НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Кто не боится Вирджинии Вулф

Александр Ливергант. Вирджиния Вулф: «моменты бытия». — М.: АСТ, редакция Елены Шубиной, 2018.

Литературный факт: книги о писателях становятся интереснее книг писателей. Например.

Вряд ли кто из предпочитающих современную русскую литературу откроет сегодня один из романов Вирджинии Вулф — и увлечётся чтением.

Но я не сомневаюсь, что если та же персона откроет книгу Александра Ливерганта о Вирджинии Вулф, то уже не закроет, пока не прочтёт. Книга увлекательна — во многом потому, что её сюжет, то есть биография героини, чрезвычайно увлекателен.

Судьбы писателей с содранной кожей, обнажёнными нервами и вытекающей кровью перешли в жизнеописания, стали историями, текстами, о которых размышляют сегодня прозаики, критики, переводчики разных поколений и разнящихся направлений мысли. Разных пристрастий и эстетических вкусов. Захар Прилепин о Леониде Леонове, Сергей Шаргунов о Катаеве, Алексей Варламов — много о ком, от Шукшина до «красного графа», от Михаила Булгакова до Александра Грина.

Книги о писателях хорошо идут — пользуются успехом у читателей и у премиальных жюри. После присуждения премий «Большая книга» Дмитрию Быкову за Пастернака и Людмиле Сараскиной за биографию Солженицына последовала литературная шутка: «За Мандельштама и Марину я отогреюсь и поем».

Читательским, а прежде того издательским успехом пользуются книги условной серии ЖЗЛ, «Жизнь замечательных людей», то есть не только этой молодо­гвардейской серии, выпускаемой с незапамятных времён, но и других издательств, вовремя почувствовавших востребованность жанра. Например, редакции Елены Шубиной издательства АСТ.

Издателю важен, конечно, не только жанр, но и то, как им владеет автор. В част­ности, из «Молодой гвардии» после выпущенных там литературных биографий Киплинга, Моэма, Уайльда, Фитцджеральда, Генри Миллера и Грэма Грина редакция Шубиной увела к себе их автора, Александра Ливерганта. В его случае совпали два «момента бытия»: востребованный жанр — и иностранная литература, её звёзд­ные имена. «Главные» писатели. В выборе персонажей Александр Ливергант всегда безупречен. Произведений этих авторов русский читатель мог и не открывать, но имя и его вес опознавал безусловно.

Что касается Вирджинии Вулф, то ко всему прочему это имя ещё и таинственное, и самоигральное. Кто боится Вирджинии Вулф? Вот именно: название знаменитой пьесы Эдварда Олби, не сходящей со сцены театров вот уже несколько десятилетий, знакомо нам больше, чем имя знаменитой писательницы, одной из самых значительных в европейском модернизме фигур, определившей эпоху и подверженной тяжёлым депрессиям, склонной к нетрадиционным сексуальным увлечениям и антисемитским высказываниям красавицы-аристократки, любящей жены Леонарда Вулфа, журналиста, издателя, еврея.

Вирджиния Вулф ко всему и персона таинственная, странная, с психическими отклонениями, закончившая жизнь таким небывалым по избранному способу самоубийством. Бывало, что английские леди топились в реке, да и горестную судьбу прекрасной Офелии все помнят… Но чтобы так? С булыжником в кармане пальто?

Вроде бы — «крупнейшая британская писательница», как сказано в издатель­ской аннотации, — но модернистская проза её, завораживающая, изысканная, малодоступна добросовестному читателю миддл-литературы. Да и критику тоже. Интеллектуальна, витиевата, бессюжетна. И ни о чём не информирует — кроме как о состоянии души автора и её персонажей. Эта проза непрактична, не прагматична, её некуда приткнуть аналитику и не употребить тому самому потребителю.

Александр Ливергант мог выбрать беспроигрышный вариант — сосредоточиться на биографическом материале (он, кстати, частично перевёл «Дневники» Вирджинии Вулф), тем более, что в этом случае биография, насыщенная событиями и людьми литературы, связями и контактами, — материал драматический, да ещё с трагическим финалом. Сюжетная биография, ярко сюжетная. Марина Цветаева замечала (в момент расцвета жизни Вулф, но не по её поводу), что есть поэты с биографией и без оной — к первой группе она относила Пастернака, о нём и эссе. Так вот, в случае Вулф — с биографией. Ну и тип личности выразительный — неуравновешенная, склонная к маргинальным увлечениям, с подвижной психикой, сложными отношениями с окружающим миром, язвительная… Безусловная леди, но леди со сдвигом.

(Впрочем, кто из писателей не со сдвигом, и тогда, и сейчас, пробурчим мы из своего угла.)

По некоторым характеристикам Вирджиния Вулф совпадает с упомянутой выше Мариной Цветаевой, да и покончили они с собой в одном 1941 году, только в Британии война в апреле уже вовсю шла, лондонский дом Вулфов был разбомблен, уничтожен, как и знаменитые лондонские храмы, там уже было голодно; России до объявления войны оставалось ещё три месяца, до ухода Цветаевой в Елабуге — около пяти.

Вирджиния Вулф не любила «реализм» — но стремилась к реальности («В этом романе, — замечала она о своей прозе, — мне думается, жизнь более “реальная”, больше крови и мяса»). Играючи играла воображением — и стремилась к форме романа-эссе. Страницы дневника, переведённые Ливергантом, когда он ещё только приближался к своей героине, свидетельствуют об этом, — не удержимся от образца: «Пеку статью за статьёй, чтобы получалось не меньше 30 фунтов в месяц. Сейчас должна была бы писать предисловие к тому лорда Честерфилда, но не пишу. Голова забита “Женщинами и литературой” — эту лекцию я читаю в мае в Ньюнхеме. Мозг — самый неусидчивый из насекомых: порхает себе где придётся. Вчера рассчитывала быстро написать самые блестящие страницы “Орландо” — и не выжала из себя ни капли. Причина самая тривиальная — сегодня всё встало на свои места. Чувст­во необычайно странное: как будто внезапно, точно кто-то заткнул горлышко пальцем, прекратился поток идей в мозг; палец убран — и мозг заливается кровью. И опять, вместо того чтобы дописывать “О.”, лихорадочно обдумываю свою лекцию»¹ .

Короче говоря, прибегнем к клише — творческая личность  Вирджинии Вулф соткана из противоречий. Можно, описав их, создать её рефлектирующий образ в контексте исторического времени, главное в котором — длинный промежуток между двумя мировыми войнами.

Но Александр Ливергант подбирает и другие, наиважнейшие, как нам показалось, ключи к писательнице. Он заходит через разбор и анализ собственно произведений Вирджинии Вулф, пропорционально связывая их с личными её рефлексиями. И здесь дневник необходим и достаточен — как автокомментарий. А в произведениях Вулф её не меньше, чем в её жизни, такой парадокс. Сквозь этот анализ видно, как много работала Вирджиния, всегда будучи недовольной собой. Взыскательность по отношению к своему творчеству приводила и к перфекционистской отделке текстов, и к психически мучительной неудовлетворённости.

Вирджиния Вулф — уникальная фигура литературного модернизма и в то же время будущее знамя литературного феминизма. Это так. И автор биографии справляется с вызовами — написать о модернистке и бисексуалке так, чтобы достоинства её прозы не оттеснялись яркими особенностями личности и были инкрустированы в литературный и исторический контекст. История Европы и, разумеется, Велико­британии двух войн и между войнами постоянно соотносится с историей самой Вирджинии — и эта первая история гораздо драматичнее, чем мы, сосредоточенные на своих горестях, себе представляем. Александр Ливергант не сгущает краски и не разводит акварель водичкой — знаток англоязычной литературы, он «убирает» эмоции, пишет сдержанно и точно. И в этом — особая британскость, если так можно выразиться, этой книги. Стилизованная? Нет, естественная.

Наталья Иванова

1 Вирджиния Вулф. Из дневников // Триста лет поливать и стричь. Английские переводы Александра Ливерганта. М.: Центр книги Рудомино, 2017.