НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Культурная поэтика провинциального детектива

Людмила Горелик. Русское сокровище Наполеона / Отв. ред. Е. Рыбакова. — М.: Эксмо, 2017. — (Артефакт-детектив); Утраченный дневник Гете / Отв. ред. Басова. М.: Эксмо, 2018. — (Артефакт-детектив); Взлетающий демон Врубеля / Отв. ред. Ю. Милоградова. М.: Эксмо, 2020. — (Артефакт-детектив).

Малая страна Европы Дания нынче известна и славна во всем «цивилизованном мире» не столько отличным качеством жизни и простой еды (жил и со вкусом едал), сколько захватывающими, глубокими, неторопливыми, с развитием характеров детективными киносериалами (посматривал, узнавая типажи датчан и местности). Место провинциальнейшей страны Европы на мировой культурной карте достигается весьма необычно; и любого края так же. Кстати, помимо реноме, это еще и серьезный доход.

В нашей стране обширнейшей географии, немалой истории, «великой литературы» почти нет добротной местной литературы. А как же прославленный до пресловутости петербургский и московский текст русской культуры?

Во-первых, он и в самом деле есть в краях Питера и Москвы, равномощных размером, насыщенностью и своеобразием культурного ландшафта целым небольшим странам Европы — но то столицы… И вряд ли такое есть где-то еще, поскольку Моск­ва и Петербург — это еще и версии, транскрипции всей русской культуры. Эпигонов же — бурный мутный поток; сам держал в руках книжицу «Новохоперский текст русской культуры»…

Во-вторых, местная литература — литература особая, и к сортности сие никак не сводится. И московский, и петербургский тексты не слишком богаты словесностью чисто местной московской и питерской специфики и колорита — они более о России, душе и вечности и т.д., на что и нацелены.

В-третьих, добротная местная литература (и кино?), будучи сродни краеведению по культурной роли и миссии, таковым не является и являться не должна. Мест­ная литература — не справочник достопримечательных мест, не путеводитель, не описания края, не попахивает тленом экспонатов краеведческого музея. С краеведением же, несмотря на подъем оного и явный бум поиска местами новой идентичности, в стране плохо — оно тускло или примитивно-экзотично.

Местная литература характерна не ограниченным смысловым горизонтом и/или размером личности персонажей. Она задается, живет и самоопределяется совершенно иначе. Местная литература — литературная часть живого конкретного места (не всякий обитаемый кусок пространства — место) не менее, нежели часть всей изящной словесности; эдакая двойная принадлежность, двойная определенность, двойственная миссия, и верно, двуплановая эстетика. Местная литература(а есть ли «местная культура»?) — компонент ландшафта края, как вода, воздух, растения, артефакты; это литературный слой культурного ландшафта, симптом его полноты и зрелости, атрибут полноценной части страны. Местная литература — выражение своеобычности края, его голос и автопортрет, посредник между «большой культурой» и небольшим местом, дорога со встречным движением. Создается местная литература укорененными авторами, живущими в своих местах, погружающимися в них все глубже и радующимися возможности поделиться своими открытиями. Открыть свое место — и открыть его неизбежные тайны для себя и других; круг «других» принципиально открыт. Чем богаче смыслом край, тем больше способов, путей и поводов в него войти, а самому краю раскрыться. Тем неожиданнее может быть результат.

Жесткий четкий лингвист (сильная кандидатская по структурной поэтике, защищенная у Ю.М. Лотмана в Тарту) и мягкий чуткий филолог, профессор Смолен­ского университета Людмила Львовна Горелик думает и пишет хорошо.

Но Людмила пишет еще и детективы (уже вышло три) — как и должно, таинственно-захватывающие, сочные, с недурным местным колоритом. Смоленские детективы о Смоленске по-смоленски. Смоленск как город и округа и его жители — главные герои и действующие лица. Смоленск — еще и лирическая оптика провинциала, всматривающегося в свое место и любующегося им, и, как положено человеку с рефлексией, ласково-ироничная. Провинция — край обычной нелегкой жизни, страна повседневности, место (скажу старомодно) нормального бытования культуры, и национальной культуры тоже; природа близко и внутри, а история пронизывает провинцию насквозь и непосредственно. С периферией — не путать! Периферия — внутренняя или внешняя ресурсная зависимая культурно незрелая окраина; провинции в России дефицит — периферии избыток, это ведь не только места, но еще и культурные роли.

Полноценная провинция далека, быть может, от мировых прорывов (хотя предыдущая книга Горелик живописует первый в дореволюционной России теософ­ский журнал, издававшийся именно в Смоленске) — но далека она и от надрыва. В центрах, мегалополисах, мировых городах, растущих быстро, меняющихся стремительно, втягивающих все новые массы жителей из множества краев, жизнь бурна, разнообразна и насыщенна. Но жизнь эта не успевает отстояться, волны космополитических новаций не дают укорениться людям и смыслам. Поколения сменяются, не так много семейных судеб пронизывает веками ландшафтную плоть одного и того же места. Особенно в нашей России, где в столицах не раз почти полностью сменилось (сменили) население.

Мирная, нелегкая, спокойная, обычная, местная жизнь провинции — именно об этом и пишет Горелик. Это та самая жизнь, где есть история и злоумышленники, как не быть. Есть интрига преступления и раскрытия оного.

Дело не в том, что близкий моему сердцу и уму автор пишет хорошие книжки, хотя и это несомненно так. Дело в ином: это новый литературный жанр — провинциальный (смоленский) детектив Горелик.Он весьма своеобразен, культурно и литературно-художественно специфичен (диссертации будут писать!). Все же канонические атрибуты хорошего детектива налицо.

И злоумышленники, и вольные и невольные следователи-расследователи не живут в изолированном пространстве особых событий и ярких приключений, тут нет запертых комнат, криминальных кварталов, преступных слобод, — все герои — плоть от плоти провинциальной незамысловатой жизни, уютного, обозримого и общего для автора и его героев жизненного мира. Все если не знакомы между собой, то могут знать друг о друге (нередко и знают) и несомненно бывали в одних и тех же местах. Детектив как жанр здесь — способ самораскрытия обыденности провинции: и провинции как таковой, и особой провинции, смоленской, провинции на рубеже стран и культур, не раз пройденной волнами истории и войн. Жанр преступления как культурно выделенного события высвечивает исторический и современный Смоленск. Единство стиля провинциальной жизни — какая прелесть! Провинциальность здесь — не только предмет, но еще и стиль, способ повествования, эстетика в старом смысле Бенедетто Кроче. Загадки разгаданы, злодеи разоблачены и наказаны; в итоге еще и торжествует милая провинциальная справедливость. Главные расследователи в конце последней книги ожидают новых встреч друг с другом, что сулит нам новые книги.

Этого было бы вполне достаточно.

Но главное-то своеобразие серии книг в ином. Эти книги — сложная и притом естественная, живая, оплотненная в хорошем слоге семиотическая конструкция. Два мира, два сопряженных, взаимодействующих плана действия, разделенных веком (веками), два сообщества, две эпохи, две цепочки непонятных (вначале, разумеется) событий. Одна эпоха глядится в иную и осмысливает ее — в одном и том же родном автору и героям месте. Планы сплетены самим историческим городом и округой, семейными историями и преданиями, одними и теми урочищами, улицами, зданиями… Современная непонятность странных событий (преступление — ведь детектив) укоренена в прошлом, связи взаимные. Прошлое жестко не предопределяет современности, а современное расследование заведомо не дает однозначной картины (и оценки) прошлого. Связи времен — да, живые сопряжения людьми, судьбами, даже трагедиями; но никак не однозначный детерминизм, не преформизм, не предопределение. Местный, провинциальный — и притом искусно-семиотический детектив.

И если современный слой действия и повествования обытнен нынешним Смоленском (именован и узнаваем) — то план исторический вводит и ведет если не в мировой, то в европейский горизонт — наверное. Смоленск открывается все более изумляющимся местным расследователям и читателям как локальный сгусток или отзвук мировых культурных событий. Но именно такова и в реальности, и у Горелик и в идеальном типе полноценная провинция.

Добротная поэтика провинциальности!

Не является рекламой!

Владимир Л. Каганский