Арсений Замостьянов

“Твой есмь аз” Суворов

Духовный облик
и анекдотическая легенда

“Твой есмь аз” Суворов. — М.: Издательство Сретенского монастыря, 1998. — 160 с. 11 000 экз.

Суворовская легенда — одно из интереснейших явлений отечественной культуры, она была представлена не только в десятках сборников анекдотов из жизни “замечательного чудака и оригинала”, не только в фольклоре, но и в таких многозначительных произведениях отечественной литературы, как державинский “Снигирь”, пушкинская “История Пугачева”, “Война и мир”. Без привлечения суворовской легенды в России не обходилась ни одна идеология; Суворов будоражил патриотические чувства россиян в 1812 году (перечитайте “Певца во стане русских воинов”), в 1914-м, когда на берегу реки Рымник продолжались хлопоты по установке конного памятника полководцу, в годы сталинского “преодоления вульгарно-социологического подхода к истории”, в годы войны 1941—1945 годов. И Суворовские училища, и орден Суворова, и восстановленные суворовские музеи появлялись тогда, когда нашим чутким идеологам требовалась поддержка Суворова.

Но суворовская легенда жила не только тенденциями официальной идеологии. Накрепко укоренившийся в фольклоре образ Суворова и в двадцатом веке находил самые разные способы существования — в поэзии и в живописи, в песне и в анекдоте. В анекдоте историческом и в анекдоте злободневном. И, конечно, во всех “суворовских” жанрах наш фельдмаршал и генералиссимус был героем, которому сочувствовали, олицетворяющим справедливость и мужество. Думаю, что российский культурный миф о Суворове сопоставим с британскими преданиями и об адмирале Нельсоне, и о литературном герое сыщике Шерлоке Холмсе. Гениальный чудак, приходящий на выручку несчастным. Энергичный, если угодно — спортивный (Суворов — олицетворение отечественной спортивности, Холмс — британской), он не осквернился убийством, остался добродетельным.

Суворов сейчас — это и герой школьной программы по истории, и герой серьезных научных монографий, персонаж многотиражных исторических романов-бестселлеров, персонаж популярных рекламных телевизионных роликов. Суворов — это имя городов, улиц, площадей, это имя ресторанов и название “похлебки”, входящей в самые разные меню. И с Суворовым массовой культуры, как и с Суворовым военной науки и политической истории, нельзя не считаться.

Свойства личности исторического Суворова и его не менее важного для истории анекдотического “второго я” определили и вхождение нашего полководца в отечественную православную идеологию.

В издательстве Сретенского монастыря по благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия Второго выходит книжка о Суворове, озаглавленная строкой из суворовского покаянного канона: “Твой есмь аз”. Имя автора книги не обозначено на обложке, лишь в аннотации к книге написано: “Составитель этой книги Мария Георгиевна Жукова, дочь продолжателя суворовских традиций, великого русского полководца маршала Г. К. Жукова”. Почему — “составитель”, а не автор? Читатель издания заметит, что документы составляют лишь малую часть книги. Повествование ведется от лица автора, скупо цитируются те или иные документы, в приложении публикуется “Канон Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу, составленный графом Александром Васильевичем Суворовым-Рымникским”. Если Мария Георгиевна Жукова — составитель книги, то кто же — автор? Кроме М. Г. Жуковой в книге нет ни одной фамилии людей, работавших над книгой, — консультантов, редакторов. Таким образом, у нас есть все основания считать книгу “”Твой есмь аз” Суворов” книгой М. Г. Жуковой, и жаль, что формального объяснения читателю — кто написал эту книгу — редакторы не оставили.

Среди эпиграфов к книге хочется отметить два. Оба они принадлежат перу А. В. Суворова: первый — перу Суворова реального, второй — мифологического. Первое, реальное, изречение оказывается лаконичным: “Слава Господу, ибо Он есть источник всякой славы...”. Второе является развернутым монологом из книги суворовских анекдотов Егора Фукса, участника последних походов нашего генералиссимуса. “Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили цари, любили воины, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России, кривлялся и корчился. Я пел петухом, пробуждая сонливых, угомонял буйных врагов Отечества. Если бы я был Цезарь, то старался бы иметь всю благородную гордость души его, но всегда чуждался бы его пороков...”

Как хотелось бы всем сувороведам — даже тем, кто скептически относился к сочинениям Егора Фукса, — чтобы эти слова оказались подлинными, суворовскими. В любом случае это подлинные слова нашего Суворова, Суворова высоких легенд, который, несомненно, “старался бы иметь всю благородную гордость души его, но всегда чуждался бы его пороков...”. Мы — максималисты, нам не хотелось бы слышать о “пороках”, о “грехах” национального гения: “Гений и злодейство — две вещи несовместные...”. И, право, нам некомфортно верить в Льва Толстого из очерка Волошина: “Про разрыв Сурикова с Толстым я слышал от И. Э. Грабаря: “А он вам никогда не рассказывал, как он Толстого из дома выгнал? А очень характерно для него. Жена его помирала в то время. А Толстой повадился к ним каждый день ходить, с ней о душе разговоры вел да о смерти. Так напугает ее, что она после целый день плачет, просит: “Не пускай ты этого старика пугать меня”. Так Василий Иванович в следующий раз, как пришел Толстой, с верху лестницы на него.

— Пошел вон, злой старик, чтобы тут больше духу твоего не было.

Это Льва Толстого-то... Так из дому и выгнал”.

Греховная гениальность не мифологизируется отечественной культурой; мы ощущаем установку на ничтожество греховности. И Суворов преданий и мифов есть не что иное, как воплощенное представление о добродетельном гении — истом христианине и человеколюбце, смиренном и терпеливом. Даже гнев Суворова преданий не имеет страшных последствий: пожурив, наш полководец зачастую оставлял проштрафившихся солдат и офицеров без наказания... Это предание вошло в книгу М. Г. Жуковой, автор книги “”Твой есмь аз” Суворов” трепетно пересказывает правдивую легенду о суворовской отходчивости.

Образ добродетельного, “христианнейшего” полководца, “русского Архистратига”, начал складываться еще при жизни Суворова. Нравственная высота суворовского служения особенно сильно ощущалась в дни траура по полководцу. Не случайно в реквиемном стихотворении, посвященном Суворову, Державин указывал именно на христианскую природу суворовской “науки побеждать”:

Быть везде первым
                 в мужестве строгом,
Шутками зависть, злобу штыком,
Рок низлагать молитвой и Богом,
Скиптры давая, зваться рабом...

Книга, по аннотации, рассказывающая “о духовном облике великого русского полководца А. В. Суворова”, является характерным “назидательным чтением”. Клерикальные и светские книги о деятелях истории — не жития святых, а именно духовные биографии полководцев, просветителей, государственных мужей — всегда были важным воспитательным инструментом, указывающим “юноше, обдумывающему житье”, с кого “делать жизнь”. И на смену мифам о Чапаеве и Буденном, на смену рассказам о детолюбивом Дзержинском пришли книги о Петре Великом, о Пушкине, о Ломоносове, о Суворове. Можно скептически усмехнуться: дешевое чтение! новый назидательный лубок! Но стоит ли страшиться назидательности? К счастью, механизм возрождения принудительного навязывания исторических кумиров воссозданию не подлежит; и любовь к Суворову или к идеализированному Пушкину является добровольной страстью.

М. Г. Жукова начинает повествование: “У каждого народа есть свои заветные имена, которые никогда не забываются. Чем дальше — тем ярче и светлее становится в памяти потомков нравственный облик народных героев, они, как звезды на небосклоне, освещают исторический путь нашего народа, являя собой образец жертвенного служения Богу, своему Отечеству и ближнему”. Иконописный образ, вызывающий в памяти другой образ — образ Суворова с полотна художницы Татьяны Назаренко. Т. Назаренко показала Суворова, в сопровождении одинаковых солдат доставляющим в Симбирск плененного, в деревянной клетке, Пугачева. О картине спорили чуть ли не до хрипоты; люди вырезали из журнала “Огонек” страничку с репродукцией работы Назаренко, Натан Эйдельман рассуждал о суворовской картине в известном исследовании “17 сентября 1773 года”. А лик Суворова на картине Т. Назаренко лучился смирением и добродетельностью. То был лик если не святого, то “христианнейшего” из полководцев.

Мария Жукова бегло рассказывает биографию полководца, почти по Тарковскому, “от юности до старости”, пересказывая легенды и сгущая внимание на фактах духовной жизни Александра Суворова — фельдмаршала, который, “скиптры давая, звался рабом”, и в первую голову — рабом Божиим.

Особенный интерес вызывает пересказ некоторых малоизвестных и, к сожалению, пропущенных иными суворовскими биографами легенд. М. Г. Жукова пишет: “В 1764 году, будучи командиром Суздальского пехотного полка, А. В. Суворов основал и построил в Новой Ладоге деревянную церковь во имя святых апостолов Петра и Павла, которая называлась с тех пор Суворовской. [...] Предание говорит, что Суворов сам лично носил вместе с солдатами бревна для сооружения этой церкви. Особо примечательно, что он собственноручно вырезал для нее деревянный крест”. Читатель ощущает подлинный возраст мифа о герое, “собственноручно носящем бревна”. Через Петра Великого — к строителю церкви Суворову и через Суворова — к герою-безбожнику 1918 года.

Автор книги не стремится раскрыть документальную основу собственных рассказов. Чистота мифа остается нетронутой. Такая же приправа мифа читательской и авторской доверчивостью использовалась Робертом Грейвсом... Не стоит поспешно списывать “антиисторизм” некоторых эпизодов книги “”Твой есмь аз” Суворов” на авторскую наивность. Назидательная литература, полная легенд и преданий, не может претендовать на научность, на документальную объективность критического подхода к историческим мифам.

Еще одна замечательная легенда: “...солдаты, которые имели несгибаемую веру и молились, оставались невредимы и даже не имели обморожений во время перехода через Альпы, те же, которые такой веры не имели, отмораживали и руки, и ноги. О таких Суворов говорил: “Они Богу неугодны...”. Скептики пожмут плечами, а мы задумаемся: ведь в этих словах — подлинная идеология Суворова. Сила духа Суворова была силой православного, ортодоксального духа, и именно такой Суворов был вечным победителем. Не стихийный демократ из советских учебников истории, а молитвенный “чудак и оригинал” почти уже безбожного восемнадцатого столетия. И автор книги “”Твой есмь аз” Суворов” справедливо осознает: “Суворов был непоколебим в своем уповании на Бога. В этом следует искать источник его гениальности как полководца”. Вывод, не раз документально подтвержденный самим Суворовым.

Суворов был настоящим оригиналом в своем восемнадцатом веке: его нрав резко контрастировал с общепринятым, модным нравом высшего света и армии Екатерининского века. Суворовская антипатия к заэтикеченной и в то же время весьма раскрепощенной морали екатерининских крепостников ясно выражена М. Г. Жуковой: “...дочь Суворова была помещена сначала во дворце, около Императрицы. Этот знак особой милости и внимания Екатерины к знаменитому полководцу произвел на него совсем не то действие, на которое рассчитывали. Под разными предлогами, которые сводились к желанию отца видеть около себя дочь после долгой разлуки, Наташа через некоторое время перешла в родительский дом. Государыня, конечно, не стала настаивать на своем, уступила, но этот поступок Суворова не мог не затронуть ее самолюбие, тем более, что задевал придворные круги вообще, выказывая им пренебрежение”.

Авторы наших учебников истории предусмотрительно забывали о том, что Суворов есть извечный бич всех революций и бунтов. И в Польше, и на Кубани, и в Италии, и в Швейцарии, и в Поволжье полковник, генерал и фельдмаршал Суворов боролся с “гиеной” революции. И М. Г. Жукова очень кстати цитирует дружеское письмо Суворова генералу де Шаретту, герою Вандеи.

Повествование завершается еще одной малоизвестной суворовской легендой: “Есть народное предание. Записано оно в середине прошлого столетия у крестьян Боровичского уезда Новгородской губернии. [...] В глухом темном лесу, среди мхов и болот, лежит каменная глыба. Гробовая тишина царит вокруг. В пещере, склонив седую голову на камень, спит мертвым сном богатырь — Суворов. И будет спать до тех пор, покуда не покроется русская земля кровью бранному коню по щиколотку. Тогда пробудится от сна могучий воин и освободит свою родину от злой напасти”. Эта легенда перекликается с русскими былинами о Святогоре и Илье, с армянским эпосом о Мгере Младшем, самом могущественном пахлеваном легендарного Сасуна. Легендарный Суворов существует в народных преданиях наравне с древними богатырями.

“Канон Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу, составленный графом А. В. Суворовым-Рымникским” — последний документ, подтверждающий актуальность нравственной проблематики в изучении истории А. В. Суворова. Книга М. Г. Жуковой, предназначенная все-таки главным образом юным и молодым читателям, в назидательной форме обнажает злободневную проблему: Суворов и нравственность. Не след отмахиваться от таких вопросов.

Арсений Замостьянов