, Симферополь) — поэт, переводчик итальянской поэзии. Лауреат ряда престижных литературных премий Италии: «Командор ордена Звезды итальянской солидарности», премии «Мастер» (2012). Предыдущая публикация в «Знамени» — «День световой» (№ 12, 2019). Живет в Москве.
Евгений Солонович
Острый нож
* * *
В такие годы, что ни говори,
для памяти соломинка — цитаты,
как, например, «Всё врут календари»
(будь, дескать, прокляты они трикраты!).
Неужто можно верить им, когда,
вместо того чтоб жать на все педали,
апрель буксует?
Талая вода
замёрзла.
Тёплых дней так долго ждали,
терпение теряя,
ан не тут,
не тут-то было, и на самом деле
календари нас держат в чёрном теле,
на ровном месте беспардонно врут,
глумясь над нами, форменные шкоды, —
особенно календари природы.
* * *
Календарей для сердца нет,
Всё отдано судьбе на милость.
Илья Эренбург
Кто нужным находит подчеркивать «не»
во фразе банальной: «чудес не бывает»,
тот или не знает, или забывает
о нашей с тобой запоздалой весне,
не знает или забывает о чуде,
о счастье нежданном, дождавшемся нас,
когда не хватало всего только чути
до чуда в назначенный жребием час,
когда не хватало всего лишь мгновенья
до робкого шага навстречу тебе,
до неотвратимого прикосновенья
сквозь платье к холмам и т. д. и т. п.
* * *
Не электронный, нет, а настоящий
тебя влечёт с утра почтовый ящик,
и, если в свежей почте нет почти
что писем, ждущих быстрого ответа,
скопившиеся письма перечти,
полдня с лихвой не пожалев на это.
Не сразу обнаружишь среди них
на выцветшей от времени бумаге
ты главные — из дома от родных,
заботливо пекущихся о благе
блудного сына,
письма от друзей,
иных из коих нет, а те далече
(о том, чтоб их забыть на склоне дней,
не может быть, не может быть и речи),
от женщин тех, которых ты любил,
и тех, что горячо тебя любили
(одних ты не забыл, других забыл,
да и они, наверное, забыли
тебя давным-давно.
Давным-давно
вы квиты, стало быть. Немудрено).
Постой, — ты озадачишься, — постой-ка,
а женщин, женщин-то откуда столько?
* * *
Всемирным дням известным нет конца —
запутаешься.
Пёстрая картина:
День матери, к примеру, День отца,
февральский День святого Валентина.
Но сам себе навряд ли бы простил
то, что шестого, кажется, июля
я, грешным делом, чуть не пропустил
случайно День Всемирный поцелуя,
когда наш брат себе позволить рад,
законное на то имея право,
всех женщин в мире целовать подряд,
всех до одной
налево и направо.
Пора бы уточнить, куда я гну:
чем до единой всех напропалую
лобзать, из тысяч выберу одну,
чтобы поцеловать,
и поцелую.
* * *
Будто время отбой протрубило,
на обратной дороге затор.
Продолжается с памятью спор:
было — не было,
не было — было…
Как назло, то забудешь одно,
то другое, —
и вдруг, как нарочно,
вспомнишь то невзначай, что уж точно
рад забыть навсегда бы давно.
Например?
Например, безрассудной
страсти путы, и тягостный путь
из неволи: попробуй забудь,
как себя сохранить было трудно.
Трудно, но удалось, —
помогла,
к счастью, та, что простила измену,
встать с колен, воспротивиться плену
в деспотических щупальцах зла.
…………………………………..
Будто время отбой протрубило,
на обратной дороге затор.
Продолжается с памятью спор:
было — не было,
не было — было…
* * *
Порой не знаю, в сказке или где я,
и верить хочется, что наградила
таинственная воля Провиденья
меня волшебной лампой Аладдина,
что без неё бы между или — или
мы оба нерешительно на месте
топтались бы и врозь поныне были,
не веря, хоть убей, что будем вместе.
* * *
Над берегом слоятся облака,
за ярусом клубится новый ярус,
и в море взгляд теряется, пока
не забелеет одинокий парус
в дали, в тумане голубом, — привет
от сочинителя стихотворенья,
чьи первые слова «Погиб поэт…»
мы в памяти храним чуть не с рожденья.
На пляже пусто, лишь один смельчак
стоит в воде, чуть видимый на фото,
полученном вчера по почте в знак
того, что не случайно для кого-то
ты числишься под жирным знаком nota
bene.
* * *
Июль.
Почти пол-лета протекло —
увы, короткого,
но, как ни жалко,
не только, мягко говоря, не жарко,
но, будто днище неба протекло,
назойливым дождям конца не видно,
разбудит зычный гром, едва уснёшь…
За наглую очередную ложь
метеорологам должно быть стыдно,
за то, что лето жаркое сулили
и без дождей предсказывали дни,
за то, что ложью приторной они
доверчивому люду насолили.
Вернись жара,
и «нет» скажи природа
дождям
(что ей, природе, нелегко),
тогда, быть может, Вильфанда и Ко
минует справедливый гнев народа —
слова из лексикона, далеко
не рафинированного.
* * *
На дверце холодильника всегдашний
набор магнитов спор ведёт, в котором
перед пизанской падающей башней
не устаёт кичиться римский форум.
Турину в споре уступать не склонна,
бросая вызов древней Сиракузе
да и самой Флоренции Верона,
обязанная первой славой музе
Шекспировской.
Казанский кремль с Московским
тягается,
Чурлёнис с Айвазовским…
В бесплодном споре — кто кого — магниты
согласны на ничью и, значит, квиты,
иначе говоря, не лыком шиты.
* * *
«Фонтаны Рима»* в бесконечном миге
прощанья с Римом. «До свиданья, Рим,
Арриведерчи, Рома», — говорим
и добавляем, — ты неповторим,
неповторим, как музыка Респиги.
«…good bye, au revoir…» — звучит в припеве
известной песни, и, рабы примет,
подобным нам романтикам вослед
свой скромный вклад мы вносим в дождь монет,
над достопамятным фонтаном Треви.
Монеты наши тонут с перемешкой
чужих, не наших, и, достигнув дна,
ложатся мирно вверх орлом одна,
другой иная участь суждена —
в незримой глубине лечь кверху решкой,
что в том и в этом случае для нас —
вернуться в Вечный город лишний шанс.
Острый нож
К.С.
1. Всё смешалось в общем доме —
в мире,
псу под хвост накопленные мили,
оттого что из-за пандемии
рейсы между нами отменили.
Оставалось, уповая, ждать,
что для любящих счастливый тот
день придёт, когда Аэрофлот
с Алиталией пойдут опять,
им навстречу.
2. Как ноты, листья тут и там листая,
конец ночлега объявляет стая
дроздов согласным пением с утра:
ещё бы!
Тёплый юг зовёт.
Пора.
А мне, увы,
увы,
увы, зимовка
в пределах здешних предстоит широт,
поскольку невозможна рокировка,
закрыт запретом строгим перелёт.
Кому-то всё равно,
а мне мириться
с очередным запретом —
острый нож.
Не юг меня зовёт,
не заграница,
не город Вечный, —
ты меня зовёшь.
* * *
Непредсказуемый недуг
диктует нам свои порядки:
в защитных масках все вокруг,
почти на всех вокруг перчатки,
друг друга сторониться мы должны
в аптеках,
в магазинах,
где попало,
врачебным предписаниям верны, —
в противном случае пиши пропало.
Недуг не шутит,
но мы сладим с ним,
сойдясь, казалось бы, в неравной схватке,
безропотно не ляжем на лопатки:
Но пасаран!
Мы победим!
| 
