Натан Эйдельман

Из дневников

Натан Эйдельман

Из дневников

В архиве Натана Эйдельмана семь крупноформатных тетрадей, заполненных неразборчивым почерком и озаглавленных “Дневники”. Отнести содержащиеся в тетрадях записи к дневниковому жанру можно чисто условно, т. к. в них почти отсутствуют какие–либо интимные моменты, факты личной жизни обозначены условными знаками, крайне редко в одном–двух словах упоминаются частные проблемы. В основном это пометы на будущее об интересных встречах, рассказах, размышления о прочитанных книгах, увиденных спектаклях или кинофильмах. Нередко Н. Э. делает пространные выписки из книг “самиздата”, сокращая слова, пропуская их (в некоторых случаях, чтобы был понятен текст, приходилось восстанавливать их  — в круглых скобках, курсивом), используя только ему понятные значки.

При подготовке к публикации были немалые трудности. Прежде всего уже упомянутая неразборчивость почерка, отчего могли возникнуть неточности в прочтении. Кроме того, пережив два обыска, Н. Э. взял за правило придерживаться в дневниках строгой конспирации, не изменив этой привычке даже в перестроечные времена. Только близкие друзья называются по имени, все остальные лица обозначаются лишь инициалами, которые не всегда можно расшифровать.

Первая запись в “Дневниках” сделана 1 сентября 1966 года, в очень важный для Н. Э. день, когда его дочь впервые пошла в школу.

Данная публикация относится к 60—70-м годам. Записи за 80-е годы предположительно должны появиться в журнале “Звезда”.

1966

1 сентября. Тома — школьница. Удручающая музыка во дворе (школы). 3 урока, встреча у дверей. Учительница приветствовала по–французски, Тома не слышала.

Александр Осповат¹ — история “5”: в разговоре я совершенствую мысль: талант Екатерины II в достижении известного равновесия с дворянством. Равновесие укреплялось просвещением. Павел I нарушил положение. Александр I — последняя ставка деспотизма на просвещение (мысль Пушкина о Петре и народной свободе). “Дней Александровых прекрасное начало”.

8 сентября. Несколько дней не записывал: нет ритмической привычки. История с академиком Дружининым — статья против книги Чаадаева в журнале “Коммунист” 1949 г.: во время космополитизма полагалось долбать “своих” космополитов. Дружинин нашел блестящий выход и долбал Чаадаева.

Формозов²  вернулся из экспедиции: плыл на лодке по Енисею — открыл новую живопись, тонул на машине в Минусинске. Ползал по скалам в Шишкине, вышел в Кирове — собор Витберга взорвали в 30-е годы; город хорош.

Натан Эйдельман

Из дневников

В архиве Натана Эйдельмана семь крупноформатных тетрадей, заполненных неразборчивым почерком и озаглавленных “Дневники”. Отнести содержащиеся в тетрадях записи к дневниковому жанру можно чисто условно, т. к. в них почти отсутствуют какие–либо интимные моменты, факты личной жизни обозначены условными знаками, крайне редко в одном–двух словах упоминаются частные проблемы. В основном это пометы на будущее об интересных встречах, рассказах, размышления о прочитанных книгах, увиденных спектаклях или кинофильмах. Нередко Н. Э. делает пространные выписки из книг “самиздата”, сокращая слова, пропуская их (в некоторых случаях, чтобы был понятен текст, приходилось восстанавливать их  — в круглых скобках, курсивом), используя только ему понятные значки.

При подготовке к публикации были немалые трудности. Прежде всего уже упомянутая неразборчивость почерка, отчего могли возникнуть неточности в прочтении. Кроме того, пережив два обыска, Н. Э. взял за правило придерживаться в дневниках строгой конспирации, не изменив этой привычке даже в перестроечные времена. Только близкие друзья называются по имени, все остальные лица обозначаются лишь инициалами, которые не всегда можно расшифровать.

Первая запись в “Дневниках” сделана 1 сентября 1966 года, в очень важный для Н. Э. день, когда его дочь впервые пошла в школу.

Данная публикация относится к 60—70-м годам. Записи за 80-е годы предположительно должны появиться в журнале “Звезда”.

1966

1 сентября. Тома — школьница. Удручающая музыка во дворе (школы). 3 урока, встреча у дверей. Учительница приветствовала по–французски, Тома не слышала.

Александр Осповат¹ — история “5”: в разговоре я совершенствую мысль: талант Екатерины II в достижении известного равновесия с дворянством. Равновесие укреплялось просвещением. Павел I нарушил положение. Александр I — последняя ставка деспотизма на просвещение (мысль Пушкина о Петре и народной свободе). “Дней Александровых прекрасное начало”.

8 сентября. Несколько дней не записывал: нет ритмической привычки. История с академиком Дружининым — статья против книги Чаадаева в журнале “Коммунист” 1949 г.: во время космополитизма полагалось долбать “своих” космополитов. Дружинин нашел блестящий выход и долбал Чаадаева.

Формозов²  вернулся из экспедиции: плыл на лодке по Енисею — открыл новую живопись, тонул на машине в Минусинске. Ползал по скалам в Шишкине, вышел в Кирове — собор Витберга взорвали в 30-е годы; город хорош.



13 сентября. У Татьяны Григорьевны Цявловской: перед отъездом. “Расшифровке” Пешкова¹ подлежат: список—замыслы—целый ряд рисунков, “Каков я был, таков и ныне я...” etc., etc. Из рассказов Елизаветы Львовны Даттель² о Тынянове: “Елизавета, чтоб этого Брукнера больше не было...”

Уровень разложения общества измеряется не нижней, а верхней границей чтения. Не Михалковым и Баскаковым, а Дружининым, Бонди.

Читал “Записные книжки” Тынянова (“Новый мир” № 8). Какой он светлый...

В Пскове, по легенде, в честь Ивана Грозного мостовая у Поганкиных палат выложена конским зубом. А при впадении Пскова в Великую видны ворота: река закрывалась и брали пошлину.

15 сентября. У Оксмана³. Пришел Стерликов, робко сообщает, что идет на юбилей (70-летие) Еголина⁴. Дим Димыч (Благой)⁵ написал... поэму: будет в “Дне поэзии”. При этом он счастлив, ибо упоен своими замыслами. Затем разговорились. Богатый архив: подлинное письмо Дмитрия Дмитриевича Благого с требованием — изъять из книги К. П. Богаевской “Пушкин за 100 лет” — упоминания Гофмана, Оксмана, сборника “Окно” с публикацией К.Р., заграничное издание “Путешествия в Арзрум” и др. — всего ⁶01 издание и 64 автора. Курьез.

Эпиграмма Тынянова: Оставил Пушкин оду Вольность,

А Гоголь напечатал Нос,

Тургенев произнес — Довольно,

А Маяковский — Хорошо–с.

Маяковский был очень смущен, узнав об этом, и говорил, что мыслил “Хорошо” как I часть, а II ч. — “Худо” (говорил Оксману).

Георгий Маслов — поэт, друг Оксмана и Тынянова, был с Колчаком и погиб в тюремном застенке в 1920 г. Хорошие стихи — альманах “Елань” 1919 г. Омск.

Поэма Некрасова “Светочи” — шумная публикация в “Правде” 17—19/IV 1929 г. — “Находка в Иваново–вознесенской типографии”. Критик Ефремин (позже погиб в лагере) лютовал: кто против — враг. (Д. Бедный т. XIV 1930 г.) Один Рейсер6  возражал. А меж тем экспертиза показала, что чернила советского изготовления etc. Спустили на тормозах. А написал эту поэму А. Каменский, мечтавший удружить власти (и Бедному: тот нажил денег; есть отдельное, массовое издание), чтобы уехать. Однако Каменский был арестован и расстрелян.

* * *

Ю. Тынянов и Всеволод Иванов. Последний был не прост и, перебывав кем угодно, явился к Горькому “не помнящим родства”. Тынянов из “Серапионов” основательно дружил лишь с Зощенко и Вс. Ивановым. “Вс. Иванов — соловей, который не может петь по написанным для него нотам” (Оксман). Рассказ “Сизиф” — будто бы замечателен и вышел недавно где–то в провинции. Тынянов говорил в конце 20-х, что Всеволод “не слышит музыки революции”.

* * *

М. Гершензон нашел записки Жуковского рукою Пушкина, которые принял за пушкинские сочинения и напечатал “Мудрость Пушкина”, после чего Гершензон в 10.000 экземплярах вырезал листы. В. Нечаева “открыла” и широко опубликовала “повесть” Белинского (1833 г.), оказался же “Тепляков–брат”.

20.IX. Проводили армян. У Арк.¹: читал мне из “Вех” — “Спасибо власти, которая оградила...” Смысл не тот совсем, что придается: смысл, что интеллигенция так далека от народа, что, “борясь за него”, вынуждена (как парадокс) радоваться защите штыков.

Задумал неб. повесть о Томасе (Фоме) Кавендише.

Беседа с О. Пирумовой: устроилась санитаркой? Невозможность говорить: [два слова неразборч.]: некая цивилизация гибнет из–за богатства ассоциаций.

23.IX. Истории: Пастернак пришел незадолго до смерти в Союз (писателей): “Где тут деньги дают?” Показали. “Напишите заявление”. — Прошу дать мне 5000 руб. “Напишите, для чего: для (покупки) дачи etc”. — Прошу дать мне 5000 рублей, чтобы жить.

Андрей Платонов работал дворником. Проходил Сергей Островой. А, Платонов, здорово! — Здравствуйте, барин!

М. И. Гиллельсон² открыл автограф Пушкина: ядовитую заметку на полях (мемуаров) Дашковой.

Читаю РС. На каждом шагу — тыняновские строки, слова, факты...

Мандельштам: Раньше филология была вся кровь и нетерпимость, теперь — пся крев и дом терпимости...

24.IX. У Татьяны Григорьевны в Болшево: осень, тишь. А. Толстого хотели брать. Он сказал — “месяц у меня есть?” Месяц был: написал “Хлеб”.

2/Х. Несколько дней — ничего. Споры с отцом о христианстве, в ходе которых я выхожу из себя и веду не по–христиански.

4/Х. У Плимака³  о Чернышевском: “Тюрго”. Есть гениальные мысли: мысль о закономерности создания “камарильи”, о том, что гибель государства и класса, его основавшего, необязательна, о естественности появления “лучших людей” из дворян: с одной стороны, maximum развр[ащающих] привилегий, с другой — maximum просвещ[ения]. Гефтер о том, что я “не тем” занимаюсь.

Синявский и Даниэль защищались; Синявский даже признавал, что в “сталинском периоде” не все плохо — и обрушивался на западных либеральных “стариков и старушек”, ничего не делавших, в то время как тут “делалось”.

Говорят, Дм. Еремин⁴ за большие деньги продает стенограммы процесса. Аркадий Белинков интересуется теми, кто на него донес — “социологически” — без специфического личного зла. Последнее слово не ограничивалось — и при трех членах военного трибунала и двух часовых — Белинков 6 часов речь держал и усугубил приговор.

7—8/Х. Поездка в Переяславль–Залесский. Мураново. Желтые листья — сквозь них голубое небо. Загорск — сыт, суров. Патриарх Пимен. Плещеево озеро, запах в лесу прелых листьев — чудный желтый клен.

17/Х. С. Кирсанов получил орден Ленина: лечился в Париже от рака языка. Когда же обрел речь, громоподобно убедил французов (Арагон, Триоле), что они не правы в прошении за Синявского...

26/Х. В Баргузине. Могила Михаила Кюхельбекера; дом рассыпался, тополь, посаженный Кюхлей. Козлово поле. Рядом масса еврейских могил. Охота. Выстрел над ухом¹. Ребята побелели.

Обратно — ночная дорога, паром. В Баргузинском клубе — “из ряда вон выходящие...”. Я: про бояр, которые ехали 3 года; про Лунина, который сделал “угэ”... Утром — обратно. Берем омуля на Усть–Баргузинском комбинате (план уменьшается, море вымирает). На острове Ольхон, по преданию, могила Чингиз–хана (курган, по которому позже прошло войско).

Около 20/Х. Солженицын посетил Аркадия Белинкова.

— Как Вам удалось это напечатать?

— Нет, как Вам удалось?

Далее — несколько часов лагерных воспоминаний. Солж молод, весел. У обоих был один следователь...

Ленинград. Ноябрь. Туман... Тихий, безлюдный Петровский сад.

Мысль при разговоре: Декабристы раскалывались (на следствии. — Ю. Э.): не было общей идеи, не было веры, твердого устоя, уверенности. И вот в каземате этот устой подсунут властью — искренность, чистота, раскаяние. Лунин же — все имел и ранее...

23/XI. У С. А. (Рейсера. — Ю. Э.). 1) Рассказ об Я. Л. Барскове² . Последний указ Николая II — Барскова в сенаторы. Из поморов, начетчиков, тайный советник, племянник–шелапут–революционер попросил скрыть на квартире (какого–то революционера), (Барсков) спорил с жильцом, полиция предупредила вежливо: (потом оказалось) то был Вячеслав Михайлович Молотов. В Публичной библиотеке — массу рассказывал... Один из рассказов: на докладах Александр III любил поговорить об истории. Однажды запер дверь: “Кто же такой Павел I?” — Прошу простить, но вероятно чухонский мальчик, в лучшем случае — графа Салтыкова. Александр III: “Слава богу, значит есть надежда, что во мне хоть чуть русской крови”.

Истории последних дней

В. Тельпугов созвал авторов “письма 63-х”³ и “советовался”, как реагировать на западную печать. Резкие выступления (Аникст и др.) ? “Мы вам говорили, допущены ошибки!” Ильин — Богуславской: “В командировку в Италию мы вас не пошлем... Туризм — пожалуйста!” Аникст: “Ага! репрессии... а к вам репрессии применяли?” (Ильин сидел 10 лет). Солженицын на обсуждении своей повести: Карякин упрекнул (и Солж взволновался) ? что Русаков — “потерянный человек”, что нет того взгляда на стукача, что есть в Иване Денисовиче: “Дрянь, а человек все–таки...” Солженицын все время записывал, но за Кедриной записывать подчеркнуто не стал. В институте Азии, выступая, отвечал о Кедриной: “Да, говорила что–то”...

На обсуждении: Б. Сарнов после Кедриной: “Шкловский писал: “Булгарин не убил Пушкина. Он давал ему руководящие указания...” Березко прервал: “Ну зачем же сравнивать советского писателя с агентом III отделения”. Елизар Мальцев защищал Кедрину...

9/XII. Чудесная острота Светлова в “Литгазету”: “Смерть — это присоединение к большинству”. Его же — “старость — это когда половина мочи уходит на анализы”. Рыба и еврей — отличие: рыбу не режут ножом. “Без необходимого могу — но нельзя без лишнего!”

* * *

Карякин, Плимак etc. Дискуссия о Достоевском. Наивно, интересно. Мысль: пророчество поэтов–писателей знали в древности, сейчас — поза!

Аббат Гальяни в 1771 г. (Пушкин об этом — XIII, 280) (Пушкин. Письма, III, 1928 г., с. 170): “Знаете ли вы мое определение того, что такое высшее ораторское искусство? Это — искусство сказать все — и не попасть в Бастилию в стране, где запрещено говорить все”.

12/XII. Знаменитый Генри Ферфильд Осборн, профессор Колумбийского университета в своей книге “Человек древнего каменного века” (Лнгр, 1924) в предисловии благодарил серьезно всех коллег, живых и мертвых: стр. 13 “С особенным удовольствием выражаю мою признательность художникам ныне исчезнувшей кроманьонской расы, из трудов которых я старался извлечь рисунки, относящиеся к жизни животных и людей каменного века” (затем — идет благодарность Брейлю).

Рассказывают, что Сталину представили труд историков о происхождении Петра I от гостившего в России грузинского царевича. Резолюция Сталина сохранилась: “В архив. Не печатать. Руководитель принадлежит той нации, которой он служит”.

(29.XII) День рождения Веры (Кутейщиковой. — Ю. Э.)

1.  Затем — у Цявловской. Прекрасная новелла о сафьяновом альбоме из особняка Лобановых–Ростовских, который взял П. С. Шереметев (а свидетельствовала одна дама, вздыхавшая по П. С.), в Караганде (рассказал) — Н. А. Раевскому, а тот Татьяне Григорьевне. Т. Гр. связала Василия Павловича Шереметева с Натальей Борисовной Востоковой и может быть, найдется сафьяновая тетрадь с автографом “Запретной розе” (Лобанов–Ростовский, которого муж “не трогал”). Прекрасная деталь, сообщенная Т. Гр.: Василий Павлович Шереметев не продавал драгоценных портретов: “Это мои предки!” Подарил Рембрандта в Музей изобразительных искусств: “Гадко — жить на Рембрандта!”

1967

16.I. Короленко “Дневник” т. III; Гос. изд. Украины, 1927 г.

анекдот: — Отчего у нас не нужна конституция? — Оттого, что у нас царь и без того ограниченный.

27/I. Давно, в сущности, не записывал. Суета. В Москве аресты. А. Гинзбург, А. Добровольский и др. Гинзбург собрал коллекцию нелегальщины, собрал белую книгу о процессе, разослал ее, расписался. Его вызвали — он был дерзок etc. Обыск, затем — арест.

“Письмо 72-х” — против статьи 190^{1, 2, 3} (Некрасов, Капица, Леонтович etc.). Ю. К. Борисова должна была выступить против (на сессии РСФСР), но не выступила. Принято единогласно.

Поразительно, что Толстой в 1909 г. искренне признавался, что не помнит содержания “Анны Карениной” (“Наука и жизнь”, 1967, № 1, с. 155).

Конан Дойль считал, что приключения с книгой куда интереснее, чем реальная охота на китов, слонов etc.

22/II. Размышления о социологии etc. Чувство группы. Человек — член множества ассоциаций (крестьянство — то, что было свойственно кроманьонцу).

I. Физиология. я: + 1. мужчина 2. + 35—40 лет (вариации) 3. + высокий 4. + полный 5. + волосы (лыс) 6. + белокожая раса 7. спортивный тип (?) 8. + женат 9. + 1 ребенок (вариация — ассоциация со многими детьми) 10. + человек (по отношению к животным) 11. успех или неуспех у женщин etc.

II. национ.-географич. (меньше) 1. СССР 2. + Россия (язык) 3. Москва (вариант — место рождения) 4. Москва 5. + еврей (вариант) 6. Европеец 7. восточное полушарие? 8. землянин 9. человек по отношению к космосу... (несколько>областнич. вар.) 10. Арбат 11. Дом на Арбате (домоупр) 12. этаж 13. квартира 14. + землячество по школе (колл.) 15. землячество по институту (вариант: друзья).

III. Проф.-социально–политическ. 1. историк 2. историк СССР 3. место службы 4. зарплата (вар.) 5. образование (высшее, низшее) 6. должность (чин) 7. проф. спец. 8. партийность 9. + принадлежность к коопер. и прочим ассоциациям 10. + существование хобби 11. + политические взгляды (по внутр[неразб.]); по м/г вопросам 12. + вкусы ? художественные etc. 13. религия 14. философия 15.

Ассоциативность — связь со множеством коллективов — семейных, производственных, расовых, национальных, территориальных, политических, моральных (дружба, убеждения).

Основные типы ассоциаций:

Семья. Компания друзей. Производственное объединение. Национально–языковое. Расовое. Государственное.

27/II. Плимак о Шлоссере и Чернышевском. Чернышевский–герой: полагал, что Рахметовых уничтожат вскоре после революции; “ирония...”, но все же шел на революцию.

А. И. Гладков. О Пастернаке.

Естественность П.: не подписал протест против А. Жида — “Не читал книги”. Возмущение: “Подумаешь, не читал! Я тоже не читал”. В октябре 1958 г. б–во исключавших тоже не читало Живаго.

Опалы: 1936 г. (А. Жид), март 47 г. (после ст. в “Культ. и жизни”), 1958 г.

Из высказ. Б. Л.: “Гений — не что иное, как редчайший и крупнейший представитель породы обыкновенных, рядовых людей времени, ее бессмертное выражение... Это качественный полюс качественно однородного человечества... Нет обыкновенного человека, кот. в зачатке не был бы гениален... Гений ближе к этому обыкновенному человеку, сродни ему, чем к разновидности людей необыкновенных, составляющих толпу окололитературной богемы”. (Посему Б. Л. предпочитал Демьяна Бедного — естественен — Маяковскому).

“Для созревания Пушкина были нужны и Дельвиг, и Туманский, и Козлов, и Богданович, но нам достаточно одного Пушкина с Баратынским. Поэт — явление коллективное, ибо он замещает своей индивидуальностью, безмерно разросшейся, многих поэтов, и только для появления такого поэта нужны многие поэты”.

“Одна и та же строка может быть признана хорошей и плохой, в зависимости от того, в какой поэтической системе она находится...” Гюго о Шекспире (Б. Л.)

“При том единственном условии, что будет существовать некое скрытое равновесие и сохраняться некая таинственная пропорция, самая величайшая сложность, будь то в стиле или композиции, может быть простотой”.

“Фадеев лично ко мне относился хорошо, но если ему велят меня четвертовать, он добросовестно это выполнит и бодро об этом отрапортует, хотя потом, когда снова напьется, будет говорить, что ему меня жаль и что я был очень хорошим человеком. Есть выражение “человек с двойной душой”. У нас таких много. Про Фадеева я сказал бы иначе. У него душа разделена на множество непроницаемых отсеков, как подводная лодка. Только алкоголь все смешивает, все переборки поднимаются...”

Ахматова рассказывала Н. Ильиной ? за что на Борисе (Пастернаке) мученический венок ? он был “за”, принимал многое (спор о мученическом венке — кому). 4. Находка рукописи Нащокина у Елизаветы Петровны Подъяпольской.

9/IV. В середине марта в Москве — А. И. Солженицын. К Аркадию (Белинкову) внезапно. Весело–нервен, подавлен. Не печатают — 70 авт. л. “Все свои книги уже написал...” Подумал: “Кроме одной...” Процесс Хаустова (рабочий) — за демонстрацию у памятника Пушкину. Разговоры о Руссо, о высказывании любого мнения, об английской парламентской системе. Адвокат Каллистратова требует оправдания. Дают высшую меру по этой статье — 3 года.

20/IV. Эвери Брендидж и пр. “олим питуин” были в Грузии, захотели в Гори, провели: все готово, но укрыто (как сам Сталин). Экскурсовод просил: “Нагибайтесь... Нехорошо, чтоб видели”. На витрине письма Сталина Светлане с подписью “твой папуська”.

20/V. Узнал об отставке Семичастного и назначении Андропова. Важное событие — в ряду многих, куда более отложившихся в сознании переменах русской истории сверху.

Новый мир № 3. Катаев, как прежде Тарасенков, хвалят и в то же время как–то сами не понимают своей запоздалой хвалы Бунину. Беспокоит их его существование. Перечитал вступительную статью Тарасенкова к стихотворениям Бунина в “Библиотеке поэта”. Два момента замечательны: “Как это ни парадоксально на первый взгляд, несмотря на свои тягчайшие идейно–политические заблуждения, Бунин не смог до конца растратить свой огромный талант художника–реалиста” (с. 21), и статья обрывается на обличении “ржавчины пессимизма, роковой безысходности” и приводится “Петух на церковном кресте”. Дальше следовала бы сентенция, но... статья обрывается смертью (Тарасенкова) и нечаянно стала лучше...

Взгляды

1. Взгляды складываются и отвердевают. Проходят стадии мягкой и застывшей глины. 2. Интересно исследовать это и литературно–жизненно, и научно (мозг, связи временные, становящиеся постоянными, затвердение). Наука нащупывает сознательно, литература, человеческий опыт давно это сделали интуитивно. Ситуация такова, что надо начинать с интуиции, наука подоспеет... 3. Взглядами я называю систему аксиом. Вернее — субъективных аксиом, потому что на самом деле аксиома — для одного — вовсе не аксиома для другого. “х” — может быть палачом, “а” — мотом, “у” — фанатиком идеи, “z” — обывателем, но каждый исходит (чаще всего подсознательно) из нескольких существенных аксиом, которые обычно не обсуждает, как заданное, само собой очевидное (аксиомы отношения к труду, семье, нации, расе, самому себе) ? выявить аксиомы — интересно. Попытаюсь. Чаще всего аксиомы принимаются бессознательно, без формулировки, без подозрения, что они существуют. Они в подсознании и закрепляются сознанием. Реже — осознанно, сознательно, обдуманно: “Я живу по таким–то правилам, ибо они верны...”

4. В каждой системе аксиом есть свои понятия о добре и зле. Чудесный человек по одной системе — ужасный в другой; палач — семьянин, щедрый, веселый; угрюмый, добрый свободолюбец; они будут спорить, драться, но в основном — один не поймет другого. Каждый будет вычислять в партитуре свои аксиомы, не догадываясь, как правило, что аксиомы не доказуемы и не опровергаемы. Впрочем — сложность в общих аксиомах... 5. К аксиомам подстраивается многое — строятся сложнейшие теоремы, новые открытия и мысли аксиомы гнут в прокрустово ложе своих систем — иногда новые факты сотрясают (даже ломают — о чем позже). Но, без ломки, встраиваются в единую геометрию: фундамент — аксиомы, здание — мировоззрение, жизнь и т.п. 6. Каковы же аксиомы, группы их? Надо: а) выявить главные сферы человеческого существования б) найти соотношение общественного и личного в каждой личности (на полях абзаца: не забыть о свободе воли). 7. Я начинаю с личности: не с товара, не со слоя, группы, класса. Это будет... Но в конце концов мой старый, добрый “антропологизм” оправдан не менее, чем абстракция товара в “Капитале”.

Начнем с личности: это целый мир, система; ее социальные, семейные etc. связи громадны и... относительны. Горе ближнего ужасно, но насколько ужаснее свое (своей семьи). Каков я ни альтруист — не будь меня — не будет и моего альтруизма. Чтобы сохранить альтруизм — я эгоист, эгоцентрист; и каждый — не по злобе, а потому, что создан отдельным, единичным; как ни горюют о ближнем — твое горе уже есть эгоизм: не будь меня, не было бы горя... если бы было нечто вроде колонии кораллов (и то — не знаю), а так: миллиарды личностей, каждая имеет систему аксиом. Каких же?

8. Что определяет главные черты жизни любого: свое понятие о сохранении именно личности. а) физиология (полов; еда; склонности, тенденции; участь; сложность) б) среда — в несколько кругов: семья, слой, класс, нация, раса etc.

Аксиомы личного физического охранения (неясно)

Аксиомы воспроизводства рода (любовь, семья)

Аксиомы регулировки отношения с другими общественными объединениями и интеграциями (подумать: тут не просто).

К 17—20 гг.

1. Физический (половой) комплекс: многое определяется в аксиомах этого рода (люблю таких женщин, признаю то или се в семье, любви)

2. любовь и голод 3. Физиология трудовая (созрел), нация etc. (осознал)

Очевидно чисто индивидуальные качества (физиология) сплетаются с коллективной физиологией (в зависимости от того, частью какой системы себя сознает; если никакой — то он член общества людей с “никакой системой” — анахоретов, отшельников etc.).

Личная физиология (мозг) закрепляет все.

24/V. Песчаное. Вечер счастливый, включил ночник и за “Войну и мир” — 2-я книга, Наташа, “первый бал”, прием у Багратиона. Сюжет (из “Курортной газеты”): в маленьком аргентинском городке изнывающий от скуки пожарник проявляет чудеса изобретательности, поджигая и гася... убыток в 20 млн...

30/V. (за Левой Осповатом¹ ): Б. Окуджава сказал: “Все хотят, чтобы что–нибудь произошло, и все боятся, как бы чего–нибудь не случилось”.

21.VII. События, события... Образы: в лагере еврейская женщина с криком к машине с детьми — в печь: трое детей ее; эсэсовец: “возьми одного”. Вскочила (на машину) — трое детей тянут к ней руки. Закрыла лицо, спрыгнула, не взяла ни одного (может быть, самая ужасная история 2-й мировой войны из книги Г. Хаузнера о процессе Эйхмана). 2. Там же. Маннергейм, невзирая на настояния Гиммлера и самого Гитлера, не отдал ни одного из нескольких тысяч финских евреев. Но зато те, как равноправные граждане, сражались в финских войсках, за фашизм. Дезертирство было бы моральным преступлением.

В речи А. А. Громыко в ООН (12.VII 1967 г.) — “израильские делегаты пытаются устроить из заседания “местячковый базар”.

В 1953 г. Е. Долматовский единственный не подписал письма против иудеев: “Я не еврей, нечего меня с ними объединять” (рассказано Э. Казакевичем). Данин: “Есенин стрелял в свое настоящее, Фадеев в прошлое, Маяковский — в будущее”.

28.VIII. Говорят, у Николая Бердяева есть книга “Истоки и смысл русского коммунизма” (37 г.). Вл. Соловьев сказал, что русские нигилисты исповедовали веру, основанную на странном силлогизме: человек произошел от обезьяны, следовательно мы должны любить друг друга. Белинский писал, что не хочет счастья и даром, если не будет спокоен насчет каждого из моих братьев по крови. Но с другой [неразб.] “маратовской любовью к человечеству”.

С. 34: “страшный я человек, когда в мою голову забивается какая–нибудь мистическая нелепость”. Белинский готов проповедовать кровь. Для того, чтобы осчастливить большую часть человечества, можно снести головы хотя бы сотням тысяч... Люди глупы, их нужно насильственно вести к счастью. Белинский признавался, что, будь он царем, он был бы тираном во имя справедливости.

Н. мир № 7: на музее Ленина надпись в 26-х: Гнедин, с. 154 “революция вихрь, отбрасывающий всех, ему сопротивляющихся”.

Марксист — отрицает божество как рок.

Изучение жизни Добролюбова: вера ? контрвера. Желябов — отрицал православие, но на суде признавал учение Иисуса Христа — как веру за угнетенных etc.

Бухарев (5) увидел в “Что делать?” христианский характер, асиду etc. 1) Тема подвижничества у Чернышевского (Дзержинский: католик ? фанатик) 2) Тема Герцен — Писарев интересна: оба сходятся на необходимости предварительной выработки типа, но один — духовно–художественного, другой — “мыслящего реалиста”: но для экономического освобождения (N освобождение личности и обеднение ее, т.е. порабощение) 3) тема — университеты России и Запада — в России > доступны; (с буржуазным обоснованием).

Бакунин считал, что, если в какой–нибудь стране осуществится марксизм, — будет тирания; но по–бакунински: Китай? Бакунин: личность — nihil: анархо–капитализм. Лавров, Михайловский — Герцен. Михайловский: “Если бы революционный народ вторгся в мою комнату и пожелал разбить бюст Белинского и уничтожить мою библиотеку, то я боролся бы с ним до последней капли крови”. Но именно Белинский насытил народ таковыми идеями... Мысль, что в философии, литературе — временное начало — и сильна, и недостаточна: тут у живописи преимущество: если бы удалось конструировать сложную мысль одновременно, это было бы необычайно много, потому что приближало бы мысль к объекту, в котором все существует одновременно. В книге же одновременность — эпизод. Это знают великие мастера и идут по линии создания настроения, детали. (На полях: Эта мысль полезна и для записной книжки историка¹ .)

Ткачев — идея организованного меньшинства [неразб.] Маркс и Энгельс в отношении России (буржуазная революция!) были < предшественниками Ленина, чем Ткачев. Русская лира (кроме Пушкина) готова усомниться в самом себе ради жизни в Пушкине (Гоголь, Толстой).

Бердяев (65): “Очень отличаются первая и вторая половина его литературной деятельности.² Это видно уже по различной оценке Радищева. Пушкин принадлежал к поколению декабристов, они были его друзья. Но разгром декабристов как будто убедил его в могуществе русской монархии”. Потрясающий Лермонтов: “Настанет год, России черный год...”

Тютчев:    Человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь и немощен, и гол,

Лицом к лицу пред этой бездной темной...

Хомяков: А на тебе, увы, как много

Грехов ужасных налегло!

В судах черна неправдой черной

И игом рабства клеймена;

Безбожной лести маг тлетворный,

И лени мертвой и позорной,

И всякой мерзости полна!

За все, за всякие страдания,

За всякий попранный закон,

За темные отцов деянья,

За темный грех своих времен,

За все беды родного края, —

Пред Богом благости и сил,

Молитесь, плача и рыдая,

Чтоб Он простил, чтоб Он простил!

Блок — что Россия отдаст чародею разбойную красу.

Есть книга Берд. “Конст. Леонтьев”

К. Леонтьев, революционер, тайный постриг в Оптиной... Основы: ненависть к буржуазности. Он не мог выносить того, что “апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того, чтобы фр. или нем. или русский буржуа в безобразной комической своей одежде благодушествовали бы “индивидуально” и “коллективно” на развалинах всего этого прежнего величия” (для него и социализм — царство мещанства). Вообще же он a la Ницше; миссия России — он полагал — не Христос, а антихрист, предсказывал, что революция будет 1) коммунистической 2) кровавой 3) увлекутся народы Востока 4) истребление Запада. Запад Леонтьеву не жалко, но жалко аристократической культуры. Леонтьев думал, что надо ввести “коммунизм сверху”:

Вл. Соловьев — не христианство, богочеловечность; но разочаровался — и вера в антихриста, панмонголизм (“Повесть об антихристе”).

Н. Федоров (его высоко ценили и Достоевский, и Толстой). Федоров всякое течение. Тоже видит антихриста, но — верит в свободу воли, в технический прогресс, братство людей, которое может спасти (много коммунистических черт, но все пронизано христианской идеей).

Берд. Объединил русскую мысль и литературу, но ведь многое и раздельно.

Маркс: 1) экономический детерминизм 2) активность человека, мессианство (идеализм!) пролетариев — и это уже экзистенц. моменты.

Плеханов Ленин

Народники хаяли марксистов за идею: капитализм развивать? (в наше время экономическое развитие куда как менее противоречиво: народ не разоряют, зато власть усиливают!)

Начало ХХ века — откол философов–художников и рев. мысли

Возрождение поэзии, по Вл. Соловьеву марксизм

отход от народнического Л. Толстому, Достоевскому

нигилистического субъект религизация Хомяков

(Слева на полях: верно, но недооценено предшествующее расхождение)

Все > расходились с революционной мыслью, расхождение закреплено в “Вехах”. Бердяев в статье “Из психологии русского интеллигента” (1907 г.) уверенно предсказал, что произойди революция — победят большевики (в книге “Духовный кризис интеллигенции” 1910 г.).

Гробопроходимость лестничных клеток

“Удивительная не–харя” (Кут.)

Мы кипим в пламени какого–то говна (Кут.)

* * *

Рассказ Астье де ла Вижери: был в числе корреспондентов в Москве в декабре 34 г. Сталин просил оставить его наедине с мертвым Кировым. Астье случайно оказался в комнате, замер. Сталин долго стоял над Кировым, поцеловал в лоб, еще стоял (В. Л.).

Ф. Виттенс. Фрейд, его учение, личность и книги. Л., 1925.

Фрейд поднял тему: эротика

А. Солженицын. “В круге первом”.

Клеметьев — с Надей Керженской в метро, Надя, которая требует

“изменяй мне, если это тебе поможет”.

Книга регистрируемых судеб (сквозь прорезь в жестяном листе!)

Конец сентября. Секретариат ССП. Солж требует напечатать “Раковый корпус”. Шолохов пишет, что он сумасшедший, Федин требует извиниться за статью о цензуре. Кербабаев обещает назвать братом, если откажется, Абдумалюков (?) полагает, что вещь недоработана; Воронков (?) подчеркивает, что цензура не запретила ни одной вещи Солженицына. Солж требовал напечатать, пока не появилось за рубежом. Никакого результата.

Перед праздником 50-летия. Нарастание истерических страхов, боязнь выйти на улицу, слухи о “китайских листовках” etc. В институте соц. системы (?) проработка прокитаистов — материалы такие, что хоть 15—20 лет давай, за вооруженное восстание etc. ? обработали, мягкость решений etc.

10/XI. Иногда в парадоксе — глубочайший смысл. В ЛБ вдруг громко запела старуха; гуляя спокойно с Левчиком, зачем–то мчался с ним в гастроном (который вот–вот закроют).

26/XI. Прекрасный, гордый и нежный виртуоз Филипп Хиршора (Барток, Шостакович, Сен–Санс).

Радостная расшифровка Антона Фонтона (Сомова). Какая радость — что это не подделка, что не Александр Сергеевич, но А. А. Сомов.

7/XII. Письма, письма... Писали более 100 человек (в том числе Леонтович) за гласность процесса Гинзбурга, Галанскова, Добровольского, Лашковой (процесс 11/XII отложен); говорят, Галансков все на себя берет, а Добровольский — наоборот; при этом — водил Лашкову в тир, учил будущей борьбе. А. Вольпина вызывали — спрашивали, будут ли беспорядки 5/XII (он всегда правду говорит).

17/II 1968 г. События, события... Г. Свирский свое смелое выступление на партсобрании ССП — Подгорному, с резким требованием подтвердить, что дошло. Через 3 дня позвонили и подтвердили. П. Литвинов обратился к органам за разрешением провести антисталинскую демонстрацию 5 марта (“не желая нарушать законы”). Отец его признался, что долго привыкал к должности сына знаменитого отца, теперь — к должности отца знаменитого сына... Речи адвокатов на процессе Гинзбурга etc. (Золотухин и Каминская) ходят... Твардовский и Каверин, говорят, послали Федину резкое письмо за его противодействие печатанию “Ракового корпуса”, и тот, сходив к Броверману, согласился... Для № 2 (9) набор...

Есенин–Вольпин — в псих. лечебнице, т.к. объявил о своем желании демонстрировать 5 марта. Его — в Белые Столбы. Наверху есть бланки с подписями главного врача.

13/III. К 100-летию Ленина в ГИХЛ в плане только книга Эльсберга.¹  Резкие выступления Туриева, Левина: “Провокатор” etc. Книгу отвергли.

25/III. Много исключений из партии. Чехословацкая попытка. Говорят, Ю. Верченко² сказал другу: “Напрасно я ушел из “Молодой гвардии” на эту политическую должность”.

8/IX. Иркутск. Налет какой–то партизанской романтики — улицы МОПРа, Фурье, Ударника, Литвинова, Декабрьских событий (!), 15-й армии, Польских повстанцев. Плита с горельефами героев 1920 г., фреска с интермедиями — поющие рожи etc. Неповторимые особняки, зелень, тишина, костел, Ангара, памятник–обелиск — Муравьев–Амурский, Сперанский, Ермак, музей со “странными” именами — Маддендорф, Гумбольт, Обручев etc., etc. Приятный мне тип города “с лицом”. Улица Маркса — (бывшая) Большая — смотрю в кино “Еще раз про любовь”.

9/IX. Награда за труды. Четвертым делом в 1-й же описи — давно и безуспешно искомая история о смерти Павла I. Очень интересно — и, хоть она вероятно без конца, но...

10—14/IX. Иркутск. Красивая Большая (К. Маркса) улица... В архиве — много декабристских подробностей о Лунине, Штейнгеле, Орлове, губернаторах. В театрах — Музкомедии — “Моя прекрасная леди” — недурно, темпераментно. Коростылев — “Через 100 лет в березовой роще” — премьера — Горин (Лунин) ничего, истерический Николай I, идея — что документы врут (вставка с документами), — ибо иначе не объяснишь их (декабристов) слабость; долгие сцены допросов ? царь подлец, стремящийся создать “версию”; мистика — появление Ивана IV, Годунова, Петра (невыразительный), героиня (одна женщина!) встречает саму себя — 125-летней etc...

14/IX. Поездка в Урик — церковь, полуразрушенная (конец XVIII в.), могила Никиты¹  — ребята 3-го и 4-го классов. “Кто такой Муравьев?” — Космонавт. — Дурак, комсомолец... Долгий бугор — еще до 1928 г. соревновались на бешеной скорости — однажды победила лошадь без седока. Таксист, который не был никогда в Европе (т.е. в Москве. — Ю. Э.). Я вру, что потомок Никиты Муравьева. Публика равнодушна ко всему, кроме материальных благ. Павел Павлович Хороших: 78 лет, фотографирует, водит машину.

13/IX. Сильное впечатление от библиотеки Лунина — Acta Sanctorum и церковная история Фери — символ ненужности, духовного одиночества Лунина — их никто не читал... библиотекарь Анна Гдалевна Боннер. Все дни был один ? марал листы — художество не давалось. Мое дело — история. Могила Трубецкой.

15/IX. Иркутск — Улан–Удэ ? вдоль Байкала; потрясающая, сияющая Селенга, укромные байкальские заливчики.

18/IX. С Володей Бараевым² в Кяхту. Серия поездок. Самолет не летит, такси — нельзя; на автобусе — милая Нина — мягкие, таинственные холмы, Гусиное озеро (Бестужев с бурятом обошел вокруг). Поломка автобуса, дикая погода — дождь, мокрый снег, мои сандали. Володя жалостью и показанием красной книжечки (“я из обкома”) выторговывает у завмага бутылку водки — и она нас спасает. В теплой пустой столовой мы ее распиваем — и необычайно счастливы. Ищем, пьяные, директора музея Родиона Филипповича Тугутова. Вторгаемся сначала к его соседу — в большом крепком доме, Геннадию Шагдырову — тот выпимши, жена его ругает, нас — тоже. Рядом — босой, выпивший Тугутов — спасает меня обменом моих сандалий на грубые, тяжелые ботинки. Тож выпимши. Гена, показывая, какой он влиятельный человек, готов помочь нам на 9 км углубиться на “гос. границу”.

19/IX. Утром — прогулка по Кяхте. Могила Потаниной³, умершей в Тибете и привезенной мужем сюда — чтоб ее могила и бюст на ней глядели на монгольские степи. Мощные купеческие дома, белый цвет, улица им. Бестужева (ему — памятник в военном городке). На доме мемориальная доска, что Козлов в 1923 г. останавливался перед путешествием в монгольские и тибетские степи: край цивилизации у порога гуннов etc.

21/IX. Прогулка по Чите: дом, где было правительство ДВР (столица государства, хе–хе!). Самое сильное впечатление — желтеющие осенью склоны Яблонового хребта. Унификация мод, кино etc. Не провинция остоличнела, а столица опровинцела?

26—27/IX. Открытия с Луниным, тысячи страниц дела, из них — детали для меня. Дом Нарышкиной в Чите, церквушка декабристов. Чита — улицы обозначены иногда в честь городов: Баргузинская, Селингинская, в честь рек (Амурская etc.); управляющий согласился, чтобы Шилковская была переименована в честь купца Короткова, если он ее замостит; теперь это улица Анохина, но мостовая лучше всех, выдержала наводнение 48 г.

28/IX. Суббота. Один из удивительнейших дней моей жизни. Такси — аэропорт. Самолет до Борзи: склоны с желтыми лиственницами, начало монгольской степи, мужичок едет “сворачивать” геологов (их полно — в крае вся таблица Менделеева, но как все дико и неосвоено). Борзя — пересадка — я и еще одна женщина — все пассажиры АН–2 в Александровский завод. Запихали — полетели; сели на поле — среди таинственных, бесконечных сопок, уже снеговых.

Поход по “кандальному маршруту” — Кадая, Зерентуй, Благодатск. Акатуй! Считается очень мрачным: не знаю — снег, желтые лиственницы, вид, наводящий на философию, горы — не мистически подавляют, но предлагают взглянуть на мир “с себя” — а за ними синеют новые, невысокие хребты. Масса гусей, свиней. О Лунине не знают. Остатки тюрьмы с доской... Издали — кладбище. Очень страшный ветер, сумрак, шелест флагов на могиле и звон металлических венков — и могила Лунина, явно подновленная (“сестрой Ушаковой”), впрочем, самая высокая, а на верхушке креста — рюмка: друг Вакха или шутка или обряд? Я долго еще видел сияющую рюмку и высокий крест, к которому шел сквозь свиней и собак. А на могиле чахлые астры. А сзади меня ветер, шелест, скрежет...

Итак, я видел Байкал и Яблоновый хребет, Монголию и Голубой Онон, КВЖД и Акатуй, искал и находил иркутские древности и слушал о кяхтинских подземельях, выискивал забытые страницы о Лунине в архиве Нерчинской каторги, любовался его почерком — и гнал по сопкам, мимо Александровского завода, гуннских могил, отар и степей; я любовался старинными фолиантами лунинской библиотеки и стоял в Урике у могилы Никиты Муравьева, я читал записи, сделанные за полгода до этого человеком, помнившим Бестужева, я наблюдал колоритные нравы бурятских алкашей, я до слез был растроган могилой Катерины Трубецкой — был обворован доцентом–медиком и очарован мягкой мощью Володи Бараева.

27/VI 1969 г. Ленинград. “Мы коминтерновцы” — пароль, с которым члены польской компартии в 1937 г. переходили из Польши в СССР — на смерть...

Грибачев пил коньяк с Толстиковым и спас Орлова (“Библиотека поэта”) — между делом...

5/VIII. Знаменательный разговор с Милицей Васильевной Нечкиной: у меня в книге нет крепостного права... Эпиграф из Толстого — пародиен (Милорадовичи, Пушкины); но — главное: не надо процесса, принижения — но не говорит, что у меня факты неверны — пускает слезу — “я так люблю русское общественное движение”; “веховство” — борьба с догмой; она: но я же не догматик! — писать так о процессе — все равно, что подчеркивать, что Энгельс содержал Маркса на прибавочную стоимость, а Ленин с Крупской венчался etc.

27/VIII. После разговора с Кириллом Холодковским¹  — о вариантности истории: экономическая жизнь вариантна, идеология более вариантна. То, что жестко задано — внешние обстоятельства (хотя сами случайны): мертвая природа + традиции, на этом фундаменте — варианты; воля людей, т.е. воля одного человека + воля многих людей (я — “п” фактов + “ш” выбора; но каждый ли выбор осознан?). Задача — взять конкретно — историческое событие (Петр I, Фидель) — какова вероятность? Видимо есть мягкие стадии (многовероятность) и твердые (затверденные); мягкие близки к узловым датам. NB Думать об этом в связи с русским абсолютизмом (многовариантность etc.).

28/IX. У Татьяны Григорьевны Цявловской с Ксенией Петровной Богаевской и Юрой Галиным² — улучшаем текст рассказа Гейченко о купце Лапине. 1) ищем эквивалент слову “милашка”: милашка проглотил язык”: голубчик, голубок — но есть ли у голубя язык? Ищем... словари etc. “Он скобарь” — сказала она по–французски: даже в Дале нет скобаря — взят Ларусс — поиски скобаря не увенчиваются успехом... Хотели искать псковские издания — переводим “скобаря” с французского на русский; много смеемся.

14/VII 1970 г. Годовщина Бастилии. Мой триумф: “Новый мир” № 5 со статьей “Обратное привидение” и сигнал “Лунина”. Вечер с Рудницкой³



и Е. Н. Гор[одецким]¹. Е. Н. рассказывает: в 1-м томе ЛН обвинения РАППа против Луначарского — в новом томе покаяния (сдержанные) Луначарского насчет переиздания его богословских работ; Суслов сказал на заседании: не нужны ни Солженицын, ни Шевцов.² Американская версия о заговоре вокруг постели Ленина — Сталин, Каменев, Бухарин; NB из записей секретарей Ленина: ЦК не был согласен со статьей о Рабкрине и был напечатан один номер газеты со статьей. Отзывы о статье в “Новом мире” (Натана. — Ю. Э.): Оксман — что–де это частность. Зайончковский³: “я защищаю психологический метод и убеждаю”. Тартаковский⁴ — “высокий научный класс”, Белкин⁵ — “a la Тынянов”, отец — “много цитат”, Андроников — царственно поздравил, но сказал... “надо поговорить!”

Ленинград, сентябрь 1970 г., солнце, осень, зелень, жалко, что нет старых ощущений нового — или есть, но не вижу. С. А. Рейсер: Тынянов был раздражителен, очень впечатлителен к каждой рецензии, каждому хамству. Любил говорить Должикову (принявшему идеи христианства) — “Мы с Вами евреи”. Андроников — свой в доме Эйхенбаума⁶  (звал его “папуха”). Потом Эйх его не принимал — трус–де... Эйх должен быть эпохой. Иван Афанасьевич Бычков⁷ — отец для него год держал вакансию в ПБ. 60 лет был зав. русским отделом (Лернер защитил его). Идеальный, вежливый старичок — идеально на всех языках, все справки: выдавал только два документа, кое–что давал неохотно; в столе нашли автограф Пушкина (не хотел давать?).

15/IX. 1 ч. Умер Ю. Г. Оксман. Узнал в ПБ, 1-я мысль — вот его Ленинград, а нет его. Очень жалко. Заплакал.

16/IX. Помянули его с В. А. Черныхом⁸. Прекрасный вечер, луна. Бродили по Фонтанке — и Фонтанкинскому дому. Вокруг много — Ахматовой. Вообще в этот приезд как символ Ю. Гр. — много Ахматовой.

Жаль, он учитель мой.

Вадим Черных вспомянул одну из оксмановских историй: В ЛЕФ № 1 (была опубликована) статья Тынянова “Язык Ленина”. Гонорара нет — в Москву к Маяковскому; (того нет, дверь открыла) Лиля Брик, она — всем распоряжается; “приходите вечером!” Тынянов пришел — сервирован стол, пьют, она раздевается, он — только что женился, но — что делать... (Вечером у него поезд и ни копейки в кармане, но пришлось плюнуть на поезд). Утром все же намекнул на гонорар — она разъярилась: Ах, Вам еще и деньги!

В. Черных полагает, что потом она рассказала обо всем Маяковскому. Прощай, Юлиан Григорьевич. В последний раз слышал тебя 8-го сентября (9-го — не мог подойти). Жить тебе оставалось 7 дней. Три смерти: Т. (15/V), Б.[елинков] (4/VIII), О. (15/IX). Когда же я в последний раз был? Когда вручал Лунина — в разгар конгресса — если бы знать, что в последний раз ? долго говорили, чай не пили.

21.IX.1970. В пятницу, 18.IX, похороны Оксмана (ровно за месяц до того я поднес ему, 18.VIII, Лунина). Бонди⁹ пытался нести гроб: “Я помню, как мы с Юлианом в 1918-м несли тяжелейший гроб профессора Шляпкина”. На могиле скучная литературоведческая жвачка Макогоненко, Бялого, Пугачева; Фронда Эткинда (“кому нужно, чтобы эта электростанция работала вхолостую, в песок...”) и потрясающий крик Шкловского. Он пыхтел, плакал, не мог начать. Наконец выкрикнул: “У подножия гробницы Тимура Улуг–бек. Он изучал звезды и составил звездный каталог. Сколько же стоят звезды? Сколько стоит книга, сколько стоит буква, наука? Юлиана нет — а мне нужно позвонить ему, а я не могу... Простите меня, я старый...” Потом на поминках Шкловский: “Я только помню, что мы ходили по бесконечному (1 км) коридору 12-ти коллегий, не ходили на лекции, но знали все”. Тогда Венгеров проводил опрос — зачем поступаете? Шкловский написал: “чтобы создать новое литературоведение и уничтожить Венгерова”. Андроников вспоминал, как Оксман уничтожал его, как он соединял быстроту мысли и медленность обобщения, как он моргал глазами, соображая — физическая ощутимость мысли... “Он был всегда такой...” Тут Шкловский вступил, хихикнув: “Нет, прежде он был веселее...”

31/Х. Утро у М. В. Нечкиной с комментариями к “Историческому сборнику”. Говорит, что мы неолибералы, утратившие завоеванные высоты, что никогда людям не свойственно объективное знание о себе самих, и рассказывает, что Вера Фигнер (которая называла ее Василиса Премудрая) на вопрос, как повлияли на нее декабристы, ответила, подумав: Никак! А М. В. знает, что повлияли (в Манифесте Народной воли о декабристах много).

10/Х. Утром — с Валей¹  во Владивосток; беспричинный смех по дороге. ИЛ–18, Красноярск — шампанское; летим далее — вынужденная посадка в Благовещенске — кемарим — 7 часов; ослепительное солнце, степь — воспоминания о прошлом годе; прилетели во Владивосток утром 11-го — и проскакиваем: начинается 10-балльный ветер и 8-балльный шторм. В такси — красота перешейка, сопки желто–красные, мелькают то слева, то справа заливы. Вечер — гостиница “Приморье” — 2-й этаж; выпиваем, играем в шахматы — невиданный вечер, не можем уснуть;

что пройдет, то будет мило...

17/Х. Чудное чистое осеннее утро: едем в аэропорт — Москва не принимает и не отправляет: гениальная идея Игоря Михайловича² — стреляет 50 р. у своей коллеги и — в Артем! Гостиница в Артеме, тихий ресторан, фальшивое пение дуэта “не жалею, не зову, не плачу...” Потом — спим (накануне Белоусов прорвался к нам в номер гостиницы и не давал спать своим храпом). Примечание 19/VII 1976 г. Кратово, дождь; Игорька уже 4 года нет. Может быть, никогда не буду так счастлив, как тогда, в Артеме.

9/III 1972 г. в 11.30 Т. Г. Цявловская и я во МХАТе (там же И. Л. Фейнберг, В. С. Непомнящий). В пустых коридорах бродит Зорин — решается судьба “Медной бабушки”: мы эксперты. В кабинете О. Н. Ефремов — милый обаятельный — звонит зам. министра Воронкову — другу пьесы: тот болен, а из–за него перенесли на 2 дня, чтобы не был один Иванов — начальник главка. Ефремов жалуется: думал, что лучше быть в таком важном театре, где над тобой одно начальство — нет, лучше, когда много. В фойе спектакль. Молодежь — и все народные — сердце зашлось: Грибов, Тарасова, Степанова, Яншин, Станицын, Петкер, Раевский и Пилявская. Ролан Быков волнуется, спады, не очень приятен — но интересен. Пьеса идет на “ура” — смех etc. Затем обсуждение. В громадном кабинете — сначала мы все умело хвалим — “есть положительные идеалы”; “нет аллюзий, новые открытия”. Затем — Степанова, злая как ведьма, пренебрежительно, нехорошо об актере (Быкове) — маленький etc. Цявловская ей отвечает, что он такой был — и нечего актера тиранить. Тарасова — “я не могу влюбиться в такого Пушкина” (ты можешь только в Молотова), — говорит и дело, но рассердилась на фразу: “игра Быкова конгениальна материалу”: “это слишком” (решила, что это = гениально), спекулируют на скованности, нерешительности Быкова — и тут же уходят — им надо на вечерний спектакль. После этого “поименное голосование”: вся молодежь за Быкова, все старики — что не тот, не обаятелен etc. Ефремов бросает реплику о Лановом в главной роли театра Вахтангова — как особой эстетике (один из актеров кричит, что покойный Блинников — да будет земля пухом — считал, что Ленина будет играть высокий, могучий etc.). Вдруг 2-й раз берет слово Непомнящий (зря!) и говорит, что выступающие находятся под влиянием “школярского подхода” к Пушкину, крики — “безобразие! нас учат!” — несколько человек — Станицын и Масальский (который не был на спектакле!) выскакивают вон; Иванов из министерства, повышенный голос — “Вы вынудили людей уйти”. Ефремов: “Это нарушение дисциплины, это нехорошо”. Иванов: “Но их довели до этого”. Ефремов: “А когда Воронков или Вы говорите что–либо мне не нравящееся на заседаниях, — я не убегаю!” Затем государственный человек — “мы слушаем каждого, пусть разные мнения будут выслушаны”. Иванов говорит, что заседание сорвано. Ефремов — что все, кроме 2-х, высказались. Козаков (постановщик) глотает валидол. Страстная речь Смирнова, тоже член Совета старейшин, с поклоном нам, знающим людям, с глубочайшим уважением и верой в пьесу, в Быкова — с упреком Степановой, что нехорошо и налетела так, что учтет в роли Жуковского свой не–аристократизм... Иванов выступал, говорил, что не в Быкове дело, а в пьесе — что он ее читал 2—3 раза, но его замечания не учтены, что в пьесе нет драматургии, и его берут измором — что надо говорить о пьесе (и режиссере): дескать, Зорин и Ефремов виноваты в плохом Быкове — и де были бестактные выходки Непомнящего. Ефремов осаждает его — что пьесу ни один человек не обругал (Иванов: “Ну, если большинством голосов, то...”). Ефремов: “Нет, но здесь люди искусства: когда я читаю статью глупую какого–либо критика, я ее вешаю в определенном месте и использую по назначению, но люди искусства говорят. Иванов: “Что же Вы хотите сказать, что тот, кто не пишет и не ставит пьес, не имеет права о них судить?” Ефремов: “Я говорю, что надо прислушиваться к голосу работающих в искусстве...” Зорин: “Исполняется печальная дата — 30 лет моего ССП. Я поставил 20 пьес, 10 кинофильмов, о мне пишут диссертации — и вот дожил: нету драматургии — если “Медная бабушка” не будет иметь успеха, я торжественно обещаю бросить перо... Я — за Быкова...” Кудрявцев — продолжение заседания завтра (очевидно без нас). Потом нас благодарят — даже вахтеры — и мы видим, как мирно Ефремов беседует с Ивановым... Уезжаем: все это длилось с 11.30 до 17.30.

На другой день (рассказ Зорина и Козакова) — утром министр Фурцева с двумя замами. Зорину: “А Вы здесь что делаете? У нас театральные дела”. Зорин ушел. Заседание. Екатерина Алексеевна: “Товарищи старейшины, я Вами недовольна. (испуг!). Вы мало критикуете Ваших молодых руководителей” (облегчение). Далее — критика Быкова и пьесы. Поименный опрос. Тот же Петкер: Аллюзии, аллюзии... Ефремов: “Это политический донос”. Петкер: “Я кончу, а потом можете меня съесть, если догоните...” Ефремов: “Почему Вы про пушкинистов не сказали?” Фурцева: “А пушкинисты — пусть занимаются своими исследованиями”. Грибов: “А кто их вообще позвал?” Ефремов: “С моего ведома”. Грибов: “Но кто?” Ефремов: “Зорин и Козаков”. — Ага–а–а!!! Министр быстро сажает пытающегося защищать Смирнова. Яншин говорит, что это похоже на допрос. ... Фурцева сажает и его. Говорит, что снимает Быкова. Ефремов (парадокс!) предлагает (не желая!) себя!!! — Нет... (но, как рассказывает Козаков, Фурцева бьет его ногой по ноге... вся надежда на это!). Пьесу “Медная бабушка” задвигают — нужны “Сталевары” etc. ... Козаков хочет уходить из театра...

P.S. Ливанов, который уже год не ходит в театр (пока там эти хунвэйбины), встречает молодого актера: “Ну как Медная бабушка?” — Да вот, не утвердили. — Да нет, я не о том, как Алла Константиновна Тарасова?”

25/V. Тоска. Чрезмерное воздействие солнца, моря — нервы. Но — стремление, лихорадочное, найти выход. Что из могучих замыслов: пьеса (фильм): поиски самого честного; во фрагментах: 1) Ираклий — 2) буддизм — (я сам) 3) современный Дантес — о нас — о Левертове, Смилге, Ханютине — (вопреки всем женам) — несколько выпивок: отцы и дети! сцена I — сидят, выпивают II. Сократ; Антоний и Клеопатра (Дружба: Герцен и Огарев). Хайям — (традиционные сборы). (Выпивка) — деловая выпивка 4-х людей1  Пьесы не будет. А что будет? а) Книга судеб — об истории; вперемежку с новеллами; Голубая книга I. 2 000,000 лет; II. время, число слов; (неразб.) — статистика. II. Российская история ? с отвлечениями в мировую; ? заметки, дружба; типы ? но не надо ничего: все в С. М.-Ап.

Разговоры Икрамова.2 А. П. Штейн во время войны сочинил цензору Сегеди:

Коль мысли черные к тебе придут,

Откупори шампанского бутылку

Иль запрети “Женитьбу Фигаро”.

Сталин вызвал Буденного (рассказал его зять) — “Как ты ко мне относишься?” — !!! — Нет, ты плохо относишься. — !!! — У меня нет твоего фото. Сталин достает фото: Надпиши. — А что писать? — Я сам тебе продиктую: “Дорогому И. В., вдохновителю и организатору 1-й Конной армии”. А теперь я тебе подарю: “Дорогому С.М., подлинному создателю 1-й Конной”.

Фильм “Жуковский” Сталин долго не смотрел. Большаков3 рискнул — и без него — в прокат. Через 2 месяца Сталин пожелал посмотреть. Посмотрел. — “Я слышал, что он уже в прокате”. Большаков: “Мы тут посоветовались [неразборч.] (выпустил с разрешения Молотова, но Молотов сделал особое выражение, сложил руки на груди и Большаков понял, что нельзя продавать Молотова). Сталин заходил по залу, несколько раз повторив: “Значит, собрались без меня, посоветовались, решили”, и когда все уже обомлели: “Правильно решили”.

М. И. Ромм рассказал Икрамову: Подавленный в день похорон Сталина, зашел к И. С. Исакову4 , а тот весел, кипяточек etc. Ромм изумлен выдержкой Исакова, а тот сказал, что вспоминает вот какую историю: после войны получил задание — выяснить, что нужно для создания флота > всех, вместе взятых. На заседании ПБ доложил фактические цифры. Сталин: Пусть Ворошилов скажет. Ворошилов: Это неосуществимо. Сталин: Вот английский шпион etc. — саморазоблачился. Исаков: Я слышал, как пот у него с носа капал. Сталин: Клим, на тебе лица нет. Лаврентий Павлович, — надо обеспечить отдых на моей даче (Ворошилов: Лаврентий Павлович, он устал, он на самом деле устал); потом — “Пошли смотреть Чаплина”.

Разговор о критиках, не знающих народа.

Бурлацкий5 был дважды на совещаниях 1960 г., где Никита Сергеевич рассказывал о том, как брали Берия. После смерти Сталина он сразу уехал с Маленковым — Микоян сказал: “Поехали власть брать”. Я стал думать, как избавиться, Маленков с ним друг... но присмотрелся, вижу — и он не очень — и поехал на дачу к Гоше... Он, надо сказать, поддержал. Потом к другим. Каганович тот спросил — а сколько за? А я сказал — да все кроме тебя. — Ну и я за. А Клим не даст соврать. Я к нему. Спросил о Берии, а он: Это такой ленинец, верный ученик... Я ему — Да что ты, мать твою... Он одумался. Как брать? Охраны сто. Договорился с Москаленко — несколько верных офицеров. Разместили в комнате, пропуска я выписал, собрали Политбюро. Берия (входит) последний: Какой вопрос? Я говорю Маленкову: “Открывай заседание”. Он не открывает, я говорю: “Открывай, дай мне слово!” Он не объявил вопроса и говорит: “Слово Никите Сергеевичу”. Я сказал: “На повестке дня — об исключении из партии и отдаче под суд агента империализма Берия. Кто за? Все...” А тот с портфелем. Ну, и у нас было кое–что про запас... Он к портфелю (содержание — загадка) ? но я его за руку и на кнопку. Офицеры вошли — “Убрать его”. Ну, тут он в штаны наложил, навонял...

Сл. ? расстрелян был в бункере Главного штаба МВО (ул. Расковой) ? взялся офицер, потерявший многих в 1937 г.; потребовал коньяка; вошел — Берия ничком, прочитал приговор, тот кричать — что не истек срок апелляции; расстрелял... Купили ящики для макарон, уложили тело, облили бензином и сожгли.

10/VII 1972 г. Умер Игорь.¹

28/XII. Вечер Высоцкого (дальше идет перечень песен. — Ю. Э.).

21/I 1973 г. Я задумал вести дневник, взял присланный 53 том Толстого — и про меня: рассказал М.², которая телепатически предугадала и опасалась моего желания вести дневник. Я в гуще: пишу — etc. — приехала Эля³; и тяжко, и дочь в трансе после к/ф “Ромео и Джульетта” ? и я ничего не нашел, кроме озверения.⁴ Что же делать? Жизнь перед кризисом — ведь испытание как раз здесь — в этих отношениях. А Толстой (53, 12) — “жить надо всегда так, как будто рядом в комнате умирает любимый ребенок. Он и умирает всегда. Всегда умираю и я”. “Один из самых трудных переходов это переход от жизни хорошенькой к жизни хорошей” (53, 21). Что это значит для меня? Преодолеть злость, злобность; формулу повторять об умирающем ребенке. И начать писать наконец об истории, о себе, об Игоре. Думать в поезде. Я очень внушаем — под влиянием Толстого. Но вряд ли долго продержусь, слишком люблю житейские радости, хотя...

7/II. Уехал в Сибирь. Накануне как всегда вспышка гнева из–за иронически–злобного тона Э.: сидел до 12, вычитывал фильмы⁵  etc. Взбешен. Нужна встряска. Как быть? В поезде читаю Толстого: 3 кита со мною: похоть, честолюбие (тщеславие), недоброта (+излишества). Как победить? Позавчера ударил по лицу грубившую дочь⁶ — в сущности ни за что. Сегодня доказывал, что ударил сам себя. У меня ужасная 1-я реакция — раздражительность. Но так больше нельзя. Я должен как–то изолироваться—спасаться. Приехав, буду неделю или больше на Юго–Западе.⁷ Изумительные дали снежные у станции Соть меж Даниловым и Орлом. 3342 км до Новосибирска (до Лондона по ж/д справочнику 3065). Меж тем меня считают счастливцем–удачником и сейчас, глядя на карту, увидел Чухлому — и стало хорошо от мысли, что можно туда отправиться. Зло у меня проходит — и, казалось бы, — well. Но — это плохо. Не будет сил на ту самоизоляцию, которая необходима.

9/II. Снег, Бараб. степь. Бесконечность. Счастье мое велико, и семья — мой поликратов перстень. Иначе — опасно!

10—11/II. Новосибирск. Академгородок. Снег. Почитание. Лыжи. У Зои⁸ — проблемы ее сына: неслух, хочет жениться (“а то ее отобьют”) — к отцу привыкал несколько лет⁹ — привык, когда похвалили другие — здесь, в Новосибирске; ненастоящая жизнь — только в 9 классе пообвык.

11/II. Обед у Соскиных. Профессора, ученые, воспоминание о вечере менестрелей¹, когда все — кроме секретаря РК — встали. Лекция; Борис Юрьевич — педагог–физик, разговор о Жуковском и боге — интересуется психологическим типом (“белый человек” [неразборч.] искушать судьбу; маниакальная депрессия — стремление к самоубийству). Насколько психологически изучен Достоевский — Толстой, настолько не поддается Пушкин.

15/II Мечты о М. ГПНТБ. Мир книг, декабристские рукописи etc. Разговоры о Тикси, где люди годами не раздеваются. Вечером Дубельт.²  Чествование меня. Юрий Сергеевич Носков с упоением — о Дятковском, отчиме, который перевозил семью Николая II из Тобольска в Свердловск. Было устное (и закрепленное в протоколе) заявление тов. Андрея о необходимости расправиться с царской семьей etc. Горячился по поводу того, что все общество скорбело о декабристах и не могло верить Николаю. Доктор Салганик ? друг Эфраимсона; говорит о необходимости исторической проверки. Подпили — проводили меня сюда. Приезжал Храпченко искать старину (!) в Новосибирск — ему показали халупы.

Переделкино, 16/XI. Солнце, снег. Вечером холод, звезды. Весь устал, мысли, что кончился — даже в плохом “Пра–пра” вижу утраченные черты.

Виктор Финк. Новый быт. С. 197 — Апология лозунга “Срубай купола” и // жуткая картина безнравственной деревни. В качестве нового выдается (с. 199) заявление комсомолки Зарубиной из села Ломовка (близ города Белорезка) к судье “с просьбой выдворить ее отца из дома, т.к. он мешает ее свободному коммунистическому развитию”. Суд присудил дом и корову — дочери, лошадь, плуг, телегу, упряжь — отцу. Цитируется, кажется, Л. Б. Каменев: “Если бы советская власть захотела, попы пели бы “Интернационал”.

* * *

Весь день читал “Русского современника” — как будто жил в другом мире; а ведь 49 лет минуло; ergo — через 50 лет мы все и наш мир?

17/XI. Интересно, сколько + буду писать? Я прихожу здесь в себя. Прекрасный рассказ Поженяна ? в зеленой тетради.

Работал, преодолевал, иногда не любя, материал. Оседлывал эрудицию ? 1796-й захлестывал. Несколько раз возвращался соблазн перейти на роман.

Подошел Межиров, представился (были знакомы), комплименты насчет Лунина; рассказывал о детстве — французском докладе о погибшем блестящем профессоре Зорком. Сказал, что полупрофессиональный перевод Бодлера Мельшиным–Якубовичем лучше чем–то всех последующих. Я жаловался на свои замыслы — роман–нероман etc. Шахматы с Лиходеевым, как–то несколько жалок. Завтра и послезавтра буду кончать главу. Е.б.ж.

26—27/XI. Как бы не испортиться: апофеоз — хвалят Ермолинские, Кривошеины, Вайнер, объяснения в любви Воронеля, Борщаговского.

Л. Д. Любимов³. “Английский след” — имеет письмо М. Палеолога, где тот отказывается сообщить об английской лордской семье, что помогала бежать Александру I из Таганрога; анализ карлсруйских писем Елизаветы Алексеевны подозрителен — слишком много деталей etc.

30/XI. За столом, днем, меня приглашают Лев Дмитриевич Любимов и Игорь Андреевич Кривошеин. Очень милые, особенно 2-й, красивые, выпили. (До этого Межиров вызвал Милан и тараторил по–русски, а Любимов — Москву и по–французски). Хвалили Лунина; Любимов: это явление в нашей литературе. Игорь Андреевич вспомнил эпизод: “Как, нас судили?” — с ним так было.

В 1925 г. Лев Дмитриевич вступал в масонскую ложу “Астрея” и был доклад о 14/XII и погибшем в СССР князе Долгоруком. Затем Игорь Андреевич сообщил о живущем в Париже Тучкове, своем друге, правнуке по матери Мартынова, у которой полные (!) мемуары последнего.

11/III [1974 г.]. ПД, я пытаюсь влезть в дело; старенький Рейсер. Вечером Вампилов “Прошлым летом в Чулимске”. Прекрасная пьеса, очень тихая; все хорошие, все несчастные; поражают анализы Юли ? о смысле вещи, что “кто преступит — э, все равно, — тот несчастен”, равен себе, кажется, один эвенк. В конце псевдооптимизм, герои понимают, что надо снова и снова восстанавливать палисадничек. Ох, этот палисадник. Так ведь и я...

БДТ — “Ревизор”; бешеный темп, зловещие оттенки, городничий ? Лавров интеллигентен; зловещая маска Хлестакова–Басилашвили; интеллигентный Осип; зарисовки Добужинского! Мысли о статье ? темп; три трехлетия Ляпкина–Тяпкина (с 1816 г.) и его вольнодумство. Все — Хлестаковы; Хлопов — Трофимов! 3 года не доскакать до границы...

16/III. О’Нил “Луна для пасынков судьбы” — Копелян, Лаврентьева, блестящий Трофимов — скучновато, благородно, интересно.

В ГПБ — Шильдер; Шервуд.

17/III. Удивительное воскресенье; утро — солнце, воздух, Невский; продажа билетов — чтобы не идти в Комедию на Арбузова; затем — на 1-й попавшийся транспорт — на Васильевский, до конца; затем на 1-й попавшийся трамвай ? вдруг выясняется, что Зверинская улица. Вспоминаем, что д. 29 кв. 5 Аркадий Андреевич Муравьев–Апостол. Звонок — он несколько дней в инсульте. Жена подавлена. Выяснение отношений, родства; звонок их дочери Ирины Муравьевой — орет ребенок — еще Муравьев–Апостол; она знает, что были Муравьевы–Апостолы–Коробьины (чтоб род не прервался).

20/III. Поиски гробницы¹ : потрясающая запись Луначарского; в кабинет Павловой² вызывается Филиппыч. Да, в 1922 г. он изымал церковные ценности, но в районе; долгая история — то попа нет, то псаломщика; поп говорит — риза священна, а мы икону оставляем; негодовали многие.

7/Х. Похороны Шукшина; стыдно долго жить.

Рассказы Фридкина — о поисках могилы Гейне. Богатая немка, не знающая, кто это.

15/Х. Тыняновский вечер в Доме Чехова на Кудринской. В. А. Каверин, Чудаков, Кутепов, Благой, аз многогрешен; Чудаков, хотя и нудновато, читал чудные отрывки — о Грече и Гейне в Мюнхене etc.

Рассказы Чудакова: умирающий Венгеров просил Тынянова и Томашевского поговорить у его постели о формальном методе.

Каверин уговаривал Тынянова не жениться на его сестре; maman считалась писательницей (“деспотический” [неразборч.] у Т.); попытка Саши³  встретиться с Инной Тыняновой: “Я занята, в ближайшие месяцы у меня партконференция”.

25/XI. Ночью Эля говорит, что я бы не горевал, если б она умерла; утром острая ссора. Чувствую себя правым — ибо должен делать много канцелярской требухи — развозить рукописи, ездить за книгами, брать справки о гонорарах — бесплодная схватка — и жалость; целую ее на прощание, обнимаю. Мне стыдно и легко.

26/XI. Вечер. Переделкино, № 47. Тихо. Хорошо.

27/XI. Знакомство с Н. Крымовой (жена Эфроса). Она читает удивительные мемуары некой Арбат о Яхонтове etc. Говорит, что моя книжка “Герцен против...” соединила разных полунесвободных людей в разных глухих городах. Поразительная фракционность: Наталья Бианки¹ предупреждает меня, что она не разговаривает с Лакшиным; Н. Крымова — что она не разговаривает со Свободиным. Вечер. 1 1/2 часовая прогулка с Кавериным. Разговор о Тынянове. Несчастен с 1926 г. Любовная история. Хотел повеситься — в 1937 г. Каверин пришел и увидел Елену Александровну, сердитую, ругающую виноватого Юрия Николаевича, сидящего с петлей. Тынянову помогал Молотов, дал квартиру etc. Архив: часть у тетушки, 2 чемодана Каверин вывез в 1947-м г. Его разбирала Мелехинова и видимо что–то передала Инне²: И. Ю. вероятно уничтожила все, что “против матери”. Основной архив Тынянова и часть каверинского — у Бориса Васильевича Казанского, но тот ? в 1946 г., в квартире его жил майор милиции. Внук Николай Николаевич Казанский отдал книгу с пометами “Архаисты и новаторы” — недавно. Воспоминания Вениамина Александровича о 1937-м, как Шварц шутил над доносами, как все же жили; когда Зильбер был арестован, Каверин 16 раз звонил к Берия, беседовал с замами. Борьба за “Тыняновский сборник”, звонок Шауре³ — 1/2 часа того не отпускал, хотя тот говорил, что это не по его части; упорно отказывался звонить Федосееву⁴ — только к Храпченко⁵.

13/XII. Беседа с Кавериным и с Л. Н. Тыняновой⁶. Размышления о беседе Пушкина с Николаем I в сентябре 1826 г. Каверин высказал мысль, что чем больше поэт, тем ему легче идти на такого рода компромиссы, что эта ситуация — типовая; что близко к ней было на I съезде ССП; в 1-й день — цепь милиции. Возмущение писателей — сняли (остались штатские); в 1-е дни — официально: речь Горького нудна; но затем — яркая речь Бухарина, который назвал лучшим поэтом Пастернака, и понеслось: блестящие речи, единение — прорвалась литература (Тынянов опоздал с Кавериным и Тициан Табидзе восхищался — “Ах, какой молодец Ю. Н.”), а затем...

Страшное письмецо, на клочке бумаги, Юлиана Григорьевича Оксмана оттуда; 30/V 1945 г. Повод — смерть Ел. Ал.; причина — смерть Тынянова. 1,5 года спустя; страшные слова, что уже не жизнь, а “житие”, что будущее бывает только до 40 лет; и он мечтал обсудить с Тыняновым, и ни с кем иным, те 5—6 лет, что у него, Оксмана, остались (особенно трагично для 1945); ни с кем — только с ним; свобода — означала беседу с ним. Читал прощание Пушкина с Петербургом; но думал, что это Юра прощается; Пб — город нашей жизни — все прочее житие. В некрологе Шкловского, как всегда, важен 2-й план, 1-й нечленоразделен. Надежда может быть свидеться, и прямой намек, как близок был у смерти; и умирая, с ним беседовал.

14/XII. В годы оны — избиение Урина Тендряковым; Сурков на секретариате резюмирует: “Подумать только, талантливый Тендряков побил Урина”.

3/I [1975 г.]. Недельный “Новый год”, чудное пение Окуджавы (“Император”, “Страна дураков”, “Господа юнкера”). Мотор — Миша Козаков; заводной, талантливый; необыкновенное чтение “Руслана и Людмилы”; Бродского (“Постум”, “Фауст”, американских стихов).

Прекрасные прозаические новеллы Окуджавы: а) о том, как его разоблачали в Лефортове б) о птичьем семействе, которое он зазвал к себе [неразборч.] и познакомил с американцем в) как в Калужской губернии ему, учителю, объявляли тему “Частная жизнь Александра I”, как он приударял за красивой, преглупой и пребедной ученицей — а она мечтала идти в кино, и он подумал — как грустно: Тамара Семина.

9/I. Прощание; замерзающее море; последний вечер Окуджавы, “Возьмемся за руки, друзья...”

Михаил Голодный назвал сына Цезарем: “мы там в годы революции не отличали Цезаря от Брута”.

Конец января: масса положительных эмоций: вечер Самойлова, “Струфиан”. Поленово. Оркестрион. Сдаю Муравьева–Апостола. Радость 1 урока (палеонтология) с Томой.

17/II. Ленинград, г/т “Россия”, холод, белые морозы. Много событий за эти дни, которые, в сущности, обыкновенны, и тем удивительны.

1) дочь быстро, энергично получает “еврейский паспорт” — Каинова печать, испуг, упадок жены etc.¹  2) поездка в Пб, СВ; юбилей Юли; прекрасный день 16/II². Солнце, к/т “Сатурн” на Садовой — “Великолепный” с Ж–П. Бельмондо 3) ГПБ [неразборч.] герценовские материалы из архива Шильдера: явно подлинные документы о [неразборч.], необходимые для публикации. Господи, за 1/4 часа открытие. 4) обед с шампанским; вечер; холодная комната. Странная 2-я молодость.

Звонок 89-летнего Липранди, написал поэму о 1812 в стихах и пр.

Бумаги в ОВИР, иллюзия Франции.

Холодный, морозный Петроград. Замерзшая Нева: “Садко” с Валерой³ . Рассказы: о Толстом — зло; “пахать подано”. Глинка, который вошел в комнату, где шло эрмитажное ПВО: всем руки поцеловал; руководитель: Вот с такими фигли–мигли ПВО не будет.

18/II. ВТО + калейдоскоп у Дины Морисовны⁴, знакомство с М. Розовским, он ставит “Холстомер”. Потом у Глинки, 1) огорчение его, искреннее, что Александр I мог струсить декабристов 2) Габаев, которому дало генерал–майора временное правительство — “был я им понятным” (в 1920-е гг!).

Константин Павлович отказался от царства ради любимой женщины.

3) Артист БДТ (на выходах!): бывший подполковник царской армии, играл в самодеятельности. Пришел поглядеть портрет Константина Николаевича, какового, сугубо отрицательного, должен был играть в пьесе о Яблочкове. А он любил К. Р., которого, приняв за кадета, шибанул тряпкой, а тот его погладил. И (Савицкий?) долго боролся и выстоял ? не сыграл!

4) Дело Минкиной в Новгородском архиве

5) в 1920-х годах директор Казанского собора Тан–Богораз стряхивал пепел в раку, где были внутренности Кутузова

6) Глинка нашел безобразный протокол вскрытия раки Александра Невского: все выкинули

7) М. К. Кучер перед самой войной вскрывал гробницы Фотия и Орловой–Чесменской; Орлова лежала на боку с рукой во рту: благотворный, доброта, искупление Петра III, Таракановой (о ней добрые рассказы Бесчасного). Хотел сделать женщину мужского рода, а самой стать настоятельницей; [неразборч.] монахи ее отравили через причастие; тела их не доехали до Ленинграда — началась война.

Прекрасная, острая, идейная концовка “Князя Серебряного”.

21—22/III. В лагерях — сидели за Горького (писали письма дорогому А. М., Крючков посылал).

Оксман: У Горького всегда был лишний обед, когда Сталин явится, сказать: “О, Вы к обеду”.

Кацман хорошо рисовал вождей, был зван за стол к Горькому, Сталину, расчувствовался: “И. В., Вы будете нашим Периклом и искусство расцветет — золотой век”. Сталин: “Клим будет Периклом”.

27/III 1975 г. 25-го вечером позвонил старик Липранди, я обещал ему зайти в феврале еще, перед поездкой в Ленинград; ему 89! Он говорил с Томой, сказал, что французский язык, собственно говоря, у него первый, и он собирается умереть и просит зайти. Я прочел Томину записку поздно вечером, вернувшись с доклада Гордина, на другой день был недосуг звонить, 27-го звоню: К. Р. — “Дедушка умер”. Накануне в 6 ч. утра. Поехал. Говорили. Женя, Антонина Петровна. Потом долго ехал; вечер у Ксении Петровны¹ , чтение писем Оксмана — из лагеря и пересылки. Грустная мудрость — Будущее, которое есть до 40 лет.

6/III. Воскресенье. Занятия с Томой. У Чуковского; внучка Люша: о Корнее, о многих его фокусах, о бесконечной работе с книгами; 2 пьяных мужика, требующие чудное фото: громадный Корней и маленькая девочка: “Подарю на свадьбу”; пришли — свадьба; нашлась книжка “От 2 до 5” с этим фото.

Миша Козаков, Регина, Ханютин etc.

12—1 час ночи. Арсений Александрович Тарковский. Нашел доктора Киннабаха: Блок отвечал на вопрос, болел ли венерическими болезнями — всеми и не раз. Умер от гонорейного менингита. К больному Тарковскому осенью 1939 г. приходил Пяст и советовал, как противостоять женщине, лежащей на Ваганьковском кладбище. Любовь Дмитриевна — ужасно противная, громадная etc. Похороны ее; странная церемония ? брат кричал “Она Менделеева — мы ее Блокам не отдадим” etc. Тарк. заметил (Орлов использовал) ? что поэтические рассуждения Блока // разговору Федора Карамазова (и в это время читал).

Тарк. уверен, все в Птгр. говорили (в 1924 г.), что гробница Александра I пуста.

Алексей Дмитриевич Скалдин: из народа, потом директор банка, в декабре 1916 — феврале 1917 директор музея Распутина, оттуда огромный запас фотопортретов etc. Часть эпистоляриев своих он продал Бонч–Бруевичу, но его коллекция 47 (!) романов, из которых несколько очень хороши (о царской фамилии etc.). Пропал в 1941 г., когда его взяли в очередной раз с женой немкой.

Четьи–Минеи с записями Аракчеева о Минкиной.

Из разговоров А. А. Ахматовой:

Пушкин — тайна, а вот Винокуров — не тайна. А еще, есть такое: До–ри–зо! Разыгрывали (с Тарк.) “анекдоты в русской истории”: 1) письмо Ивана Грозного (диктуется дьячку, посреди царь тяжко задумывается. — Ю. Э.): Это я пишу, или мне пишут? 2) Екат. II благодарит Зубова за чудное письмо Вольтера (“какое ты мне вчерась душа моя, чудное письмо господина Вольтера написал!” — Ю. Э.). 3) Александр I, 12/III 1801 г. (на следующее утро после убийства Павла, входя в залу. — Ю. Э.): Папа! (хватается за голову): Ах, да...

18 апреля 1975 г.²  Ленинград. Первый же желающий мне утром всего лучшего, находит, что у меня все есть.³ Кроме хорошего настроения, но оно внутри, а мне все равно его желают.

Новости, новости... Смерть Ар. Як. Абрамовича (а Эля в Кургане); вдруг звонок Мочаловой1 ? раздражение на книгу о Павле; отказ из ОВИРа²: радость освобождения и чувство унижения; пишу письмо в ОВИР, иду вечером в театр на “Четыре капли”. Склонен к спаду ? но нельзя же из–за этого: впрочем, грусть ? вот день рождения, 45 лет, и что, где, почему здесь?

20/IV. Акимов³: “Театру, который достиг совершенства, уже ничто не поможет”.

Киев: 30/IV. очень хорошо, Владимирская горка, шампанское, Владимирская улица, неожиданный рассказчик у Золотых Ворот и // экскурсоводка; скучная прогулка в Софию.

1/V. Гидропарк, Видруб. (? — Ю. Э.) монастырь, Ботанический сад, Крещатик, Владимирский собор.

2/V. Поездка в Трилесы по томиной инициативе; элемент экспедиции — находка памятника, Иван Демидович Дашкевич [неразборч.] (1902—1930) — больше ем etc. etc. Дух декабристов — Мотовиловка [неразборч.], где–то Устиновка, Белая Церковь, куда все увезены, а на следующий день — “экспедиция” по Некрасову — Булгакову ? Андреевский спуск; на площадку дома 15; поиски истинного дома 1³ (с щелью!), но остались еще — для следующих экспедиций, Белая Церковь, Контрактовая 5, Кирилловский монастырь, а вечером — интересная беседа с родственницей Софьей Абрамовной Ципенюк: о почерках; почерк пасквиля: а) русский [неразборч.] б) буквы французские и правописание XVIII в., [неразборч.] а Лунин (то есть красиво и четко. — Ю. Э.). Почерк естественный.⁴

Обратно на такси ? мимо полуночной Владимирской церкви (пасхальная ночь с субботы на воскресенье).

10/V. Вчера веселый, едальный танцевальный вечер у Сидоренок⁵. Сегодня жизнь белого человека, утром встал, зарядка etc. 10 ч. встреча с Юлей, Ждановская⁶ — до 17 ч. все + статьи для ЛГ. Затем — возвращение, урок религии древнего Египта для Томы. Затем — вечер у Миши Козакова: изумительное интеллектуальное напряжение. 1) поиски пластинки Окуджавы 2) гениальное чтение Кольцовым Чехова “В Москве” 3) чтение К. Коровина о Шаляпине, Горьком; Врубель — Шаляпину (сказавшему, что не помнит “идеализма” в “Маскараде”: забыть трудно) 4) воспоминания Миши о Луспекаеве.

23/V. Отъезд в Таллин.

26/V. Удивительный визит к Георгию Александровичу Леецу на Перковском шоссе 135 кв. 24; сухой, подтянутый 80-летний (не дал бы!) человек. На стене охотничьи ружья, кинжалы, погоны артиллерийского полковника, портреты, разнообразные книги на разных языках. В 1915—16 поручик артиллерии, из Михайловской академии, затем начальник артиллерии в Эстонии, с 1940 — офицер Эстонского корпуса Красной армии, несколько сотен прибалтийских офицеров в Москву, на переподготовку. Летом 1941 г. — арест, “ввиду усложнившейся международной обстановки”, в Норильск, на общие (работы), 92 % погибло. Жена меж тем с дочерью — в Финляндии. Дочь потом в Венесуэлу. Ему — 10 лет “за подавление революционной деятельности” (выжил благодаря русскому языку и хорошему почерку; бухгалтер). Потом бумажка о пожизненной ссылке; не подписал (1951 г.), ибо такой нет в советском законодательстве; ну и ладно... В 1957 освободили, с 2-й женой вернулся; реабилитация; занялся военной историей, председатель товарищеского суда при домкоме... Жена умирает от рака. Контакт с прежней семьей. Ходил в архив — наткнулся на письмо, подписанное Ганнибалом; вспомнил детство и Пярновскую гимназию, где заслужил высший балл за характеристику Ибрагима. Если б не он, погиб бы от тоски в последние годы; выполнил грандиозную работу. Готова работа — Пушкинский Дом одобряет. Авантюристы крутятся вокруг него; а он нашел истинный портрет Ганнибала (прежний принадлежал, он доказывает, Меллеру–Закомельскому Ивану Ивановичу, герою Очакова). Он же обосновывает, что реальный портрет — тот, что был опубликован А. Менье в 1962 г. (прекрасный негр!).

Мы прощаемся, ему грустно — мне тоже. Жизнь.

27, 28, 29, 30 мая. Тарту, прибрежный бульвар, река, университет, “Чертов мост”, genio loci со странными подробностями о людях 13—16, на чьих костях воздвигнут университет (на 4 языках). Ресторан Tarvas, архив — тишина, старинные книги, немецкие фамилии, архив Бенкендорфа, проникновение в рукописную опись на эстонском языке и смущение очаровательной девушки. “Лифляндские Афины”, обилие прекрасных девушек. Удивительный день 29 мая — дождь, снег, холод — и снова много объективной радости (< чем субъективной). 1) прощание с ребятами 2) архив Бенкендорфа: 116 кадров заказано 3) дождь, снег — час у Лотмана и Зары Григорьевны Минц (о Ире Гарер); огромный кабинет, добрая Кирюха, фейерверк Лотмана: 1) о Завалишине — технология лжи, которая всегда правда = закон художественного вымысла 2) соглашается, что изучить = изменить объективность 3) Тынянова слушать не хочет; знаю!

Июнь. Дача. Тишина. У П. А.1  — день рождения Ляли (8.VI, на самом деле 9/VI) — гости, смех. Боря Дяткин — “Я ускользнул...” Он сообщает мне, что ездил с М. Уриным и Серго в больницу к Елизавете Алексеевне; она умерла 26/IV 92-х лет (был муж); ergo — ¹883 год рождения; ergo — более 60 лет, когда нас учила. Мир праху...

22/VI. Воскресенье. Смерть Бешки 23-го², Ляля³ пришла, сказала. Мысли — и стыд суетности. Настоящее горе может быть минутное, секундное — понять нельзя. Никогда больше: 22/V — 10/VII 26/II — 22/VI⁴. День рождения Юры — плохо — в ЦДЖ — разрыв со Смилгой. Звонил 21/VI — занято; 20-го ? говорил в последний раз — Лиля просила много не говорить; о Болшеве. Виделись в начале июня; о чем же говорили? О Васе, раздражались насчет Гарри, арап–Бешка радовался. “Жирный, заходи!” А вчера — жара, веселье; но был приговоренный Дяткин. Екатерина Михайловна⁵. Екатерина Михайловна! Гарантированное счастье Левертова и Ханютина⁶.

26/VI. Похороны Юры. Шутка Ханютина — о мужском обществе, которое становится женским.

Вступительная заметка, публикация и
комментарии Юлии Эйдельман