НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

На медленной земле

Диана Рыжакова. Ибис. — М.: Стеклограф, 2018.

               В дни войны здесь, в доме иконостас,

               Все углы намоленные, и присно,

               И крыло, и кто же вчера сказал —

               Кулики, овсянки, вдруг это ибис?

Стихи, собранные в этой небольшой книге, похожи на фреску-портрет только что проснувшейся молодой дамы: неприбранные, но полные тепла и снов, струящихся, как родники, к заветному Нилу. Здесь и облупленный уголок — недоговорённости, следы забытья, зафиксированные нетвёрдой ото сна рукой. Здесь и кракелюры речи — диалектные слова (леживое — пасмурное, прохладное), возникающие как пасхальные блюда; и распадающиеся ради обнаружения смысла предложения («и крыло, и кто же вчера сказал — кулики, овсянки…»); беззащитные провода интуитивно понятых связей между вещами («кулики, овсянки, вдруг это ибис»), неловкие, но трогательные рифмы (скверам — Церера, миражи — баржи).

А теперь без метафоры: я люблю, когда в стихах есть тяга вверх, к единственному смыслу, а здесь она очень сильная и поднимется до уровня молитвенного обращения: «Бабушка», «Ибис». Само название напоминает о сакральном, священном.

Есть два слова — любование и созерцание, которые при чтении «Ибиса» для меня приобрели почти противоположные значения. Любование предметом может открыть поэту святыню, и тогда сам предмет окажется лишь дверью к святыне. Любование нежно, неустойчиво, капризно, оно собирает детали, но боится глубины и сути. Однако если сердце поэта расширено от любви к предмету, любование уходит, и приходит созерцание. Не всем поэтам удаётся переступить грань между любованием, которое ещё не созерцание, и самим созерцанием глубины и сути. Есть поэты, которые поднимаются, или, вернее, их поднимает как бы волной от любования к созерцанию, и тогда стихи становятся уязвимыми, они волнуются, как перья птицы от холодного ветра.

В книге «Ибис» образ говорящей — очень подвижный, живой, он как бы скользит по поверхности, но поднимается всё выше и уходит вглубь, встроенный эхолот не дремлет: на глазах и в ушах читателя в одном стихотворении восстанавливаются древние связи, и здесь мало одной простой бытовой и культурной интуиции, здесь есть чувство родства, органическое понимание того, что лежит глубже личной и культурной памяти. Говорящая скрывается из глаз читателя, над ней сомкнулось небо — или новая земля?

Условно это можно назвать «медленной землёй», где живут священные ибисы. Поэтесса дала имя этой земле «Баошичи», кстати, одно из лучших стихотворений в книге, пусть неровное, но очень характерное и яркое, глубокой тихой яркостью.

«Литературный стиль у писателя сколько-нибудь оригинального есть результат душевных особенностей, и не он влияет на них, а они на него», — это высказывание Георгия Адамовича вполне применимо к стихам «Ибиса». Для понимания их важно, как движется эта «медленная земля», ведь именно из неё и прилетают ибисы стихотворений.

Диана Рыжакова — поэт позднего старта, стихи начала писать не так давно и очень строго к ним относится. Поздний старт в современной поэзии, кажется, уже тенденция, тем интереснее наблюдать её и читать стихи таких поэтов. В позднем старте поэзия — как плодовитое дерево: можно сравнивать плоды, один с другим, сортировать, отбирать лучшие, но в каждом есть косточка или семена опыта. В случае позднего старта опыт рождает творчество, а не наоборот, творчество ведёт за собой и помогает формированию опыта, как бывает при раннем старте. Опыт у Рыжаковой и есть «медленная земля» — нечто навсегда и кровно связанное с отдельной жизнью, нечто личное, но и выходящее за пределы, даже за пределы рода и страны (потому и Баошичи, а, скажем, не Кашпир — это рудник недалеко от Сызрани, города, очень много значащего для поэтессы). Этот опыт автор передаёт звуками и графикой, которая, на мой глаз, точно соответствует звукам, пусть не во всех стихотворениях уверенно и твёрдо это изображено. Стихотворения Рыжаковой кажутся наивными, неопытными, как подростки, что заметно и в редких слабых строчках, и в неудачных словах (которых немного), и в неточных рифмах. Но всё это не раздражает, а смотрится как обещание будущего развития.

               Черногория — медленная земля,

               будто горячий кофе или сухое вино,

               сестрица к сестрице протягивают улыбки на лицах,

               каждая смотрит в своё окно, но лишь одно

               нараспашку, ночью открыты ставни,

               но лишь она могла бы, но так и не стала…

Из этих шести строчек возникает картинка архаичной жизни, где, кажется, в окнах и стекол ещё нет. Кроме второй строчки («будто горячий кофе или сухое вино»), которая мне кажется слабой, это законченное изящное шестистишие, визуально напоминающее кадры из адриатических фильмов шестидесятых годов XX века: Феллини, Антониони, Дассен («Федра» с Мелиной Меркури).

Поэзия Рыжаковой идет от слуха, от ритма, от слушания и слышания. Она не просто ловит и пытается воспроизвести поэтической речью звуки далёкой давней родины — «медленной земли», она вслушивается в эту речь, пытается её понять, понимает и переводит мгновенно на свой, уже XXI века, язык; несёт как родниковую воду в пригоршне, смысл этой речи, и порой удаётся ни капли не пролить, как в стихотворении «Бабушка». Поэтесса идёт вслед за звуками: то выше, то ниже, то это синкопы, то ровные ритмические фигуры, но всё выше, — и достигает великолепных гармоний, одновременно и новых, и похожих на народную песню. Если бы я не знала, что стихотворение «Бабушка» написано Дианой Рыжаковой, я бы подумала, что это какая-то почти позабытая народная присказка — настолько глубокая и прочная связь в этом стихотворении.

               В деревянном домике ребёнок,

               Смешное ласковое дитя,

               Из пелёнок чуть выросла

               И уже бежит встречать

               Внука, приехавшего на дачу,

               А он важный такой, удачливый,

               Смотрит по сторонам,

               И жена его тоже там.

               А она бежит, не чуя больных ног,

               А она и живёт-то только из-за него,

               И ждёт его, и верит в него.

               Ласточка, солнышко, бабушка.

Книги «Стеклографа» всегда приятно держать в руках, а эта поражает лёгкостью (небольшая, но стройная и плотная) и красными воронами в лесу на обложке. Надо сказать, что учёные установили: подвид «священный ибис» (Threskiornis aethiopicus) — это вовсе не та священная птица, мумии которой находили в гробницах, птица бога Тота, дающего мудрость, покровителя знаний и писцов. Тогда в Египте, как и в Европе, обитал лесной ибис (Geronticus eremita), а изображённые на обложке «вороны» действительно чем-то напоминают редких теперь лесных ибисов.

Относительно составления автору можно было пожелать большей внимательности и тщательности, но при небольшом объёме проблема композиции всегда решается трудно.

Тёплое и умное предисловие Данилы Давыдова указывает среди прочего на концентрированность и мощность стихотворений, а также на несколько кардинальных для понимания этой поэзии вещей.

Приятно, что на «Ибиса» уже появились рецензии (например, на сайте «45-я параллель», — в этой рецензии Александра Карпенко особенное внимание уделено стихотворению «Баошичи»¹ ). Надеюсь, этот дебютный сборник обратит на себя внимание большого числа любителей поэзии.

Наталия Черных

1 Александр Карпенко. Шкатулка с сюрпризами // https://45parallel.net/diana_ ryzhakova/