|
Об авторе | Светлана Васильевна Кекова — автор шестнадцати поэтических сборников и нескольких литературоведческих книг, в том числе посвященных творчеству Николая Заболоцкого и Арсения Тарковского. Стихи переведены на европейские языки. Лауреат литературных премий. Доктор филологических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Саратовской государственной консерватории. Предыдущая публикация в «Знамени» — «Печаль садовника» (№ 8, 2019). Живет в Саратове.
Светлана Кекова
В чертогах парка городского
Это тоже образ мирозданья…
Н. Заболоцкий
1. Вяз
Саратов. Лето. Ветрено и жарко.
Вяз — как из рая изгнанный Адам.
Он мир постиг от чёрных дыр до кварка —
и здесь, в чертогах городского парка,
в его ветвях гнездится птичий гам.
Здесь, в этом парке, мы понять могли бы,
зачем он, бедный, очутился тут,
зачем на небе тучи, словно глыбы,
зачем в прудах серебряные рыбы
как вестники бессмертия плывут.
2. Изваяния
Парк городской не зря к себе влечёт
телами деревянных изваяний —
русалок, мудрых сов, богатырей.
Зимой они под снегом белым мёрзнут,
особенно русалки.
А весной,
когда земля, оттаяв, оживает,
очнутся деревянные фигуры
от долгого безрадостного сна
и будут молча ждать прикосновений
ладоней детских к деревянной плоти.
3. Колесо обозрения
Над прудами две радуги встали, как арки.
Небо больше не хмурится. Воздух упруг.
Колесо обозрения в стареньком парке
Завершило уже сто пятнадцатый круг.
Как пространства и времени рваная рана
колесо обозренья, вошедшее в раж,
словно роза какого-то странного храма,
из железа и лжи сотворённый витраж.
На скамейке старик размышляет о жизни,
то предчувствует рай, то спускается в ад…
Всё в порядке в большом заводном механизме.
И кабинки пустые над бездной висят.
4. Краснопёрки
Пух тополиный, словно клочья ваты.
Две утки отдыхают у воды.
Пожалуй, для русалок мелковаты
И грязноваты здешние пруды.
Зато увидеть стаю краснопёрок
Здесь проще, чем таинственных наяд…
Они плывут стремительно — и дорог
Творцу их ослепительный наряд.
5. Замок
Есть в старом парке особняк элитный,
Построенный в начале девяностых,
Его четыре башенки венчают
С корабликами белыми вверху.
А рядом с домом — пруд. Хозяин, видно,
Имел в виду средневековый замок
Иль вспоминал про стиль викторианский
В тот год, когда заказывал проект.
Но в этом замке тихо. Дверь закрыта.
И ночью свет не виден в чёрных окнах,
Кораблики вверху белеют смутно,
И красные крошатся кирпичи.
Где он сейчас, хозяин бедный замка?
Быть может, он сидит в казённом доме,
Иль прах его бандитские разборки
Развеяли по ветру? Или ад
Воспринял нераскаянную душу?
Какие-то глухие слухи ходят
По городу — а впрочем, их немного,
Что был хозяин сказочно богат —
Он торговал наркотиками. Это,
Конечно, только слухи.
Праздный люд,
Ограбленный когда-то в девяностых,
С колясками, где тихо дремлют внуки,
По парку заколдованному бродит,
Но стороной обходит странный замок,
Построенный, как видно, на крови.
6. Время застыло
Осень зажгла деревья, как свет в подвале,
и листопад включила, как шум за сценой…
Листья каштанов высохли и подвяли,
словно союз Конфуция с Авиценной.
Осень — везде, и повсюду её владенья.
Ищешь ты угол, чтобы в него забиться.
Равен ли этот угол углу паденья?
Можно ли в нём на время уснуть, забыться?
Ангелы светлые нам предлагали яства,
демоны нас ловили, как рыбу, в сети.
Наши сердца не ведали — чья мы паства,
наши тела не помнили — чьи мы дети.
Знали одно мы — что осень всегда прекрасна.
Счастья искали мы — что может быть нелепей?
Нам от любви предлагали свои лекарства
то Авиценна, то греческий бог Асклепий.
Время застыло, и в свиток свилось пространство,
и рыбаки свои отложили снасти.
Чем нам теперь поможет конфуцианство?
Как оправдать нам порывы свои и страсти?
Ясени, вязы, осины, берёзы, клёны,
яшма, агаты, янтарь, изумруд, рубины,
звуки гортанные, ветра шального стоны,
смоквы, гранат и яблоко, гроздь рябины…
7. Саратовский Версаль
Любил я светлых вод и листьев шум…
А.С. Пушкин
Недаром это место называли
Саратовским Версалем. Здесь балы,
Приёмы, и банкеты, и спектакли
Устраивал когда-то губернатор —
Он праздники любил и фейерверки,
И лица оживлённые гостей.
Не зря трудились пленные французы:
Дубы сажали, расчищали пустошь
И делали запруды и плотины.
И вот, когда возник каскад прудов,
Воистину преобразилась роща,
В зеркальных светлых водах отразившись,
И стала впрямь напоминать Версаль.
Потом, в начале века рокового,
Здесь, под дубами, совершались сходки,
Здесь заговоры зрели, и зловеще
Блестели воды парковых прудов.
А после двух кровавых революций,
Похожих на французскую,
и войн
У входа в парк повесили портреты
Вождей – в тридцатых, кажется, годах.
8. Лебеди
Воскреснув рано в первый день недели,
Иисус явился сперва Марии Магдалине,
из которой изгнал семь бесов.
Мк., 16-9
С тобою часто бродим мы по парку.
Приникнув к тайнам времени, ты смотришь,
Как лебеди, склонив свои головки,
По глади водной медленно скользят.
А я, внимая шелесту и шуму
Дубовых листьев, с удивленьем слышу,
Как парочка тинейджеров воркует
На варварском каком-то языке.
Когда бы наш благочестивый предок
Услышал эту речь, он испугался б
И, сотворив короткую молитву,
Подумал, что он слышит речь бесов.
Но думать так — увы — несовременно,
Так говорят досужие лингвисты,
Философы, а также шоумены
И даже давней юности друзья.
Но слышен в парке колокольный звон —
Чуть-чуть поодаль храм стоит Никольский,
А также храм Марии Магдалины,
Увидевшей воскресшего Христа.
9. Жёлуди
Не склонные ни к грусти, ни к веселью,
стоят каштаны, выстроившись в ряд,
а рядом с исполинской каруселью
на ветках дуба жёлуди висят.
Скрывая крошку хлебную в желудке,
сидит на иве юркий воробей,
по берегу вразвалку ходят утки,
взлетает в небо стая голубей.
И жизни бессознательной основа,
растительная сила бытия,
из листьев потаённый свет струя,
царит в чертогах парка городского.
| 
