ТЕАТРАЛЬНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Павел Руднев

Назад, в 1960-е

«Право на отдых». Документальный спектакль по стенограммам заседаний секретариата московского отделения Союза писателей СССР по делу Александра Галича, реж. Игорь Титов и Сергей Карабань. Мастерская Дмитрия Брусникина, Москва.

Спектакль играется в стенах старинной театральной библиотеки на углу Страстного бульвара и Большой Дмитровки, и вместо билета с номером стула зрителю выдаётся читательский формуляр. Библиотека тут — живой символ советской эпохи. Здесь ничего не поменялось с того времени, только ассортимент книг обновляется, а бежевая мебель тёплых тонов, убранство — всё такое же, законсервированное, для кого-то милое, для кого-то душное. Здесь можно идеально представить себе кабинеты московского отделения Союза советских писателей, где разворачивается действие спектакля — суд над Александром Галичем. И массивные округлые своды типографского здания XVIII века работают как пыточные камеры, душный застенок.

Выбор библиотеки Союза театральных деятелей РФ как места действия спектакля Галича, как мне представляется, обусловлен ещё и тем, что парадоксом линии жизни поэта становится глубинная связь с театром — начинал как актёр, был последним учеником Константина Станиславского, а затем реализовался в бардовской песне, где безусловно лицедействовал; его голос, голос исполнителя, постоянно распадался на чужие, конфликтующие голоса. Но есть и ещё одно обстоятельство: библиотека СТД РФ в самом деле удивительно сохранилась как артефакт, как законсервированный дом-музей послевоенного советского театрального быта, и во всей истории шельмования Галича специфически театрального зрителя прежде всего интересует реакция единственного театрального человека среди расширенного секретариата СП — драматурга Алексея Арбузова. Тут очень многое зависит от репутации «нашего», «свояка». О микросцене с Арбузовым мы ещё расскажем, но это важно: понять, как функционирует человек театра в ситуации палача (любопытно, что в библиотеке в это время установлен отдельный стенд, посвящённый Арбузовской студии, откуда вышел Галич-драматург и где друзья и коллеги встретились в работе над пьесой «Город на заре»).

Мастерская Дмитрия Брусникина, самый заметный молодой театр Москвы сегодня, несколько лет назад вышедший из стен Школы-студии МХАТ, свою первую славу получил, идеально овладев методом документального спектакля (легендой стала их постановка «Это тоже я (Ab ovo)», материал для которой артисты собрали на московских улицах). Их мастер, педагог Дмитрий Брусникин в этом и видел инновацию в образовании — официально введя метод «вербатим» (одна из техник получения текста для документального спектакля) в систему актёрского обучения.

Именно благодаря этому активному внедрению в гущу улиц, способности услышать их гул и голос, с любопытством и сочувствием войти в реальность, чтобы рассказать о ней, Брусникин вырастил артистов, в которых мастерство соединяется с этикой, гражданственностью и высоким интеллектом, самоосознанностью. Это спектакль ответственных людей, которые знают, зачем реконструируют документ: судилище над Александром Галичем в Дубовом зале московского отделения Союза писателей. Документы взяты из РГАЛИ и преобразованы в сценический текст драматургом Андреем Стадниковым.

В конце казни через голосование — небольшой концерт, где песни Галича обретают иные голоса и иные ритмы. Когда звучит «Когда я вернусь» или «Памяти Пастернака», случается то, что в театре называется присутствием, присвоением, подключением. Галич пел, понимая, что не вернётся. Но тут он возвращается в другом поколении: двадцатилетние ребята, едва ли заставшие советскую жизнь, поют его, понимая, зачем и про что эти строки написаны. Молодые артисты подбирают себе формат существования, примеряют опыт, который уже кем-то пройден и не будет забыт. Собственно, этот опыт выживания в XX веке, видимо, для того и был создан, чтобы при повторении ситуации быть использованным. Так и реабилитируется сопротивленческая культурная парадигма советского времени — через присвоение стратегий. Именно тут и обретается право Галича на отдых.

Зритель сидит за библиотечными столиками с лампами, и вокруг них разворачивается действие: сперва отдельный разговор с секретарями Союза писателей, затем расширенный секретариат. Бросается в глаза свежесть, «сегодняшность» аргументов чиновников от литературы: сатира невозможна, оскорбление ветеранов и «здорового советского народа», опора на «мы» («товарищи») и на мифическое общественное мнение («на нас обидится народ»). Отеческий тон — отправляя Галича на казнь — «поленом по лицу голосованьем», — литературный чиновник очень печётся о здоровье Александра Аркадьевича, рекомендует бросить курить. От Галича требуют публичного покаяния за публикации в эмигрантском «Посеве», но по большей части в спектакле поэт молчит — для того, чтобы высказаться в финальных песнях. Слышны только обрывки воспоминаний: «У нас поэзия в такой цене — за стихи можно получить пулю», «Я им не прощу Марины, Мандельштама и Пастернака» и самое важное — видимо, мотивация Галича: воспринимая советский язык лозунгов и газетных столбцов как разрушение и омертвение языка, поэт пытается реабилитировать слово в маргинальном жанре авторской песни, предложить нечто рваное, нестройное, спонтанное, но живое вместо языка мертвящей бессодержательной ненависти. У кого-то из современников есть мысль о том, что Галич вернул стихам «значение хлеба»: когда литература питает, даёт не просто калории, а нечто почвенное, необходимое, как дыхание. И когда в финале спектакля молодые артисты поют Галича, они именно это понимают, делают главным: не просто стихи и песенки. Двадцатилетние подхватывают традицию молитвенного отношения к слову и факту живого искусства — с болью, солидарным подключением.

Время, прошедшее с той эпохи, работает на позицию Галича. К программке спектакля раздают приложение — лист, где убористым почерком даны справки об участниках голосования. Самые ядрёные, зубодробительные речи произносят люди, узнать о которых сегодня можно только из этой бумажки. Лица стёрты, безвестные, забытые герои идеологического фронта, которых не пощадило время: доносчик Николай Лесючевский, секретарь Союза, писатель-следователь Аркадий Васильев, оргсекретарь московского отделения, генерал КГБ Виктор Ильин, Николай Грибачёв. Эту компанию венчает монументальный писатель Сергей Наровчатов, возглавлявший собрание, — ещё одно навсегда забытое имя. Бог знает, читает ли кто-нибудь их книги сейчас и где эти книги. Артист Денис Ясик играет Наровчатова инфернально жуткой фигурой, как бы нависающей над «парламентом писателей»: железный человек с железными аргументами, с глазами сыча, требовательный, зловещий, одной своей интонацией определяющий общий тон разговора. Партократ-иезуит, он словно высасывает из литераторов нужные признания.

Режиссёры Игорь Титов и Сергей Карань (они же артисты в этом спектакле) и художник Дарья Уфимцева изредка обряжают чиновников в «аксессуары» животного мира: один выходит в лисьей шкуре, другой с перьями на голове, третий со стальной челюстью, словно вывернувшейся из черепа. Это как раз в спектакле неудачно: «волки» и «рептилии» как характеристика в отношении неугодных людей — как раз из лексикона партийных чисток. Здесь людей выдают слова, аргументы и интонации, дополнительные зооморфные атрибуты выглядят как плеоназм, избыточный курсив.

Но публика ждёт и позиций известных литераторов — обсуждали Галича не только безвестные ныне чиновники. Валентин Катаев в исполнении Даниила Газизуллина выглядит окаменевшим человеком, говорящим с нами вполоборота — но это не скала, а скорее человек с искривлённым позвоночником. Говорит и боится, понимает проблему и не способен выражаться более определённо, сжавшийся и сгруппировавшийся для возможного ответа на агрессию.

Марина Васильева играет Агнию Барто со слезами на глазах: эта женщина — единственная, кто говорит о поэтической одарённости Галича. Барто строит аргументацию на пробуждении чувства великодушия, свойственного русским людям, несколько раз напоминает о нём собравшимся, заклинает. В её глазах тоже блуждает испуг, но это испуг от собственной отваги, а не страх за себя.

Сергей Щедрин (педагог «брусникинцев») играет Алексея Арбузова. Драматург сидит в отдалении, где-то очень далеко от президиума, занимая окопную позицию. Он говорит с высоко поднятым подбородком, чтобы намеренно исключить контакт взглядами с остальными, и, в общем-то, мягко стелет. Не может поднять руки против близкого человека, с которым вместе в студии Арбузова и Плучека сочиняли и играли пьесу «Город на заре». Аргументация драматурга смещается: он обвиняет Галича не в антисоветчине («Когда вы взяли гитару, я вышел в коридор, чтобы этого не слышать»), а в том, что Галич несправедливо присвоил себе литературную маску фронтовика и бывшего лагерника.

История знает факты: Катаев, Барто, Арбузов сперва проголосовали против исключения Галича из Союза писателей, но были вынуждены изменить свою оценку после того, как Сергей Наровчатов заявил, что «наверху» просили единогласия в этом вопросе.

Далее происходит голосование, но это голосование зрителей. Надо сказать, что это наиболее спорная часть спектакля. Не очень понятно, в чём цель такого интерактива сегодня и можно ли ожидать иного результата, нежели «не исключать». Хотя, надо сказать, подымая руку, задумываешься: а что, действительно, делать Галичу в Союзе советских писателей?

А потом — мини-концерт. Молодые артисты поют самые знаменитые песни Галича в современной обработке под бит-бокс. Здесь разворачивается во всю силу играющий Галича Игорь Титов — мягкий, интеллигентный, скромный и аскетичный в подаче артист, в пении демонстрирующий бездны сосредоточенности, содержательной глубины проживания. Он снимает накладные усы и становится современным человеком, присваивающим песенный опыт опального поэта, восстанавливающим их смысл и бешеную энергетику. И как-то по-особенному звучат строки про «упаду, побеждённый своею победой»: тут сказано что-то важное про современность и, видимо, вечность. Что победа в пространстве-времени — не всегда фиаско, а фиаско — не всегда проигрыш. Весь вопрос в том, найдутся ли потомки, которые не дадут твоей, казалось бы, увядшей энергии зачахнуть. Придут, расчехлят свои гитары, и легенда продолжится.