НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Мифоборчество

Оксана Дворниченко. Клеймо: судьбы советских военнопленных. — М.: Культурная революция, 2016.

Внушительный труд Оксаны Дворниченко (775 страниц вкупе со справочным аппаратом) — запоздалая дань памяти почти шести миллионам советских военнопленных, которые проходили по графе отчетности как «пропавшие без вести» и только в 1995 году были признаны участниками войны. Их считали изменниками и предателями, а их семьи были лишены всех видов государственной помощи. Три четверти века прошло после начала Великой Отечественной, одной из страшнейших и обильно документированных войн ХХ века, а правда о ней не высказана до конца. Более того: народная трагедия оказалась табуированным и мифологизированным повествованием, в котором любое отступление от официальной линии карается обвинением в антипатриотизме. В этом свете новая книга — пример мифоборчества и личного гражданского мужества писательницы.

Оксана Дворниченко — мифоборец в прямом смысле слова, протестующая против лжи и умолчания о Великой Отечественной. Ее книга — произведение гибридного типа: исследование и народная оратория, в которой голос автора перемежается и комментирует многоголосье ветеранов войны и членов их семей, отрывки из указов военной поры, дневниковые записи гитлеровцев и многое иное, прежде недоступное и малоизученное. По своему построению увесистый труд этот напоминает мне произведения Светланы Алексиевич: описание исторических событий глазами их свидетелей и участников. Интересен прием, не встреченный мной ранее, когда свидетельства некоторых участников событий разбросаны по главам со сносками на предыдущие высказывания героев, протягиваясь цепочкой через хронологию повествования. Сквозь белые пятна отечественной истории проступают, словно в давнишние времена, когда вручную печатали фотографии, фигуры и лица безвестных страдальцев, многие из которых приняли на себя удары не только чужой военной машины, но сполна хлебнули горя от своих властей. Может, это припозднившаяся дань исторической справедливости и признак гуманизации общества, когда обезличенные исторические повествования уступают место «народным книгам», а движение в документальной литературе идет от абстрактного к конкретному, от мертвых фактов к людским переживаниям?

Книга выстроена в хронологическом порядке. От предвоенной истории мы движемся к началу войны, а затем к ее завершению. Читатель узнает о том, как щедро Советский Союз делился с гитлеровской Германией своими богатствами и опытом (зерном, вооружением, подготовкой военных), насколько мощно был вооружен Советский Союз по сравнению с той же Германией. Знали ли вы, что «к 22 июня 1941 года Красная Армия обладала большим количеством наступательных вооружений, чем не только германская армия, но и практически все воюющие тогда страны, вместе взятые»? Что один Киевский военный округ по количеству вооружений и войск превосходил все германские войска, напавшие на СССР? Что Тухачевский вместе с Гудерианом отрабатывали на полигоне за Волгой тактику танковых корпусов для окружения противника, которую германские войска позднее успешноиспользовали? Что в предвоенные годы в результате сталинских «чисток» было уничтожено девяносто процентов генералов и восемьдесят процентов полковников?

Несмотря на воинственную пропаганду предвоенных лет, страна оказалась неподготовленной к гитлеровскому нападению. Планов обороны на предмет военного нападения разработано не было. Сама мысль об обороне воспринималась как пораженчество. Потому и Красная Армия в первые дни войны оказалась без руководства или получала неисполнимые приказы, которые ее обескровили и привели к пленению огромного числа бойцов. Советская пропаганда не позволяла снимать кадры отступлений и потерь. Ей нужны были только победные агитки. А между тем армия попадала в «котлы»: в Уман­ском котле было потеряно двести тысяч человек, а в плен было взято сто три тысячи человек. А были еще котел под Вязьмой (около миллиона советских солдат), Киевское окружение, Смоленская «мясорубка»... Приказ № 270 предписывал в отношении попавших в плен: «Уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными. А семьи попавших в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи». Сотням тысяч раненых и попавших в окружение бойцам предписывалось истратить последнюю пулю на себя, но в плен не сдаваться. Едва ли какая-нибудь еще армия современного мира требовала от своих воинов покончить с собой, но не сдаваться в плен! К удивлению, узнаем, что и до сих пор слово «плен» в современном Уставе воинской службы отсутствует. В начале войны генералов армий, попавших в окружение и плен, объявили изменниками и расстреляли, а их семьи сослали. Только по официальным данным, за годы войны военными трибуналами было осуждено свыше 994 тысячи советских военнослужащих, из них 157 тысяч 593 человека расстреляно. К примеру, военным командованием Германии за годы войны было расстреляно в двадцать раз меньше своих военных.

Трагическая ирония состоит в том, что немцы не были заинтересованы в отступлении боеспособных частей, а советское командование делало все для того, чтобы боеспособные части не отходили, тем самым невольно угождая противнику. Верховный Главнокомандующий не давал разрешения на выход из окружения, пока это было еще возможным, и каждый раз это вело к катастрофе: десятки тысяч погибших и сотни тысяч пленных. Только летом 1941 года было окружено и захвачено в плен почти два миллиона советских военнослужащих. А между тем органы госбезопасности выстраивали фильтрационные лагеря, куда попадали все бойцы, вырвавшиеся из окружения и сбежавшие из плена, где вопрос «почему ты жив?» повторялся десятки тысяч раз, где свои же мучили и расстреливали своих без очевидных причин.

Пропавшие без вести... Этот слишком хорошо знакомый термин клеймом прожигал оставшихся в живых. Его удостоились не только попавшие в плен, а затем сгинувшие в гитлеровских и сталинских лагерях, но и просто безымянные солдаты. «Имя его неизвестно, подвиг его бессмертен...» Оказывается, приказом от 15 марта 1941 года каждому красноармейцу положен был медальон с персональными и адресными данными, но обеспечить личный состав медальонами не успели, а в ноябре 1942 года личные медальоны отменили. «Мы войну выиграли, завалив немцев горами трупов и залив их морем крови». Эти горькие и страшные слова Виктора Астафьева находят документальное подтверж­дение в рецензируемой книге. И даже победив, народ-победитель не снискал никакого сострадания у властей предержащих. Тех, кто побывал в окружении и в фашистских лагерях, ссылали в лагеря советские, а города «зачистили» от инвалидов. И не только на острове Валаам нашли они пристанище...

Книга информативно насыщена и в то же время испытывает читателя на «прочность» эмоционально. Мы проходим круги ада вместе с плененными советскими солдатами: окружение, ранение, плен, нечеловеческие условия содержания в немецких лагерях, советские фильтрационные лагеря, а затем: расстрелы, ссылки, советские трудовые лагеря. Автор приводит страшные цифры смертности советских военнопленных, — шестьдесят процентов, или свыше четырех миллионов.

Было бы несправедливо выделять информационно богатую составляющую книги «Клеймо», не отдав должное автору в художественной чуткости к емкой и многозначной детали. Вот лишь один эпизод. Когда в 90-е годы на Бутовский спецобъект приехал председатель Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий, его долго не хотели пускать. «Когда, наконец, впустили, больше всего его поразили одуванчики — размером с человеческую голову, росшие над расстрельными рвами, — из-за избытка фосфора они были аномально огромными и тихо покачивались на ветру». Дальше следует сухая авторская справка. «Бутовский полигон — не единственное место массовых расстрелов и захоронений в нашей стране. Подобных мест сотни».

К сожалению, я не видела документальный фильм Оксаны Дворниченко «Почему ты жив?» о судьбе советских военнопленных, фильм, отмеченный зарубежными призами и вряд ли широко известный на родине, и не знаю, показаны ли в нем те страшные одуванчики. Рассказ об одуванчиках — метафора того кошмара, который представлял собой сталинизм. А как вам символический эпизод воспоминаний очевидца, вряд ли вошедший в какую-либо документальную ленту, когда падает с грохотом поднос с хрустальными фужерами при подписании пакта «Молотова — Риббентропа», а Сталин объявляет при этом: «К счастью!».

Смелая книга Оксаны Дворниченко — многоголосый хор, в котором не теряется и личный авторский голос. Молох ХХ века прошелся по каждой семье. Так и семью Оксаны Дворниченко не обошла война, и ее семейная история вплетается в ткань народного полотна... В моей родне — свои утраты: мамин двоюродный брат пропал без вести в годы войны, дед моего мужа отбывал срок в сталинском лагере, кого-то из родни расстреляли, кто-то сидел в тюрьме... Правда об этой беде неисчерпаема. Книга Оксаны Дворниченко — важный этап на пути самопостижения подвига и трагедии нашего народа.

Лиана Алавердова