НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

«Постсоветский психопат»?

Ольга Брейнингер. В Советском Союзе не было аддерола. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017.

Дебютный роман Ольги Брейнингер «В Советском Союзе не было аддерола», опубликованный вначале в журнале «Дружба народов» № 4 за 2016 год и теперь изданный отдельной книгой, вошел в длинные списки двух литературных премий: «Русский Букер» и «Большая книга». По идее, это — свидетельство признания важной роли романа в формировании современной русской литературы. Что же существенного книга Брейнингер добавляет к отечественной словесности?

Героиня романа — молодая, умная девушка с «резким, упрямым, не поддающимся… воспитанию» характером. Родилась она в Казахстане в немецкой семье, но, живя в многонациональном обществе, не считала нужным делить людей на русских, казахов и немцев, — все были единым советским народом. После развала СССР семья эмигрировала в Германию, что и стало первым шагом на пути духовной трансформации героини.

«Никакой горечи расставания и тоски. Просто вдруг понимаешь, что только что поставил крест на своей жизни. Если грубо променял свою неприметную, тихую историю на такую же неприметную и тихую, но при этом не твою собственную, а выпрошенную взаймы.» Вскоре родители вернулись обратно, а героиня решила продолжить цепь бесконечных эмиграций: училась в Оксфорде, работала в Чикаго, любовь вынудила ее изъездить пол-Европы и чуть не остаться в Чечне. Но ни в науке, ни в любви она счастья не нашла. Не желая больше рисковать своим душевным покоем, она сознательно отказалась от новых личных отношений, а редкие встречи с близкими превратила в пустую формальность, лишив их душевности. Из-за такого эмоционально аскетичного образа жизни она превратилась в обозленную депрессивную анорексичку, наркоманку — «относительно здоровую физически, но патологически переломанную личность, не подлежащую восстановлению». Но именно поэтому она и стала «идеальным пластилином» для главного эксперимента века глобализации — создания сверхчеловека.

Ключевые произведения для понимания романа — трактат Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра» и роман Ф.М. Достоевского «Записки из подполья». Героиня — «желчный», «униженный и оскорбленный» сверхчеловек. Такое сочетание встречается в романе Александра Мелихова «И нет им воздаяния…», главный герой которого говорит о себе: «Представь, что микеланджеловского Давида отлили из стеарина. Потом вырвали ему глаз, потом разогрели, чтобы он начал обтекать, согнулся в позу “чего изволите?”… Вот это и буду я». Схожи и причины духовной дисгармонии героев: оба лишены родины в глобальном смысле этого слова и оба винят в этом политику государства. Но если героиня Брейнингер почувствовала себя лишней лишь с распадом СССР, то Леве Каценеленбогену не нашлось места ни в Советском Союзе, ни в России. С первого взгляда кажется, что оба романа довольно крепко связаны с российской действительностью, авторы обоих произведений выступают с критикой нашего правительства, но Мелихов — особенно. В своем романе он не только анализирует особо важные для нашего времени моменты истории, но и пытается понять сегодняшнюю действительность страны с помощью ее недавнего прошлого. Что касается Брейнингер, то, несмотря на упоминание СССР в названии, образ Советского Союза политически никак не окрашен. Для героини Советский союз — родина, которой больше нет. В ее романе не найти четкого сопоставления ни России «до» и «после», ни советской России и капиталистических стран — лишь слабо уловимые штрихи: дети перестали ходить в библиотеки, в клубах начали играть R’n’B, а родственники из Германии присылали забавные безделушки. Как автор ни пытается убедить нас в политической направленности романа, получается, что события, описанные Брейнингер, могли произойти в любой стране. На самом деле, за оппозицией «СССР — РФ» скрываются более общие темы: эмиграция и противостояние глобализации.

У романа «В Советском Союзе…» немало общих черт с одним из ярких эмигрантских романов последних лет — романом Александры Петровой «Аппендикс». Обе героини уехали из России после развала СССР, обе отказываются от родины в страхе ее потерять. Однако авторы по-разному объясняют причины такого поступка. Как уже сказано, героиня Брейнингер считает своей родиной СССР, другой родины не желает и поэтому винит в своей «демонизации» лишь правительство — не только России, но и других стран. Героиня же Петровой считает собственную эмиграцию частью очередного великого переселения народов, однако при этом в романе все равно есть образ СССР. Душа героини Петровой раздвоена, как и у героини Брейнингер, но это не говорит о внутреннем кризисе: субличности дополняют друг друга и прекрасно сосуществуют. Бросается в глаза и то, насколько художественный мир Петровой шире, чем у Брейнингер. Петрова не ограничивается описанием главной героини. Она преподносит целую портретную галерею, превращая роман из микроскопа в причудливый калейдоскоп. Брейнингер полностью сосредоточена на своей героине, совсем не пытаясь ввести в повествование новых персонажей; буквально влюблена в нее, отчего порой пытается ее оправдать и тогда, когда это невозможно. Например, героиня на протяжении всей книги говорит о том, что у нее нет родины и что она одинока. При этом у нее есть родители, которые живут в ее родном городе, но она лишь из бессмысленного упорства продолжает переезжать из одной страны в другую (подобную слепую влюбленность автора в героя можно встретить и в «Крепости» Алешковского). Конечно, писатели влюбляются в своих персонажей, но нужно же чувствовать грань. Поэтому особенно странно смотрится последняя глава романа. В ней героиня обращается к главам государств от лица таких людей, как она, «детей глобализации с острыми зубами», но никаких «мы» в романе нет — одна оглушительная субъективность, которая, подобно черной дыре, засасывает другие голоса.

Несмотря на те произведения, что уже были упомянуты, роман Брейнингер невозможно объективно оценить без знакомства с американским постмодернизмом, преимущественно — с творчеством Брета Истона Эллиса и с романом Алана Глинна «Области тьмы». Влияние этих произведений на роман Брейнингер так велико, что едва ли хватит сил перечислять все идейные и художественные пересечения. Ограничимся главными. В первую очередь надо отметить особенности формата: «Лунный парк» — лжеавтобиография, а «Области тьмы» — нечто вроде предсмертной записки с элементами исповеди. Брейнингер органично совместила оба этих жанра.

Главная героиня также очень похожа на персонажей Эллиса, Глинна и Паланика: двойственность личности, одиночество, провалы в памяти, задавленность средой... Такие персонажи встречаются и в русской литературе, например, в уже упомянутом «И нет им воздаяния…». Мелихова и «Крепости» Алешковского. Однако у англоязычных авторов двойственность шизофренична: часть души героя захватывает контроль над всей его личностью и полностью меняет его жизнь. Герои же Алешковского и Мелихова хоть и не поняты обществом, но совершенно здоровы, что делает их ближе к героям классической литературы. К тому же предпосылки возникновения таких персонажей в литературе двух стран — разные. В Америке — бунт против общества потребления; в России — неоправдавшиеся надежды: люди жили в сверхдержаве, а теперь статус их родины болезненно снизился, и их собственный статус — соответственно. Героиня Брейнингер гораздо ближе к заокеанским персонажам, хотя ее героиня — результат лишь одной социально-политической сшибки, а не всей цивилизации.

Как и в случае с форматом, Брейнингер пытается сконструировать персонажа уже из существующих книг. Героиня чувствует себя лишней, одиночество мучает ее: «бесконечная, невыносимая боль, которой невозможно сопротивляться, которая сводит с ума и снимается только разрушением». Еще героиня говорит о себе: «я умна, зла и обаятельна». Все эти детали, безусловно, роднят ее с Патриком Бэйтманом, но можно вспомнить и Тайлера Дердена, и Эдди Спинолу. Во время учебы в Оксфорде героиня Брейнингер подсела на аддерол. Его действие она описывает так: «Острое чувство наслаждения собственным умом. Желание предпринять что-нибудь прямо сейчас, да что там, не только желание — силы, энергия, понимаете, по-настоящему. Это просто блаженство». Зависимость от «творческого» наркотика, отказ от полноценного питания и сна и участие в масштабном научном эксперименте сближают героиню с Эдди Спинолой. Героиня не раз подчеркивает, что самое лучшее в ней — характер. Но именно он не позволил героине вернуться вместе с родителями на родину. Она несет в себе эту обиду, эту неутолимую боль — и во всем винит правительство: «А вы знаете, что это ваша вина… если вы не знаете, сколько раз маленькой девочке нужно плакать навзрыд в самолете, чтобы постоянное чувство расставания и потери не стерлось и не стало привычным ноющим ощущением для молодой женщины, которая это все пишет сейчас, — это не моя проблема». Губительная обида на родное и близкое сближает роман Брейнингер с «Лунным парком». Только герои Эллиса находят в себе силы простить друг друга и смириться, а героиня Брейнингер — нет.

Несмотря на привязанность к англоязычному постмодернизму, роман Брейнингер выделяется на фоне других номинантов на престижные российские премии. Для примера возьмем романы Людмилы Улицкой «Лестница Якова», Евгения Водолазкина «Авиатор» и Бориса Минаева «Мягкая ткань». Во-первых, текст Брейнингер лаконичен и ясен, а идеи и образы названных романов тонут в сотнях страниц не самых нужных деталей. Во-вторых, роман Брейнингер постмодернистичен. Конечно, наши авторы пытаются быть современными: ломают фабулу, украшают повествование реминисценциями, иногда играют со средствами выразительности — но эти эксперименты слишком робки для того, чтобы смотреться современно (хотя Брейнингер тоже нельзя назвать экспериментатором). В-третьих, художественный мир «В Советском Союзе…» относится к 2010-м годам, автор не прячется в прошлом, не ищет в начале минувшего столетия утраченного идеала. Однако однозначно утверждать, что роман Брейнингер не подвергся влиянию консервативной российской литературы, нельзя. Во-первых, он не получился актуальным. Разве что, в отличие от героев других российских романистов, ее героиня не ушла в прошлое, а всего лишь уехала в другую страну. Во-вторых, идеи американских романов незаметно впаяны в текст, российским же авторам, в том числе и Брейнингер, приходится писать пространные абзацы с объяснениями.

Таким образом, роман Ольги Брейнингер неоднозначен. Из-за избытка интертекстуальности вместо «героя нашего времени» получилось нечто из лаборатории Франкенштейна, собранное из персонажей американских романов. Изображения и анализа действительности XXI века здесь практически нет, — нормально ли это для текста, который преподносится как «роман поколения»? И хотя его проблематика наднациональна, жаль, что автор не захотела сделать его более «российским» и злободневным.

Тем не менее роман Брейнингер — вызов литературе, погрязшей в пассеизме. На ее фоне этот текст — как глоток свежего воздуха: лаконичный, постмодернистский, современный. Словом, я полностью согласна с Галиной Юзефович, которая отозвалась о романе так: «дебют Брейнингер — не самоценный объект, но развернутое обещание чего-то неизмеримо большего».

Мария Кирова