Об авторе | Дмитрий Юрьевич Веденяпин (14.10.1959, Москва) поэт, эссеист, переводчик поэзии и прозы. Семь поэтических книг: «Покров» (1993), «Трава и дым» (2002), «Между шкафом и небом» (2009), «Что значит луч» (2010), «Стакан хохочет, сигарета рыдает» (2015), «Домашние спектакли» (2015), «Птичка» (2018). Стипендия Фонда Иосифа Бродского (2011). Предыдущая публикация в «Знамени» — № 1, 2019.

Дмитрий Веденяпин

Всё парусиновое: ветер, пиджаки…

* * *

Из домика под крышей-одеялом

На свой же непрозревший риск и страх,

Из темноты, пульсирующей алым,

Из глубины воззвах.

Из комнаты, где вещи впали в ступор

От счастья невообразимых бед,

Как будто домик превратился в рупор,

А голос — в свет.

* * *

Облака сошлись и расточились,

Яко врази.

Да пребудет с нами Божья милость,

Чтоб не сглазить —

Тьфу-тьфу-тьфу — вот этого просвета,

Где всегда —

Это кто там врёт и не краснеет —

Ладно, рдеет,

В смысле, всё редеет

Облаков летучая гряда.

* * *

Привыкнуть к этому нельзя вообще

Ни тут, нигде, ни в праздники, ни в будни.

Перед лицом контуженных вещей

Я в том клянусь торжественно и чудне.

Мы пыжимся (естественно, вотще)

Вообразить, что остров обитаем —

Пальто висит! — в присутствии вещей

И видимом отсутствии хозяев.

Какой-то звяк! Я думал, ключ — увы,

То звякнули опущенные звенья.

Вот Пятница жуёт пучок травы,

А где Суббота или Воскресенье?

Понятно, что вот так нехорошо,

Что нас найдут и отвезут обратно

Туда, где нам уже или ещё

Понятно то, что слишком непонятно.

* * *

Фррр!.. Порррх! Попугайчик взлетает на дверь,

Как бы солнечный блик нежно-аква-зелёного цвета.

Он журчит и трещит — ладно, ладно и что ж нам теперь

Тоже прыгать от счастья? А что ж ещё, если не это?

Вот, довольная точка, он скачет вверху, как йо-йо,

Как поганка дождя на воде, лягушачья наяда,

Лопоча что-то здешнее, думая что-то своё,

Принимая как должное наши влюблённые взгляды.

It is hard being green, — он в зелёную дует дуду,

Потому что вот так повторять он специально задуман.

Я надеюсь, конечно, что он не имеет в виду

То, что мы тут щебечем внизу: it is hard being human.

* * *

Он укатил, и дождь погас,

Остались только бесцветный гул

И темнота, в которой, как во всех прекрасных

Стихах, мерцали время, зеркало и стул.

Не будем важничать –– мы тоже

Ещё пока

Окружены похожими предметами,

Белеющими ночью, как река.

Не будем унывать — мы тоже,

Как те и тот,

Наматываем шарф, выходим из подъезда

И раскрываем зонт.

В конце концов, лет через двести–триста,

Как обещал Антон,

Жизнь изумительная, новая, прекрасная

Обступит всех живых со всех сторон.

* * *

Ночь упала на город Париж,

Ты лежишь на полу и не спишь.

На полу, потому что кровать

Слишком дорого тут покупать.

Слава Богу ещё, что в тепле

На паласе, а не на земле,

Как вот этот под нашим окном

Сумасшедший с прекрасным лицом

В тонком спальничке в холод и дождь...

Для чего на земле столько рощ?

* * *

Сквозь черты лица, выражение глаз и рук

(Усмехнувшемуся щелбан — так бывает!)

Было видно, как время делает полукруг,

Приземляется в будущем и взлетает,

Лет примерно на сто назад, на сто вперёд

Размахнув слепящие крылья-числа.

Посредине — дыхальца, трубка-рот,

Брюшка, грудка, усики, щупик смысла.

* * *

Я увидел вчера человека с таким лицом,

Что, закрыв широко глаза, опять поверил

Непонятно во что: в связь времён, в суп с котом,

В то, что это было, по крайней мере.

Это был друг родителей с редким разрезом глаз,

Формой губ и морщин, какие раньше

Почему-то встречались, а сейчас

Повывелись напрочь.

Тот курил, и этот, здешний, терзал

Зажигалку — наконец, зажёг, затянулся.

Я поймал его взгляд — он меня не узнал,

Но улыбнулся.

* * *

Всё парусиновое: ветер, пиджаки,
Фанерные перегородки, отраженье
Плакучей ивы в зеркале реки,
Надежды и сомненья.

Усталый счетовод бросает долгий взгляд
На пляж, где слишком жарко, слишком грязно.
Как можно отдыхать под этот гвалт?
Как это может нравиться?.. Неясно.

А впрочем, кто я, чтоб судить других,
Суди себя, другие неподсудны,
Подумал он, и пляжный гам утих,
И зной ушёл... Но думать очень трудно.

* * *

                       И ропщет мыслящий тростник...
                                                                   Тютчев

В жару берег озера
с самого утра зарастал мыслящим тростником.
Тростник плескался,
слушал громкую музыку,
играл в волейбол
и то и дело роптал
по разным поводам.

В непогоду берег пустел.
Озеро жило своей внутренней жизнью.
Редкие мыслящие травинки
если и появлялись под здешними соснами,
то лишь затем, чтобы поглазеть на
дома на другом берегу,
серебристо-матовые пайетки озёрной ряби,
бурые водоросли
и своих антиподов:
тростниковых мыслителей,
стоящих по колено в воде
в облаке серых комаров,
жёлтых кувшинок
и синих стрекоз.

* * *

Счастья было много-много,

А теперь тю-тю.

Тварь дрожащая тревога

Делает кутью.

Рис, изюм, немного мёда,
Можно чернослив.
Равнодушная природа
Смотрится в залив.

Слышен чаек крик сердитый,
Комариный смех.
Где защита? Нет защиты.
Удалили всех.

Удалили, поселили
Непонятно где.
Серебристый призрак пыли
Ходит по воде.

* * *

Первенство по самбо. Длинный зал.

Запах пота, хлопка и... левкаса.

Я тогда Флоренского читал:

Ксерокопию «Иконастаса».

Я принёс с собой её тогда
С чистой курткой (мама постирала)
И читал урывками — ну да,
Прямо там, не уходя из зала.

Я читал про вывернутый смысл
Времени, границу сна и яви,
А потом вставал и выходил
На ковёр в неочевидном праве

Находиться сразу там и здесь,
На ковре и в листьях слов и — ух ты! —
Получалось сделать «ахиллес»,
Оставаясь чем-то вроде буквы.

* * *

Что значит быть собой — большой вопрос,

Но иногда мерещатся ответы

Вот в этом сочетании берёз,

Черники, ёлок, мха и бересклета.

Вы скажете: «Нашёлся Пастернак»,
А я на это вам скажу: когда мне
Вчера в лесу пропели Guten Tag,
Я сразу вспомнил Когена и Марбург.

Я вспомнил лязг и блеск когтистых крыш,
Тбилиси, Переделкино и Лондон,
Я мог бы вспомнить Пермь или Париж,
Венецию и Пизу, но не вспомнил.

Зато я вдруг увидел сам себя,
Как я стою вот так, не забывая
О счастье... Пастернак не Пастернак,
Я знал ответ... Теперь опять не знаю.

* * *

Как говорил в одном письме Иванов,

«Я тоже эпигон»,

Но тут существенны, конечно, степень

И то, что есть канон

Не выдуманный, а такой, который
Желтеет, как луна
Над розовым, само собою, морем.
И музыка слышна.

И есть кафе в каре ночных платанов,
Увитое плющом,
И кажется, что там сидит Иванов,
Не кто-нибудь ещё.

* * *

Французская такая тема:

Сидеть в кафе, тянуть вино,

Жевать багет, глазеть в окно

На фрезии и хризантемы.

Миф? C’est-а-dire, делите на два?
Я сам так думал, но когда
Гуляешь тут туда-сюда,
То понимаешь: это правда.

Не веришь, что так может быть,
Но вот сидят и точат лясы,
Грызут полусырое мясо
И выбегают покурить.

А это что за идиот,
Вот этот, самый молчаливый,
В углу уставился в блокнот?
Ах, это я! Ну да... Ну вот.

Начало лета

«Я точно знаю, вот оно

Настало, сука,

Когда в открытое окно

Влетает муха».

Так грубовато, но по су-

ти очень нежно

Мне говорил, скребя в носу,

Товарищ Брежнев.

Не пятизвёздочный герой,

А мальчик Коля,

С которым мы тогда в одной

Учились школе.

Потом он в армии служил,

Потом — на стройке,

Немножко спился, в общем, был

Нормальным Колькой.

Но так ли, сяк ли, если вдруг

Я слышу этот

Тугой и маслянистый звук

Начала лета,

И муха... Да, вот это пыл!

Вот это скорость! —

Я вспоминаю блеск чернил

И Колькин голос.

Приснился палиндром

Я нем — Ли Бо добил меня.

С пустой корзинкой

Yet... (Coleridge)

Я бродил целый день

По дорожкам, овражкам, полянкам,

А нашёл ничего,

Как сказала б моя англичанка.

И была б неправа,

Потому что то прямо, то криво

То кора, то трава

Мне мигали, что мёртвые живы.

Мне подмигивал мох,

И лишайник, цепляясь за ветки,

Улыбался, как мог,

Со стены самодельной беседки.

Лес в полосках верже

Весь светился то ярко, то слабо,

Как ещё и уже —

Англичанка меня поняла бы.

Люди в отпуске

Мнемозина взмахнёт покрывалом,

Ничего не имея в виду,

А тебе уж великое в малом

Замаячит на тихом ходу.

В этом акалептическом мире

Даже вера и та не к лицу.

Тут не Нилус, а просто четыре

Человека в сосновом лесу

В дачной вечнозелёной свободе,

С пляжным плохо надутым мячом

Вот гуляют, журча о погоде

Или, можно сказать, ни о чём.

Эта встреча не тянет на чудо

И вообще ни на что, а тогда

Почему ж ты застыл, как Гертруда

Со зрачками известно куда?

Скоро небо совьётся, как свиток,

Горы дрогнут и тронутся с мест,

Звёзды рухнут на землю, а ты тут

Про какие-то дачу и лес.