РЕЗОНАНС

Владимир Линдерман

И всё-таки он сказал правду

В последних числах августа я прочёл хороший грустный рассказ Леонида Юзефовича «Солнце спускается за лесом»*. По сюжету автор, тогда ещё молодой человек, студент первого курса, случайно знакомится с человеком, который представляется бывшим красным латышским стрелком. Стрелок рассказывает, что отмотал порядочный срок в лагере, потом содержался в психиатрической больнице, и вот собирается домой, в Латвию, где его ждёт брат. Ему нужны деньги на дорогу.

Автор просит стрелка написать что-нибудь по-латышски, чтобы удостовериться, что тот говорит правду. Стрелок пишет четыре слова — Salve olis mesa nagima — и поясняет, что это слова из старинной песни, которые переводятся так: солнце спускается за лесом.

Спустя много лет Леонид Юзефович включил эту строку в свой роман «Казароза». Демобилизовавшиеся стрелки, оставшиеся жить в России, поют эту песню.

Через некоторое время писатель получает письмо от университетской преподавательницы из Риги. Она пишет, что из четырех приведённых слов в латышском языке существует лишь одно — olis, но и оно переводится как «речная галька». А фраза «солнце спускается за лесом» звучит по-латышски совсем иначе: Saule riet aiz meћa (в русской транскрипции — «Саулэ риет айз мэжа»). В двух из четырех слов есть некоторое сходство, но и только.

Юзефович «расстроился, но обманщик, подложивший мне такую свинью, вызывал скорее восхищение, чем возмущение». В новом издании «Казарозы» писатель заменил прежние слова на те, что прислала преподаватель из Риги.

Спустя ещё годы Юзефович приходит к выводу, что его случайный гость всё-таки сказал правду, хотя она и не столь буквальна, как… но на этом остановлюсь, читайте рассказ, он действительно хороший.

Прочитав рассказ, я отправил автору письмо со своей версией перевода. Привожу его целиком.

«Добрый день, Леонид Абрамович!

Прочел Ваш рассказ «Солнце спускается за лесом». Вот Вам моё мнение о загадочной фразе Salve olis mesa nagima.

По сей день в латышском языке употребляется слова miesa. Странно, что на это не указала Ваш корреспондент из Латвии. Дифтонг “ie” для русского уха звучит близко к “е”. Значение слова — тело, плоть (miesa = мясо = плоть). В повседневном языке употребляется сегодня редко, но поэты используют. Собственно, как и в русском языке слово “плоть”.

Mesa nagima — тело нагое, тело обнажённое. Или во множественном числе — тела нагие.

Слово olis по смыслу связано со старым русским словом олей, оно же елей (об этом можно прочесть у Даля). Базовое значение — растительное масло, но вокруг этого — широкий лексический куст, например, растения: ель, олива. Из того же ряда — англ. oil (нефть, масло), слово “олифа”. Сейчас глагол “олифить”, насколько я знаю, применяют только в узко-профессиональном смысле, но раньше его значение было шире — красить, мазать, покрывать что-либо каким-то составом.

Ola по-латышски яйцо, но до того, как младолатыши создали современный латышский язык, оно, вероятно, означало ”крашенка”, то есть яйцо, покрашенное на Пасху.

Salve — солнце, это очевидно. В современном латышском — saule.

Полагаю, фразу следует перевести так: “Солнце покрывает загаром (олифит, красит, делает коричневыми) тела нагие/тело нагое”. Песни эротического содержания исполнялись в день летнего солнцестояния — праздника Лиго, как его называют в Латвии.

Замечу, что в советское время Латвия была чуть ли не единственной республикой в СССР, где этот праздник носил воистину всенародный характер, отмечался с большим размахом (разве что Новый год мог конкурировать). Я это помню по своему детству. Даже сохранялся эротический смысл праздника: парни бегали за девушками, хлестали их осокой по ногам. Догнал девушку, хлестнул, значит, она твоя. За осокой мы, мелкие пацаны, по распоряжению старших специально ездили на велосипедах на те участки реки, где она росла.

Современный латышский язык — молодой, ему менее 150 лет. Его по сути создали младолатыши при покровительстве российской власти, которая в тот период содействовала формированию латышской нации, желая таким образом снизить влияние руливших в Прибалтике остзейтских немцев. Фраза из вашего рассказа — из того “до-нормативного” латышского языка».

Я отправил это письмо, что называется, по горячим следам. Сейчас, по прошествии нескольких недель, появились новые соображения.

Растительное масло по-латышски — eļļa (транскрипция — элля), практически идентично русскому «елей». Смазывать — eļļot. (кстати, по-английски — to oil). По-литовски масло — aliejus, это уже совсем близко к olis, учитывая, что гласные чередуются в языках очень произвольно. Ещё один территориально близкий к Латвии язык — польский, масло по-польски — оleju. По-эстонски — õli.

Нагой, обнаженный по-литовски — nuoga, нагота — nuogumas (совсем близко к слову nagima из песни). По-польски соответственно — nagść и nagoњж. Вроде бы всё подтверждало мою версию, но один момент меня смущал. Не этимология, а сам смысл фразы. Дело в том, что эстетизация загорелого тела — явление довольно позднее. До ХХ века высоко котировалась белизна кожи, а не загар.

И я подумал: а может быть, salve всё-таки переводится как-то иначе? Да, очень похоже на латышское saule (солнце), тем более что и стрелок в рассказе переводит это слово как «солнце»...

Я владею латышским, но он для меня не родной язык, и слова, не входящие в повседневный обиход, вылетают из памяти. А иначе я бы, конечно, сразу вспомнил слово salvija — шалфей. Salve (русская транскрипция — салвэ) = salvija (салвия). Собственно, и на латыни шалфей — salvia, и в других современных языках — пишется и звучит примерно так же.

Тогда перевод будет выглядеть так: шалфеем (маслом шалфея) умащает (намазывает) тело нагое. О медицинских, косметических и магических свойствах шалфея известно с давних времен.

Жаль расставаться с первой версией, но вторая — более убедительна. И лучше соответствует сюжету песни, как его изложил стрелок: о девушке, выданной замуж на чужбину.

* Первая публикация — «Знамя», № 5, 2018.