преодолевая распад вещества. Стихи. Юлия Архангельская
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023
№ 9, 2023

№ 8, 2023

№ 7, 2023
№ 6, 2023

№ 5, 2023

№ 4, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Об авторе | Юлия Владиславовна Архангельская (17.06.1960, Москва), филфак МГУ. В «Знамени»:  «Время молчания»,  № 3, 2011; «Киевский сухой букварь», № 9, 2014; «Леденцовые ножи», № 7, 2016.




Юлия Архангельская

преодолевая распад вещества


* * *

та пустая пыльная Москва

неприметный асфальт шестидесятых

кошкин запах в подворотне напротив храма

(там теперь чугунная решётка)

чёрный ход ведёт в маленький дворик

где мама каталась с горки

а у меня украли оленёнка

и старшая девочка Ира

вытирала мои горькие слёзы


семья дворника жила в кирпичной пристройке

а под старыми тополями

ставили на Девятое мая

дощатые столы и скамейки

собирались там все соседи

выносили хлеб и селёдку

поминали своих убитых

пили горькую водку из кружек



* * *

люблю помпезные парады,

флажки, пирожные, салют,

где мне присутствовать не надо

и все шагают и жуют.

люблю бессмысленные споры,

когда со мной среди людей

часовенки Палеохоры,

фисташки Эгины моей.



* * *

кустится пышная морковь,

печётся сладкое печенье.

там, где кончается любовь,

включается нравоученье.

и слова праведного гром

сияет медью на параде,

и справедливость с топором —

как старый коммунист в засаде.



* * *

обломки бетона, кусты, буераки

струятся бессмысленно мимо меня.

всё дело, наверно, в божественном мраке,

который сокрыл сердцевину огня.

и эта ли глина крутого замеса

изменит структуру, услышит слова?

но золото бродит под сводами леса,

преодолевая распад вещества.



Рождество


этот холод в квартире, мороз

за окном — и в перчатках нелепо

так по клаве стучать, но всерьёз

мы почувствуем холод вертепа,

и московской зимы произвол

веселит нашу книжную веру,

и коты, словно ослик и вол,

согревают родную пещеру.



* * *

бродит апрель во чреве лесных реторт

там нарастает шум созревает хмель

тающие снега — ноздреватый торт

хруст леденца и орехи и карамель

эти сугробины не обойти никак

сладкие горы а в горле стоит комок

там за Перхушково валят сухой сосняк

тянется по ветру горький такой дымок

бензопила завывает и лес звенит

птица не дышит задумался человек

ладанный дух опилок его пьянит

семечки шишек летят и летят на снег



* * *

ушедшего прозрачна глыба —

там, не печалясь ни о ком,

вдруг море, плоское, как рыба,

сверкнёт холодным плавником,

а дальше что — никто не знает,

подвижен прошлого кумир,

всплывёт, возможно, отбивная

с горошком Globus на гарнир,

пятак в метро, коктейль молочный,

в лиловых кляксах дневники

и хит продукции чулочной,

те в рубчик бурые чулки...

не о любви и не о вкусах —

на глубине летейских вод

в огнях провинции, как в бусах,

Москва безумная плывёт.



* * *

пятиэтажка. середина века.

исходит паром чайник на плите.

на кухоньке сидят два человека,

не зажигая света, в темноте.

на улице зима и кружит вьюга,

на чайных чашках розаны горят,

а люди держат за руки друг друга,

о чём-то говорят и говорят.

не выходя из круга абажура,

перечеркнула этот век скупой

двойных теней прозрачная фигура

на фоне банок с солью и крупой.

в Обыденском синеют закоулки

и темнота меняется в лице,

пока возможно встретить в переулке

Аверинцева в тощем пальтеце.



* * *

опять глядишь туда издалека —

в окрестности весеннего разлива,

где древняя лежит Москва-река

темнее янтаря и чернослива,

и ты с ольховым прутиком в руке,

ты знаешь безошибочно и остро,

что тающие лица на песке —

праматери, прабабушки и сёстры,

они, как рыбы, открывают рот,

прозрачные под жёлтыми лучами,

ты эту реку переходишь вброд

и тени предков носишь за плечами,

и говоришь их тайные слова,

которые они хранили годы,

ты Христофор, ты пёсья голова

на отмели печали и свободы.



* * *

мы когда-то в больницы ходили,

мы ходили, послушай, в тюрьму,

и глаза мои столько вместили,

невозможно нести одному.

эти стены, где грязно и пусто,

и зернистый обыденный мрак,

этот запах протухшей капусты,

и баланда, и хлеб, и черпак.

я кормила и мыла посуду,

и не знала, дитя РПЦ,

что уже никогда не забуду

эту муху на мёртвом лице:

уходили, одежду стирали,

но система сигналила: сбой.

а они навсегда умирали,

пока я становилась собой.



* * *

отобрали подушку увезли кровать

неудобно спать на полу

и надулся верлибр и не хочет спать

вон он сидит в углу


он как жаба пупырчат и зеленоват

алогичен необъясним

он все рифмы сожрал он не виноват

что у нас не сложилось с ним


на хвосте бубенчик во рту игла

бред в ночи ему не знаком

что ж ты жаба пялишься из угла

с нераздвоенным языком



* * *

ты не смотри на небо и давай

то будет просто лента голубая

в те времена ещё ходил трамвай

Миусское неспешно огибая


жене молчать любовнице рыдать

и по щеке размазывать помаду

мне надо было просто подпевать

на панихиде а страдать не надо


и я ловила смысл и он один

сгущался и рассеивал тревогу

звенел трамвай и пах валокордин

и время уходило понемногу



* * *

как дружат женщины зимой

в каминном свете нежен волос

в пещере тёплой снеговой

их золотой воркует голос


как утешают по весне

и заговаривают тучи

как будто пальцами во сне

проводят по щеке колючей


как девочки идут легко

не обогнать не прикоснуться

и ёжик чует молоко

и чёрный нос макает в блюдце




Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru