|
НАБЛЮДАТЕЛЬ
рецензии
В поисках имманентной вещи
Екатерина Деришева. точка отсчёта. Стихотворения и переводы. М.: ЛитГОСТ, 2018.
Сорок пересекающихся пространств — и девять попыток заглянуть в мир субъектов и вещей другого человека. Словесный прототип, более подлинный, чем реальность. И второй дебют, новая точка отсчета после сборника «Сплав» (Харьков, 2015) — необъяснимое до конца, но осознанное высказывание.
«Сплав» стал для 20-летней Екатерины Деришевой поэтической прописью. Она экспериментировала с фонетикой («Бес — смысл лица? / — Бессмыслица!»), пыталась найти новые объемы с помощью развернутых метафор («Вечность вечночи / тянется / вереницею / птиц / в полете рассыпавших / кофейные зернышки ночи»), синкретизировала виды искусств («До Re: м и ф а / А с с о л ь верила в “ляс ы”») и т.д.
В «точке отсчета» повзрослевший поэт пытается наделить вещи имманентной незавершенностью, то есть вечным обновлением внутри своих пространств. Максимальной плотности этот процесс достигает в разделе «3D», в котором автор приступает к поиску новых идей, нарушая традиционную коммуникацию «автор — субъект [точка выхода высказывания внутри текста] — объект [точка входа высказывания внутри текста] — читатель». Объявленный приоритетным объект вытесняет автора, а текст предъявляется как некий словесный алгоритм. Данила Давыдов эту формулировку уточнил: «Реальность принадлежит субъекту поэтической речи, который сокрыт, но через свое как-бы-отсутствие предъявляется максимально убедительно, очень успешно реализуя своеобразную форму минус-приема». Деришева не просто декларирует освобождение от познающего реальность: она предоставляет реальности шанс познать саму себя. То есть занимается поиском имманентной вещи.
Точка отсчета «точки отсчета» — барачная поэзия Всеволода Некрасова, Генриха Сапгира и Игоря Холина1 . След Лианозовской группы виден прежде всего в маскировке и обнажении приема. Стихотворение Деришевой:
в тени твоего голоса
сады голубые озера травы
перелетные птицы кузнечики бабочки
говори
говори
говори
(«в тени твоего голоса»), —
находится в диалоге с текстом Всеволода Некрасова:
Не говори
Не говори
Не говори
Не говори
(«Рига»)
Но если Некрасов деконструировал речь, то Деришева пытается ее восстановить. В тождественно названном стихотворении «Луна…» кажущееся сходство повторяется. Некрасов маскирует образ и разрушает его:
Луна
А
Луна
А
Луна
А
Луна
А
Луна
А
А небо
О —
Деришева прием детерминирует и обнажает:
луна
огромная мышь
нет
неверно
луна
мышь
крутит колесо
нет
неверно
мышь
колесо крутит
мышь
колесо крутит
мышь
колесо крутит
Обнажение приема отсылает уже к Сапгиру, а через него — к Хлебникову.
В тексте «Гинзбурги в космосе…» ощутим холинский след, и если представить барак горлышком пространственно-временной воронки, то через нее виден космос, куда как-бы-отсутствующий автор «порталит» персонажей. «Список продовольствия» написан не без влияния Айги с его параллельными словесными рядами: «запасы картошки, тушенки/ (и то и другое — ненавижу, но есть нужно)». Деришевский «Пейзаж»:
выходящие на станциях
за станциями
пассажиры
с тяжеленными авоськами проблем и сплетен
бесконечные «ты видела как она посмотрела»
«мне кажется они трахаются»
«аккуратней с балконом любовь сложная
главное не выброситься» —
неочевидно перекликается со стихотворением Александра Скидана «Пламя Кассиса»:
Стефан, «сумасшедший пилот», гнал
машину в Марсель, мы тряслись
на заднем сиденье — по золотой монете во рту
у каждого; опущены стекла, сигарета
за минуту езды на ветру истлевает, и рука
промахивается, потянувшись за пивом
на донышке банки. Это и есть
тот свет.
«Тот свет» — внутри текста, а не извне, — родовое дерево «точки отсчета». Кажется, стихотворение «язык проворачивается с языком» — тоже оттуда, из скидановских мантр, а еще — из телесных метаморфоз Андрея Сен-Сенькова. Поцелуй подразумевает и продолжение: язык проворачивается с языком, как аудиокассета, в которую вставлен карандаш.
Эта поэзия — поиск, возведенный в абстрактную степень.
Главная метаморфоза книги происходит с голосом. В то время как источник говорения отдаляется от объекта2, голос, напротив, движется в сторону вещи. Как если бы стих Деришевой «руки говорят под кожей воды» написала Ника Скандиака: «рекопись требует глаза».
Процесс развоплощения авторского «я» происходит по законам математической логики, в алгоритм текста проникает машина. Наталия Черных заметила эту особенность: «Екатерине Деришевой удалось очень скупыми и эффективными средствами изобразить оживающий механизм». Но в случае Деришевой критик неверно ее интерпретирует: «Машина, вроде бы вобравшая человека, очеловечивается. Она рефлексирует, взаимодействует с разными уровнями памяти, она болеет, наконец. Она — молодая женщина, сестра, мать: то есть, машина!».
Концептуальная разница: что является машиной и что предъявляется в виде машины. Если женщина — инкубатор для потомства или говорящая посудомоечная машина, отождествление возможно. В «точке отсчета» оживающего механизма нет. Стихи максимально высушены, и это, допускаю, может создать иллюзию оживающего механизма.
Но и это не совсем верно. Не машина предъявляется (скорее, «упорядоченная совокупность данных на выходе»), а третья реальность. Прием восходит к максиме Всеволода Некрасова: «есть картинка, а есть окошко»3 . Адресат, которого можно отыскать в начале «точки отсчета» («в тени твоего голоса// сады голубые озера травы/ перелетные птицы кузнечики бабочки») пропадает ближе к концу («так уходит магия текста когда нужен лишь отпечаток» — вот и нет точки). Дистанция освобождает сознание «транслирующего окна» и позволяет говорить о преодолеваемой интенциональности4 .
Но есть существенное «но».
Составители «точки отсчета» показали, как субъект развоплощается, а вещь становится вещью в себе. Линейный сюжет скрыл внутренний конфликт книги. Екатерина Деришева нелинейно — и не раз — сталкивает отстранение (механизм; смерть живого) с приближением (человек; смерть механизма), одновременно извлекая и возвращая жизнь в текст.
В первых двух разделах книги этот эффект кажется полуслучайным:
проектор жизни
подключен через USB
или:
вытряхивает из [systems memory]
крошки смеха и грусти
В третьем он превалирует:
Вадим скомпилировал веру
Кирилл стал плагином
В текстах, написанных после книги, становится основным:
двухэтапная авторизация
пароли верхнего и нижнего регистра
потенциальное пространство
принимает форму зерна
Отстранению от субъекта Деришева противопоставляет еще большее отстранение от субъекта — вымарывание; радикализм, подсказанный Жаном Бодрийяром. Злой дух, реализовавший «победоносн стратеги относительно субъекта»5 . Вот только имморальность здесь — эстетическая. Она продолжается в новых текстах Екатерины Деришевой, которые все больше стремятся к обновлению языка, к поиску новых форм коммуникации, к концептам, к взаимопроникновению точных наук. И «проворачивается» теперь не аудиокассета, а блок-схема, и касаются друг друга не языки — алгоритмы.
Владимир Коркунов
1 В «Сплаве» и написанных вскоре после него текстах ощущалось влияние поэтов другой эстетики от Маяковского и Цветаевой до Плат и Элиота, которое Деришева счастливо пережила.
2 Это происходит в первом и втором разделах книги: «указатели мёртвых имён» и «в хитиновой тишине».
3 Не забудем и Сократа, считавшего, что бытие — «третья реальность, которая дана в мышлении».
4 Свойство человеческого сознания — направленность на конкретный объект.
5 Бодрийяр Ж. Фатальные стратегии. — М.: РИПОЛ классик, 2017. — 9288 с.
| 
