НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Обе стороны Яна Пробштейна

Ян Пробштейн. Две стороны медали. Б.м.: Издательские решения, 2017.

                                                                                 Играла музыка. Кружились карусели  

                                                                                 Летели мы на сказочных конях.

                                                                                 Захватывало дух, а рычаги скрипели.

                                                                                 Что знали мы об этих рычагах?

                                                                                                                          Ян Пробштейн. Из детства

На обложке сборника  — римский фрагмент офорта 1569 года в зеленых тонах: бюст древнеримского божества Януса. Янус двулик, и одна его сторона отличается от другой, как аверс на медали от реверса. Левая сторона в профиль  — старик, который смотрит в прошлое; правый профиль  — молодой человек, чей взор устремлен в будущее. Два начала  — жизнь (продолжение смерти) и смерть (продолжение жизни)  — в одном, вход и выход одновременно.

И если название сборника вызывает разночтения (о какой медали идет речь в этой книжке на 172 страницы?), то тема обложки дает ключ к пониманию авторской задачи.

               Проросли в душе пророчества

               многоячеством речей…

               Многоокость одиночества —

               одинаковость ночей,

               где цветет на дне сознания,

               на изнанке век, очей

               смутный образ мироздания,

               чуждый плод на древе знания —

               непостижный и ничей.

Трудно предположить, что Ян (Янус?) Пробштейн, автор десяти поэтических и нескольких литературоведческих книг, знаток и переводчик современной испаноязычной и англоязычной поэзии, прежде всего — Паунда и Элиота, составил свой сборник, не сообразуясь с собственными представлениями о реальности и метафизике, балансе в человеке «ума» и «чувства», философствования и поэзии.

В первой части программного для сборника стихотворения «Две стороны медали» речь идет о жизни в СССР («Годы были глухие, застойные, / свобода тайная, анекдоты застольные, / чуден был Днепр, и мирно струился Терек, / и чечен не полз с гранатометом на берег, / далеко было до Грозного и Чернобыля, / чтоб чужие боялись, мы себя гнобили…»). А во второй  — об американской жизни, об эмиграции со всеми ее впечатлениями, не обязательно негативными («...раствориться в человечестве  — / значит жить и умереть в Нью-Йорке: / не надо ездить в Мозамбик и Танзанию, / до Китая  — полчаса езды на сабвее, / а оттуда  — на запад, беря левее, / попадешь в Маленькую Италию, / от которой, правда, одно название, / но в ресторанах тамошних трудно хранить талию, / так что хлеб изгнания не всегда горький...»).

Между первой и второй частями нет очевидных противопоставлений: и там, и здесь  — свои плюсы и минусы. В то же время пословица «у каждой медали две стороны» подразумевает контраст, наличие противоположных знаков, поскольку лицевая и оборотная стороны медали  — это всегда разговор об антонимических рядах, о взаимоисключающих и дополняющих друг друга частях целого, о светлой и теневой стороне чего бы то ни было.

               Создам ли из ребра еще одно творенье —

               и свет, и тьму, и твердь, и ангельское пенье?

               Вчера еще не смог бы  — веры не хватало,

               но я тебя увидел, адское зерцало,

               не Беатриче, нет  — ты мне явилась въяве,

               небесное созданье в дьявольской оправе,

               и ужаснулся я, открыв тебя вчера:

               душа и дух и плоть из моего ребра.

Мы наблюдаем не столько противоречие, сколько искусный авторский прием, основанный на парадоксе. Принцип построения «Двух сторон медали» напоминает тютчевское «Два голоса». В своей работе «Ф.И. Тютчев “Два голоса”. Анализ поэтического текста» Юрий Лотман пишет о синтаксическом и смысловом параллелизме «голосов»: «Эквивалентность их задана и заглавием: “Два голоса”. Стихотворение построено так, что каждый элемент текста “первого голоса” как бы отражается в соответствующем элементе второго... Хотя одновременная истинность обоих высказываний опровергается их содержанием, они тем не менее оба выступают как истинные. При этом истина дается не как синтез взаимопротиворечащих положений, а как их отношение».

Сборник Пробштейна выстроен по тому же принципу: темы не исключают, а дополняют и воссоздают друг друга. Краеугольные рассуждения о взаимоотношениях человека и мира («Путы распутий», «Место без названия», «Голая правда», «В Урюпинск»), об устройстве культуры («Жемчужина», «Душа», «Видение», «Беспамятство», «Нью-Йоркские элегии», мини-поэма «На Земном кругу»), о человеке и его координатах в мировой истории, о переходе от изнанки бытия к реальности («Миротавр», «Два стихотворения на заданную тему»), о принципах познания и о поисках метаязыка («Памяти Мандельштама», «Наше былое», «Памятник»), характерные для философии и лингвистики, сосуществуют в книге и отражаются друг в друге.

               ... Как пес, бежит зрачок передо мной,

               разведывая грозные пространства,

               и убежав за крайний край земли,

               он разрушает торжество Эвклида,

               на параллели глядя, что вдали

               и за спиною бесконечно слиты.

Даже едва пробежав взглядом по содержанию «Двух сторон медали», нельзя не заметить, как эхом отдаются посвящения первой части сборника  — во второй его части; как комбинированием текстов снимается их амбивалентность («Арсению Тарковскому»  — «Памяти Аркадия Драгомощенко»; «Пусть горит печать»  — «Человек, сгоревший в аду»; «Памяти Мандельштама»  — «Она еще не родилась»; «В поисках Атлантид»  — «На краю мироздания» и т.д.). Кстати, сам Пробштейн в своей литературоведческой книге «Одухотворенная земля», разбирая тютчевское «Два голоса», говорит, что здесь «...такое сочетание высокой философии, ораторского искусства с магией, что отделить одно от другого и разложить на голоса просто невозможно... чувства Рока и необходимости, столь характерные для эллинского мировосприятия, оживают в стихотворении “Два голоса”, которому анафорические повторы придают торжественность заклинания, а четырехстопный амфибрахий и чеканные параллельные конструкции звучат, как суровый и мужественный гимн».

В согласии с нынешними англоязычными поэтами, которые пишут не столько отдельными стихотворениями, сколько сразу поэмами и книгами, Пробштейн составляет цельный сборник из стихотворений разных лет  — с конца 1980-х по наше время. Анализировать сложившуюся структуру не менее интересно, чем вчитываться в тексты.

И если, как мне видится, тютчевский текст мог произвести впечатление на автора-составителя «Двух сторон медали», то годами переводимый Пробштейном грандиозный модернистский эпос Паунда «Кантос» в эстетической ткани сборника почти не ощущается. Пробштейн разве что упоминает имя Паунда в мини-поэме «Новый яростный мир»  — очевидном оммаже на дистопию Хаксли «О дивный новый мир», с темой потери обществом человечности в процессе технологического прогресса. Кстати, значительно компактней Пробштейн обозначает эту парадигму в небольшом стихотворении «Человек приходит в мир»: «Человек приходит в мир, / Превратив в большой сортир / Все, куда бы ни пришел, / А уходит сир и гол...».

                              Чарльзу Бернстину

               «Театр одного актера», — сказал Каин,

               умножая семь на семь и еще раз на семь.

               Так он и шел, перемножая,

               пока не составил таблицу умножения,

               систему мер и весов, таблицу Менделеева,

               затем открыл теории вероятности и относительности,

               расщепил ядро, провел испытания

               в Хиросиме и Нагасаки,

               а на досуге вспоминал Авеля и писал мемуары.

               Библию он тоже написал. На дocyгe.

               Чтобы другим неповадно было.

Скупо разбросанные по всему сборнику неологизмы («Играй пока играется / Иградуйся пока / Играй пока не хватит / Кондратия рука») не позволят читателю отвлечься от мысли, что он имеет дело с философским рацио-письмом и соприкоснулся с аналитикой поэта, для которого и тропы, и vortex, и вообще любая работа с образом и словом  — не цель, а средство, при помощи которого философская строка пробирается к финальной точке, то есть к истине.

               ибо лишь ангел мщенья зрим

               с карающей десницей,

               но Ангел мира, словно дым,

               нам только снится.

Поэтический язык доцента кафедры английского языка в нью-йоркском Touro College Яна Пробштейна сух и точен. Если в западной поэтике метафора служит уходу от хаоса и объединению мира, то в поэтике восточной мир предметов-единиц остается неслепленным, разобщенным, как выстроенные вертикальными рядами иероглифы  — и только созерцательность, читательская медитативность способны свести все эти частности в единую картину «ян—инь». Сошедшиеся в поэтике Пробштейна Восток и Запад складываются в целое, как фрагменты паззла  — так годы собираются в прожитую жизнь, в которой сторонний наблюдатель не сразу разберет, где ее лицевая, а где изнаночная сторона.

               Неповторимость жизни: пароход,

               бегущий бодро по Гудзону; яхта,

               как птица, в знойной дымке исчезает,

               собрав упруго крылья парусов.

               Неповторимость бытия: так вот

               она какая — глупо вскрикнешь «Ах ты!»,

               опомнившись, когда она растает,

               затянется, как давней раны шов,

               и ты готов для новых, а вокруг —

               звенящий полдень. Зной. Торговцев крики.

               Летят соблазны из проворных рук,

               и мир звенит, как эхо, многоликий.

Для тех, кто общается с Яном и близко знает его  — мудрого, отзывчивого эрудита, ценящего и сарказм, и тонкий анекдот, сборник «Две стороны медали» станет, пожалуй, откровением. В нем видна скрытая сторона его натуры, склонная к безотрадным раздумьям, вся во власти экзистенциальных интуиций. Остается лишь гадать, аверс это у именной медали или реверс?

               Стремясь расставить все по полкам,

               в запретную попал я область

               и все пытаюсь по осколкам

               восстановить разбитый образ.

Геннадий Кацов