ПЕРЕУЧЁТ

Станислав Секретов

Взболтать, но не смешивать

Пять рассказов Романа Сенчина в литературных журналах
 первого полугодия 2019 года

Диаметрально противоположные по своим позициям журналы «Знамя» и «Наш современник» в топ-15 самых читаемых периодических изданий в библиотеках Москвы занимают соседние строчки. На стенде Ассоциации толстых журналов на книжном фестивале «Красная площадь» свежие номера «Знамени» и «Нашего современника» также лежали бок о бок. Однако покупатели, интересующиеся первым изданием, как правило, даже не притрагивались ко второму, и наоборот. Читатели у двух журналов абсолютно разные. Авторы — тоже. Хотя исключения встречаются. Например, Роман Сенчин чуть больше двадцати лет назад почти одновременно начал печататься и в «Знамени», и в «Нашем современнике». Постепенно его рассказы стали появляться в других журналах. И появляются до сих пор. Значит ли это, что культурные границы между литературными «толстяками» давно исчезли? Или такая поливалентность — качество самого Сенчина? Наверное, дело все-таки в правде жизни, которой наполнена его проза — той правде, часть которой одинаково видят и либералы, и патриоты. В этом выпуске «Переучёта» — пять новых рассказов Сенчина, вышедших в первом полугодии 2019-го на страницах нескольких литературных «толстяков».

Начнём как раз с «Нашего современника». В № 1 представлены новеллы «Функции» и «Сюжеты». Героиня «Функций» — художница Ольга — попадает в психиатрический стационар. По собственной воле и не в первый раз. С помощью главного персонажа Сенчин говорит о психологической и социальной проблеме, хорошо знакомой жителям больших городов. Повсюду народ, машины, постоянная спешка. Хочется всё бросить и насовсем уехать в какую-нибудь далёкую деревню — в мир тишины и спокойствия. Но сразу возникает вопрос к самому себе: а на какие шиши ты там жить будешь? Приходится от сумасшедшей затеи отказываться. Две-три недели в глуши и — обратно в офис. Сенчин­ская Ольга ложится в стационар, чтобы «перезагрузиться». Она уже отдыхала здесь, словно в санатории. Новая поездка ожидаемого расслабления не приносит — в стационаре серьёзно ужесточился режим пребывания, своими правилами он стал похож на тюрьму. Теперь «в палате, как ядовитый туман, висела зеленющая…». Что? Доскажите словечко! Знатоки прозы Сенчина без труда закончат фразу, подобрав правильное определение. Привычное для автора слово-кочевник вновь встретится читателям в большинстве его рассказов, увидевших свет в 2019 году. Для тех, кто пока не понял, слово это — «тоска».

Сенчин — летописец русской тоски во всех её проявлениях. Причиной же тоски, как правило, служат одиночество, терзания о прошлом, различные негативные проявления человеческой природы и несовпадение прекрасного желаемого с мрачной действительностью. В «Функциях» прозаик рассуждает о наших масках, умении подстраиваться под разные ситуации, по-разному себя вести в меняющихся условиях. Человеком-«функцией» в новелле оказывается самая строгая и агрессивная медсестра Алина. Достаточно сменить декорации — и злая мегера оборачивается добрым ангелом. Верни её обратно в рабочие условия — снова вместо ангела получишь лютую надзирательницу. Какое же из двух лиц истинное? Вариант ответа знатоков прозы Сенчина опять-таки будет правильным.

Двуликим можно назвать и персонажа второй новеллы — «Сюжеты». Пока друзья студента первого курса Литературного института Олега дожидаются его, чтобы поехать бухать в ЦДЛ, где можно вдоволь посмеяться над стариками-писателями, которым уже очень скоро придётся признать твою гениальность, главный герой в пятый раз пытается пересдать зачёт по истории Древнего мира. Олег искренне не понимает, для чего ему нужно знать «истлевшую древность», если современный мир кишит интересными сюжетами: друг детства недавно такое поведал — закачаетесь — готовый рассказ! Гнетущее автора чувство имеет под собой почву: среди представителей нового писательского поколения — между прочим, весьма талантливых ребят — хватает тех, кто плохо знает не только историю, но и литературу. Так, с момента смерти Юрия Домбровского прошло меньше полувека, но студенты Литинститута на вопросы профессора лишь робко уточняют: «А кто это?». Ну хоть про Пелевина слышали — и то слава Богу. Даже, говорят, что-то читали. Про Омона вроде. Который Ра. Который бог Солнца, ага… Что остаётся профессору? Вздохнуть и ещё раз рассказать известные, как оказывается, не всем сюжеты. Сенчин очень активно намекает на очевидное, но, кажется, его намёки большинство снова проглядят. Что в сухом остатке? Да-да, то самое горькое слово-кочевник.

Рассказ «Долг», вышедший в № 5 «Дружбы народов», предельно автобио­графичен. Герой с друзьями едет по родной Туве и, что поразительно, чувствует себя счастливым. Хотя автор не был бы собой, если бы не преминул добавить: «Конечно, ожидал, что вот сейчас что-то случится и это ощущение кончится, сменится неприятностями, а то и бедой. Но оно не кончалось». Сюжет соткан из личного — нашлось место даже упоминанию превращённой в кабинет утеплённой лоджии в многоэтажке рядом со станцией метро «Коломенская», на которой Сенчин написал многие свои произведения. В конце же — причины расставания с женой и отношение к этому факту двух дочерей. Прозаик запараллеливает две судьбы: свою и героини по имени Ирина. У той — ни семьи, ни детей. Один лишь долг — работа в археологической экспедиции, которую она не может бросить. Два абсолютно разных пути приводят персонажей в одну точку. Какой путь был правильным — нет ответа. Может, сразу оба, может, ни один из двух. Долг читателя — подумать.

«Долг» — это ещё и день открытых дверей на писательской «кухне». В новелле процесс приготовления блюда Сенчин делает наглядным, рассказывая о каждом ингредиенте и смешивая их на твоих глазах. То он задумывается, как назвать сорокалетнюю героиню: вроде подходит слово «женщина», но выглядит-то женщина молодо и свежо, значит, — «девушка»? А как же возраст? То делает отступления о прямой связи жизни и литературы: «Берёшь вроде бы давным-давно оставшегося в прошлом человека, полузабытого, растворившегося в мире, наделяешь его чертами персонажа повести, рассказа или романа, и этот человек возникает.

Я даже стал побаиваться брать прототипами своих врагов — возьмут и появятся».

Опубликованный в № 5 «Нового мира» рассказ «Немужик» — это «другой» Сенчин — тот, о котором критики заговорили после выхода новеллы «А папа?»¹  — возможно, лучшей из его малой прозы за последние годы. Если героев абсолютного большинства рассказов, повестей и романов писателя можно условно назвать «проигравшими» — да чего смягчать — просто непригодившимися людьми, неудачниками, то Аркадий — персонаж новеллы «Немужик» — на протяжении значительной части истории выглядит победителем. Selfmademan: родившись в маленьком городке на Урале, он сумел не просто вырваться из него, поступив без денег и связей в институт, но и добиться нешуточных высот: открыть прибыльный бизнес, разбогатеть и обрести почти мировую известность. Только в глазах самых близких людей — матери и старшего брата — Аркадий несмотря ни на что всё равно будет выглядеть проигравшим. Как такое возможно?

Инаковость широкой частью общества не принимается. Как у нас принято считать: есть миллион — непременно украл, удачно устроился — мохнатая лапа тому виной, стал знаменитостью — просто переспал с кем нужно. Антипод Аркадия — его брат — живёт, как все: отслужил в армии, женился, устроился на завод, дети пошли, развёлся, вернулся жить к маме. Типичный русский мужик. В случае же с главным героем Сенчин ещё и усугубляет ситуацию, вводя в повествование неоднозначную гомосексуальную тему. Ладно, богача народ простит, но богача, чей бизнес-партнёр, судя по всему, партнёр не только в бизнесе, — уже нет. И снова — слово-кочевник.

Сергей из рассказа «Ты меня помнишь?», пришедшего к читателям со страниц № 6 журнала «Урал», как и «немужик» Аркадий, тоже живёт не как все. Правда, Сергей — проигравший изначально. «В юности он был уверен: сейчас время летит, а потом, с годами, станет замедляться, дни растянутся, будет когда почитать толстые сложные книги, подумать, ответить на скопившиеся в душе вопросы. Сейчас, пока молодой, нужно скорее жить, потом же анализировать прожитое». Менял работы, менял девушек, детьми не обзавёлся. Оглянулся — ему сорок пять, а жизнь пуста. Тупик. И даже повзрослевшая дочка друзей, в раннем детстве признававшаяся дяде Серёже в любви, больше его не помнит. Новелла носит очевидно мотивационный характер. Однако знатоки Сенчина хорошо знают, как автор привык смотреть на мир, поэтому неудивительно, что вдохновлять он будет не позитивным, а негативным примером. Мораль элементарна: живи здесь и сейчас, добивайся своего, не откладывай важные вопросы на будущее.

Кажется, перетасуй рассказы, поменяй местами названия журналов — ничего не изменится: правдолюб Сенчин угоден всем. Гений же, как всегда, кроется в деталях. Мог бы «Немужик» появиться, скажем, в «Нашем современнике»? В «новомирском» изводе — никогда! Поливалентность поливалентностью, но в любой правде жизни хватает того, что принимается не всеми. И писатель за двадцать с лишним лет с момента первых журнальных публикаций важный урок отлично усвоил. Опытный бармен по одному лишь виду клиента может точно определить, что ему налить. Границы не исчезают: рядом с посетителем, пьющим коктейль «Отвёртка», садится второй, который заказывает «Кровавую Мэри». И там, и там есть общий главный ингредиент. Но мы не будем смешивать.

1 Роман Сенчин. А папа? // Новый мир, 2017, № 10.