|
НАБЛЮДАТЕЛЬ
рецензии
«Нужно просто перефокусировать взгляд»
Андрей Сен-Сеньков. Стихотворения, красивые в профиль. Избранное. — М.: Новое литературное обозрение, 2018.
Этот том известного поэта с подзаголовком «Избранное» (первая книга Андрея Сен-Сенькова вышла больше двадцати лет назад1 ) включает в себя не только стихотворения, но и визуальные тексты. Один из них дал название всему сборнику. И это явно значимый момент: открытость визуальным искусствам и, шире и глубже, другим искусствам вообще: от классической живописи до перформативных практик, современной музыки, кино, фотографии.
Контекст связей с другими искусствами обозначен в книге определённей, чем литературный. Множество текстов посвящено художественным артефактам и персонажам, стихотворения вступают с ними в живую коммуникацию, изменяются под их воздействием. Оказываются частью единого пространства — не только физического, визуального соприсутствия, но и ментального, художественного. Событие, происходящее в картине, когда мы смотрим на неё в музее, становится общим событием, сопереживанием. Сен-Сеньков называет, реализует в своих метафорах ту трансформацию, которую ощущает неленивый и любопытный (перефразируя слова классика) зритель под воздействием произведения искусства: меняется, обновляется восприятие окружающего и как бы (или на самом деле?) меняешься сам... Один из характерных текстов — «Галерея Уффици» (привожу полностью):
дети останавливаются перед разноцветными лошадками учелло
а потом
все как один
учатся заново ходить
высоко поднимая
карие колени зрачков
Образ в конце — «карие колени зрачков» — почти провокативно неожидан и в то же время органичен в рамках своей эстетики, того измерения нашего мира, где действует этот текст; здесь есть то смещение — смешение объектов наблюдения и их вдения, которое вскрывает внутренние связи «далековатых» вещей и понятий. Ты должен как будто встряхнуть головой, сфокусировать взгляд заново... В одном из стихотворений Сен-Сеньков говорит об этом прямым текстом:
над square de l’Aviation
всегда два неба
как на одной из тех картинок
где видишь старую колдунью
но знаешь что есть и
молодая красавица
нужно просто перефокусировать взгляд
В обоих стихотворениях — визуальные образы, картина и картинка, и то, что говорится, могло бы быть искусствоведческим комментарием или отрывком из книги о психологии зрительных образов в городском ландшафте. Но тексты Сен-Сенькова воспринимаются как «чистая» литература, поэзия, а не какой-либо иной вид деятельности, пользующийся литературой для достижения своих целей (что присуще, или, по крайней мере, часто репрезентируется как стратегия концептуальных квази-литературных текстов). В вещах Сенькова отчетливо ощущается самодостаточное «вещество литературности»: языковое чутьё, точность тропов, пластичность стилистики, афористичная отточенность речи. И нередко частью метафор, переплетаясь с визуальными ходами, оказывается игра слов. В то же время не теряется (и это главный «маркер» принадлежности литературной традиции, при очевидной формальной новизне стихотворений Сен-Сенькова), не теряется, никуда не уходит — лирическое высказывание. Только оно защищено не совсем привычной интонационной оболочкой.
Сен-Сеньков работает врачом, он специалист по УЗИ-диагностике. И вот текст, касающийся этой темы, «Просто пациент, просто фотография старого человека»:
печально удивляется моим врачебным словам
делает брови «домиком»
седым
белоснежным
белым домиком
похожим на тот что ненавидят в моей стране
он наверное тоже
мне хочется чтобы под крышей домика
поселились какие-нибудь добрые смешные существа
и прожили там оставшиеся ему последние месяцы
на прощание он медленно улыбается
и громко хлопает своей маленькой дверью
Это сочувствие маленькому человеку настолько в традициях классической русской литературы... И мы видим непосредственную авторскую эмпатию, эмоциональную вовлечённость, собственно — прямое лирическое высказывание. Здесь следование гуманистической традиции не вступает в сильное стилистическое противоречие с типом речи — нарратив описательный, реалистический, без «системных противоречий» с тем, как для читателя, чьё восприятие настроено на привычные, «устоявшиеся» сочетания стиля и лирического послания, всё это должно выглядеть. Но в книге есть пример и иного соединения стилистик: фантазма, в духе современного киносериала с характерным смешением жанров (в частности, фильма ужасов и чёрной комедии) и — нежного лирического высказывания:
в похоронном доме
старушке
накладывают посмертный макияж
сравнивая лицо с фотографией
делают почти живой
завтра она ляжет рядом
с давно умершим мужем
он будет любоваться
трогать косточкой туда где соскучился
макияж это терпеть
когда не сильно
да и не долго
В целом мир стихотворений Сен-Сенькова универсально-международен. Эти стихи, при яркости и оригинальности автора и тонкой работе с языком, хорошо конвертируемы — переводимы на другие языки; в издательской аннотации к книге отмечается, что стихотворения Сен-Сенькова переведены на 25 языков. Когда-то, в конце 1990-х годов, я предлагал ввести понятие «Международная русская литература»2 . Стихи Сен-Сенькова, на мой взгляд, представляют собой воплощение одного из вариантов международной русской литературы: русские тексты, создающиеся в России в ту же художественную эпоху, когда пишутся тексты на других языках, со знанием друг о друге и о том, что было сделано до них.
Попробуем посмотреть на то, что делает Сен-Сеньков, на примере одного из текстов в книге — «Пляж на орбите». Тут есть многое из того, о чём говорилось выше. И перефокусировка взгляда, и резкость (наведение на резкость) метафор, когда выявляется неожиданная близость объектов, на которые направлен взгляд, и перетекание масштабов. Есть ещё и перенесение свойств взаимодействующих людей и явлений природы друг на друга. И русская тема как отправная точка.
до белок-стрелок сначала отправляли кошек
кошки улетали но никогда не возвращались
просто не хотели
просто не понимали зачем
выходили в открытый космос
и нанизывали на когти
сверкающие как мыши в темноте звёзды
выходили осторожно красиво
как ты
трогающая ногой воду
перед тем как войти в голое море
Стихотворение начинается с русской темы — упоминания отправки в космос собак Белки и Стрелки. Отметим, что это вполне международная «русскость», с рубежа 1950–1960-х годов, когда достижения СССР в космосе стали одной из «визитных карточек» страны; речь идёт о том, что априори присутствует в сознании читающих не только по-русски, но и на других языках.
Но тут же, в первой же строке, начинаются и фантастические приключения: оказывается, в космос сначала, до белок-стрелок, отправили кошек. Во второй строке выясняется, что кошки никогда не возвращались. У этой версии развития событий в исследовании космоса есть своя вполне убедительная логика: кошки гораздо самостоятельнее, независимее собак, теоретически, вообще говоря, могут и не вернуться. «Просто не хотели»... Чем же они занимались? «Выходили в открытый космос / и нанизывали на когти / сверкающие как мыши в темноте звёзды» Трудно отрицать, что это роскошное занятие, с которым вряд ли можно сравнить что-то на Земле, и, действительно, непонятно, зачем возвращаться обратно... Но главное, всё же, в расширении масштабов: мыши и звёзды — в одном волшебном измерении.
Стихотворение могло бы быть на этом и завершено: есть вполне подходящий для яркого финала выход в открытое пространство, за горизонт, в буквальном смысле; рутина — даже если в данном случае это рутина представлений о космосе, о бесконечном — преодолена... преодолена клаустрофобия известного, заведомо данного.
Но стихотворение не заканчивается: кошки, свидетельствует автор стихотворения, выходили в открытый космос «осторожно красиво / как ты / трогающая ногой воду / перед тем как войти в голое море». Происходит возвращение с небес на землю, но оно не разочаровывает сужением, умалением пространства — поскольку стихия космоса перетекает в подобную ей стихию моря, а движение чувств переходит от свободной фантазии к любовному признанию, любованию близким человеком. И это не меньшая радость, чем космос и игра в кошки-мышки со звёздами. Попутно «голым» оказывается море, а не обнажённая нога входящей в воду женщины. Этот перенос, как всегда бывает с удачными строками, открывает нечто, что мы чувствовали, а теперь ощущение названо... И это описание чем-то сродни известной фразе школьника, точностью которой, как пишет Бунин, восхищался Чехов: «Море было большое»3 .
Какова генеалогия стихов Сен-Сенькова, с кем из современников можно увидеть пересечения? На эти вопросы трудно ответить в рамках собственно литературы; возможно, что верифицируемого ответа и нет. Похоже, такая ситуация говорит в пользу оригинальности, самоотдельности работы Сен-Сенькова в литературном контексте.
Наиболее явственны в его стихах соотношения с миром живописи. И, кажется, ответ на вопрос о генеалогии и контексте этих стихотворений может быть, скорее всего, дан в его же стилистике: со смещением и смешением масштабов, жанров и стран. На мой взгляд, ответ примерно такой: этот метод — где-то между Вермеером и Дали. В сторону Вермеера: пристальность взгляда, отделанность деталей, их принципиальная важность, где, как в серёжке девушки и в повороте головы на знаменитой картине — и весь космос, и естественная экзистенциальная значимость любого человека, как любой «детали» в мире. И уют — возможность жизни при всей её краткости и непрочности. А в сторону Дали — перетекания вещей и времён, эффектные приёмы, общая яркость, «глянцевость» и коммуникативность создаваемого художественного пространства.
Но всё же — ближе к Вермееру. К стихам из этой книги приложим тот же образ, который Сен-Сеньков использует в стихотворении «Вермеер, свёрнутый несколько раз»:
в старой делфтской церкви
на могилу вермеера
из окна
падает свет
точно такой же
как на холстах мастера
люди подложили могилу
как листок серой бумаги
под ножку старого стола
старого стула
старого мира
чтобы они
не качались
Этот образ — создание, поддержание устойчивости. Художественное действие и литературное в частности — работа по сохранению и поддержке устойчивости жизни и красоты в мире, для этого требуются новые неожиданные приёмы в каждом поколении. Так и в новой книге Андрея Сен-Сенькова.
Александр Бараш
1 Андрей Сен-Сеньков. Деревце на склоне слезы. Стихи, визуальная поэзия. — М.: АРГО-РИСК, 1995. http://www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/sen-senkov-a/
2 Александр Бараш. Международная русская литература. Выступление на семинаре «Геополитика культуры и наш литературный быт». // Зеркало. — № 9. 1999. http://www.litkarta.ru/world/israel/persons/barash-a/mezhdunarodnaya-russkaya-literatura/
3 «Очень трудно описывать море. Знаете, какое описание моря читал я недавно в одной ученической тетрадке? “Море было большое”. И только. По-моему, чудесно». http://chehov-lit.ru/chehov/vospominaniya/bunin.htm
|
