Об авторе | Андрей Геннадиевич Поляков (09.06.1968, Симферополь), лауреат премии «Москва-транзит» (2003), шорт-лист премии Андрея Белого (2003, 2009), стипендия Фонда Иосифа Бродского (2007), премия Андрея Белого (2011), «Русская премия» (2014) и Премия имени Андрея Вознесенского «Парабола» (2014). Предыдущая публикация в «Знамени» — № 1, 2018.  Живёт в Симферополе.

Андрей Поляков

Последний Симферополь

Одиссей помрачённый

Я слышу крики берегов родных…

Что нужно вам? Чего ещё хотите?

Следы возьмите от сапог моих,

сожгите прах, а пепел — утопите

Не возвращайте в прошлое свиней

не покушайтесь на свиные рыла:

я одинок, а всех моих друзей

волшебница в животных превратила

Цирцея, укуси меня в плечо

чтоб позабыть как запекался солью

Сиваш, и небо ныло горячо

и целилось в висок свинцовой болью

Цирцея, я не сплю!.. Но снится мне

что я проспал вокзал, меня увозит

Харон, с лицом, как зеркало в огне:

огонь слепит, а зеркало — морозит

Подруга, я тебя опередил

я сам себя проснуться надоумил

когда с Хароном в тамбуре курил

и говорил, что государь не умер

Цирцея, я усну, а ты не спи

как страх не спит и кровь мою толкает

ведь я уже у Сталина в горсти —

там пахнет мятою — я путаюсь, прости! —

там всё цветёт и бабочка порхает

Там август лев гуляет по холмам —

нежны его державные движенья! —

он кесарь, он показывает там

искусство умиранья и скольженья

Там просто спит деревня-Иванов

а городок-Петрова спит надменно

Там царский рык доносится с холмов

и отравляет кошек постепенно

Цирцея, спи, как спит моя страна

Ты — женщина, что говорить с тобою?

Я не хочу ни женщин, ни вина

Но раз я здесь — я должен стать свиньёю!

Золото: советский спорт

Нет, не слова говорить о любви золотисто-звенящей

к солнечным дням сентября, осенённым полётом мяча!..

В двориках наших в футбол посредине листвы драгоценной                  

вышли другие блистать школьной осени злые сыны

Нет, не слова говорить… А скажу — передёрнется голос

словно копытом кентавр слева в сердце ударит слегка

Родина, школа, любовь, золотая советская осень —

всё улетело, как мяч, много дальше дворовых осин

* * *

И во сне, как в раю, говоря

долго ль ждать нам зари октября

а до этого — пламя труда

не спалит ли усталые плечи

и во рту загорится ль звезда

поэтической радостной встречи?

Я последний советский поэт

краснокнижной внимающий Музе…

Бог посмотрит — меня уже нет

Я остался в Советском Союзе

Родное

Звезда срывается с небес

и, в грязь попав, шипит и тает…

Пустеет небо… Интерес

к себе Селена пробуждает

Пустеет осень… Всё не так…

Пустеют клёны, как стаканы

и ветер Космоса жесток

и небеса слегка наклонны

Звезда покатится, звеня —

её губами не поймаю…

Луна! Пойми хоть ты меня

как я себя не понимаю

К тебе, как стих, мой дух летит —

куда ещё ему деваться? —

а тело Землю тяжелит

и не желает подниматься

и не умеет пониматься

пока до крови говорит

* * *

Мне плохо, мне просто хреново

но там, где плывут облака

где солнце, что алое слово —

крылатая ноша легка

Такая легчайшая ноша

поэзии, грусти, любви

что солнце на сердце похоже —

полнеба в закатной крови

и голос летит на свободу:

— Мне плохо, я всё позабыл

крылатая дочь небосвода

за что я тебя разлюбил?

Любовь — это память о рае

Как хорошо тому, кто нелюбим

скользить, как дым над старыми домами

и повторять непрочными губами

слова любви, прозрачные, как дым

Как хорошо в нетопленой квартире

хоть надышать, хоть выпросить вина

хоть закурить, чтобы согреться в мире

где жизнь твоя подруге не нужна

Как хорошо! Никто тебя не вспомнит

никто тебя не вспомнит никогда

лишь под ногой небесный камень вздрогнет

и вверх земная скатится звезда

Да, хорошо… Но я хочу другого:

идти сквозь парк и статуи считать

напротив церкви встретить Полякова

и в лысину его поцеловать!..

* * *

                                    Елене Лагутиной

Нет листьев на ветках, а всё шелестит

быласточка в небе летит

и озеро так за холмами блестит

что сердце почти не болит

Я эти стихи для тебя повторю

на сонном осеннем ветру…

Потом сигарету твою докурю

Потом — никогда не умру

О чём мы говорим, когда молчим

I

Милая, где же салют над Невой?

Там, над Невой, ничего не видать

Впрочем, случалось нам зимней порой

и не такую беду бедовать

Помнишь ли ты, дорогая моя?

Лёд стекленел на бесшумной Неве

Лёгкая музыка небытия

тихо играла в моей голове

Милая, как это было давно

Как это было — давай забывать!

Нет мне вина, чтобы выпить вино

Сталина нет, чтоб меня расстрелять

II

Слышишь ли ты, небольшая моя ­—

лёд шелестит на весенней Неве?..

В визге и скрежете небытия

он шелестит обо мне и тебе

Эту ли музыку слушать вдвоём

лучше в раю, на седьмом этаже

там, где из щели сквозит под окном

холодом, счастьем, стихом, серебром… —

всем, что для нас не опасно уже

Но не Офелия…

               А ты, мой взор, бесплотно-городской

               лови Луну, блеснувшую волной

               в каком-то небытийном Ленин-граде

               где я смотрю, как в зеркало не глядя

               в лицо Луны, плывущее слезой

Я сплю. В ушах шумит чужая

почти не бывшая река

и звон стеклянного трамвая

летит над ней издалека

По царской воле подсознанья

я, зыбкий житель городской

всё те же различаю зданья

что видел некогда, живой

Я вижу вновь: пустое платье

плывёт в воде небытия…

Моя любовь, моё проклятье

Луна прозрачная моя!

Ещё и страшно мне и сладко

в воде ловить лицо твоё

но смерть — бессмертная загадка

и умереть — решить её

* * *

               Орфей — кентавр… Луна — лошадка…

               О, как скакать бывает сладко!

Скучно кентавру курить на морозе —

тянется сердце к покою и прозе

хочется русские книги читать

жить в деревеньке и брёвна тесать

Он бы огромной зарос бородою

он бы беседовал с голой Луною

о человечестве, о доброте

чтоб не стеснялась светить в темноте

Если душа у кентавра остынет

если он даже копыта откинет

даже лежащий в дубовом гробу

он закричит: «Я от вас не уйду!

Буду я ночью скрипеть половицей

буду, споткнувшись впотьмах, материться

буду на улице в полночь курить

и на прохожего страх наводить!»

Кентаврова баллада

               Андрей Кентавров, протоиерей,

               проснись к деревьям в парке поскорей!

Кентавров портвейн покупает

и пьёт за здоровье Луны

Деревья ему навевают

достаточно сладкие полусны

Кентавров не верит в кентавров

и часто ссорится из-за этого с Луной

Деревья ему подставляют

скамью по дороге домой

Сидит возле дома Кентавров

собой украшая скамью

Деревья трепещут, как отроки в школе

и песню заводят свою:

«Кентавров, забудь про кентавров

про споры о их существовании с Луной

вступи в наше тесное братство —

покройся зелёной листвой!

Ты будешь поэтов весною

под кроной густой собирать

а осенью — жёлтой главою

на русскую землю легко опадать

Но это не больно, не страшно!

Ты вновь возродишься весной!»

Кентавров не внемлет разумным деревьям —

встаёт, и уходит домой

* * *

Дай, Боже, мне ангела света

всели его в сердце ко мне

чтоб девушки Даша и Света

со мной целовались во сне!

* * *

Я знаю, что Чёрное море

и Синее небо над ним

собой поменяются вскоре

местами, и станут, как дым

как ветер, как свет, как бумага

как свист у меня в голове

как пёрышко ангела Бога

лежащее в Пыльной траве

* * *

Пусть останется стихотвореньем

сладковатая летняя лень

удаленьем, зияньем, вращеньем

заменившая прожитый день

Слишком долго он тлел, догорая

со стихом догорая вдвоём

словно сердце моё, дорогая

словно тленное сердце моё

Или нет? Или мне показалось

когда вышел курить на балкон

что вечерняя ласточка мчалась

на какой-то не тот небосклон?..

* * *

Мы садимся в машину и едем

по осенней земле золотой

за невидимым сразу медведем

и отчаянно рыжей лисой

Мы такие же смертные люди

как медведи и лисы вдали

Где мы едем? Когда мы прибудем?

Как сюда мы добраться могли?

Ведь у нас ни за что не спросили

сколько лет мы хотим на земле

И осенние листья России

не для нас зажигают во мгле

* * *

Я видел Африку труда

на карте ночного каштана

сквозь ветви светлая звезда

мерцала, как с телеэкрана

и я, ребёнок молодой

мечтал, что вырасту огромным

а постарев, чужим и чёрным

уеду в Африку домой

Последний Симферополь

В том самом последнем, в том самом вечернем краю

увижу я снова привычную местность свою

Названия улиц, что некогда знал и любил

я в городе вспомню, где не был, и всё-таки был

Под небом неярким, под сереньким низким дождём

я дом свой узнаю, окошко и шторы на нём

В почти одноцветном, почти облетевшем саду

я вспомню поэтов, которым навстречу пойду

Ни боли, ни радости мне не добавит никто

Ни жарко, ни зябко запахивать крылья пальто

Ни сладко, ни грустно курить, по дорожке шагать…

При Жизни обидней, при Жизни страшней умирать:

томит неизвестность, и тени пугают, и мгла…

А всё же спасибо Ей скажем за то, что была!

За ветер и солнце, за звёзды, за горечь и стыд

за муки похмелья… О, кто нам хоть их возвратит!