НАБЛЮДАТЕЛЬ

обзор

Отражение

Время — детство. — М.: Время, 2016. —;

Булат Окуджава. Прелестные приключения. — 0+;

Марина Аромштам. Другая дорога. — 6+;

Артур Гиваргизов. Записки выдающегося двоечника. — М.: Время, 2016. — 6+;

Артур Гиваргизов. Дима, Дима и Дима. — М.: Время, 2016. — 6+;

Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак. Открытый финал. — М.: Время, 2016. — 12+.

Уроки истории. — М.: Время, 2016. —;

Андрей Усачев, Алексей Дмитриев. Этот древний-древний-древний мир! Урок 1. — М.: Время, 2016. — 6+.

Отражение детства в литературе всегда показывает нам немного себя самих, взрослых. Сегодня пишется и издается очень много хороших книжек для детей, о которых можно говорить как о детской литературе. В моем обзоре — шесть новинок издательства «Время». Я буду рассматривать книги в порядке возрастания числа-обозначения возрастной группы, ставшего обязательным маркером для всего, несущего информацию детям.

Так бывает, что сажаешь цветы в своем саду, а их семена ветер развеивает по всему свету. Вот и у сказки Булата Окуджавы «Прелестные приключения», как у деревца, давшего со временем плоды, полюбившиеся всему миру, — своя история рождения. Письма к четырехлетнему сыну совсем не собирались сшиваться в книжку, но движение всего истинного и живого всегда имеет отклик — во всяком случае, мне хочется так думать… Сказка «Прелестные приключения» издавалась во всем мире, в России же — в 1993 году с иллюстрациями И. Волковой, в 2005-м — с рисунками самого автора, а 2016 год отмечен встречей сказки с исключительным художником — Евгением Антоненковым, именно его волшебная кисточка управляет новой жизнью книжки. Сегодняшние дети будут знать «Прелестные приключения» именно такими, и это уже их новая история. Ведь детский художник-иллюстратор — это всегда еще один автор, не менее важный, чем писатель, — я имею в виду именно художников книжек для самых маленьких.

Булат Окуджава как отец, писатель, а в итоге все-таки сказочный даритель предлагает ребенку просто быть счастливым. Это счастье он видит в окружении настоящих друзей, в ярких приключениях, и главное — в свободе. Автор видит ребенка совершенно свободным, постоянно готовым ко всему, кроме плохой погоды, конечно, потому что в дождь и туман приключения не случаются; открывающим мир через непосредственное знакомство с ним, неповторимость мировосприятия и право на эту особинку. Именно кражей индивидуальности как самого ценного в нас занимается Невыносимый КаруД: «Нельзя хотеть, что сама хочешь, а надо хотеть, что все хотят» — назидает он. Но ведь даже если нас всех связать в нелепую кучу — не выйдет целого, способного думать и хотеть одного и того же, потому что все мы разные, и детям хорошо бы понять это как можно раньше.

Вот и одиночество у всех разное: есть дети, а со временем и взрослые, кому не бывает скучно с самими собой; а есть те, кто совершенно не умеет быть с собой наедине... Первым хватает своего воображения и окружающих предметов: окна — пусть в нем даже видна только крыша соседнего дома; игрушек — союзников и выручателей... Из такой вот нескучности собственной полки и выросли «Прелестные приключения», а чтение этой книжки поможет расти детскому воображению, благодаря которому можно все: поселить Кутенейского барана на шкаф, потому что шкаф — это совсем как Кутенейские горы; а морское страшидло разместить в раковине умывальника, причем к огромной радости самого чудовища... Отсюда же весь богатый улов перевертышей, отнимающих логику у привычного и предсказуемого: маленькое приобретает большую силу, опасное само всего боится, а страшное оказывается милым и дружелюбным. А главное — ребенок сам управляет маршрутом собственных открытий и возвращается всегда довольным багажом впечатлений.

Главный герой «Другой дороги» Марины Аромштам поэт Аяэль ищет нечто, что поможет ему сохранить песни после своей смерти. Этой способностью он наделяет предметы природы, схожие с буквами. Сказка расскажет ребенку о знаках и вещах, умеющих хранить память о живом действующем пространстве, в котором он живет, о тонкой взаимности природы и человека, их общности и важности лада между ними.

Еще в «Другой дороге» есть некое междупутье, в котором слышен скрежет холостой прокруты, — эхо слов «смерть» и «умирать». Эта расщелина может быть оставлена для первичного восприятия невозможных для ребенка понятий.

Уроки истории Андрея Усачева и Алеши Дмитриева составлены из ответов детей на уроках истории, накопленных учителями-коллекционерами за годы изучения истории детьми. Весь текст — это повальное и уморительное «потому что», добываемое детским воображением из непонятных имен и названий, оставшихся от существовавших, как их уверяют, цивилизаций. «Этот древний-древний-древний мир!» — достойный ответ нашей взрослой усталости от запутанности и сложности мира.

В литературе для детей обязательно умение перенимать приемы детского мышления: сноровку упрощения сложного и ловкость буквального восприятия мира. Не менее обязательно для детского писателя мастерство передачи детских голосов. «Эпос» Усачева и Дмитриева излагается детской интонацией, которой неизбежно заражаешься уже во вступлении, если еще не в названии. Почти весь дидактический материал уроков построен на игре слов и обаянии детской интуиции: «Почему язык шумеров остался неразгаданным? — Потому они были разведчиками». Или: «Роскошь — это когда все нужное уже есть, но оно не нужно. А нужно только ненужное». Мало кто умеет разыграть слово так неумышленно — только дети и попугаи. И еще, может быть, пришельцы, которым тоже перепало: «Все древние государства были основаны пришельцами. Возможно, ино­планетными, как считают некоторые, но наверняка — пришельцами из других краев…», «…египетские пирамиды построили инопланетяне за три рабочих дня».

Авторы также не забыли, что дети в чем-то умнее нас, взрослых, уж мудрее-то во всяком случае, и цену себе знают: «Когда шумеры создали государство, они решили, что пора строить дома. Деревья в Междуречье не росли, камней было мало… Зато была глина, и ее было очень много. Но как из нее строить дома? Взрослые шумеры стали думать, а маленькие — играть. Игрушек у детей не было, поэтому они придумывали игры сами. Шумерчики были маленькими путешественниками, поэтому у них были маленькие чемоданчики. Дети взяли свои чемоданчики и стали наполнять их глиной: положат глину, лопаткой прихлопнут и на землю вываливают. И опять чемоданчики наполняют… Солнце припекало, глина твердела… И из нее получились кирпичики. Увидев дет­скую игру, взрослые обрадовались и стали из кирпичиков строить дома. Чемоданчики у детей отобрали и дали им взамен ведерки. С тех пор дети и играют в куличики».

Спасибо авторам и за стихи, которые сами запоминаются:

                 Населенье в Карфагене —
                        Бизнесмен на бизнесмене:
                        Нужен слон или верблюд?
                        Все найдет торговый люд.
                        Вам на рынке в Карфагене
                        Продадут в одно мгновенье
                        От банана кожуру
                        И от бублика дыру.
                        Что там дырки! В Карфагене
                        Продаются даже тени:
                        Тень купите в жаркий день —
                        И сидите в ней весь день!..

                                      («Карфагенский рынок»)

Под стать тексту и рисунки Алексея Капыча — комиксовые зарисовки, напоминающие рисунки детской рукой на полях тетрадки.

У меня пока только первый том «Этого древнего-древнего-древнего мира!», то есть урок второй пока не выучен, но за вторым томом точно хочется идти в магазин и потом держать его на полке рядом с единым учебником истории.

Две новые книжки Артура Гиваргизова расскажут, как умело пережить школу и как успешно распорядиться летом.

У меня в детстве было пять первых учителей, и теперь я понимаю, почему, — просто я искала Артура Гиваргизова. Именно так: если бы я выбирала учителя математики, выбрала бы его; если бы учителя по русскому и литературе — тоже его, если бы преподавателя географии, физики, биологии, информатики и черчения — опять его, если физрука или трудовика — все равно его, а если классного руководителя — только его: «…В общем, на первый урок опоздал. А первый — литература! Мария Евгеньевна! М-да, это вам не Артур Александрович»… Подозреваю, что «учитель музыки» для Артура Александровича — это прикрытие или псевдоним, как у Димы:

                Дима — и Коля, и Рома,
                        Сережа, Мюнхгаузен, Тема,
                        Артур Александрович, Пашка,
                        Александр Сергеевич Пушкин…
                        Ну просто это у Димы
                        Такие вот псевдонимы.

                                      («Дима и…»)

Почему Гиваргизов — лучший учитель? Потому что его формула ребенка, самого что ни на есть современного, очень удачна. Детство от Артура Александровича — это смелое сочетание непосредственности с замысловатостью. Во-первых, дети его рассказов и стихов автономны, самобытны и никому, кроме себя, неподотчетны. Такая выносливость делает их очень уверенными в своем предназначении — быть детьми. Во-вторых, все эти Димы, Сережи, Коли, Жени, Наташи, Тани и Лены знают цену свободного, но осмысленного времяпрепровождения — того самого, что и есть настоящее время жизни. «“Молодец, — подумал Сережа о Кулакове, — всех обманул. Родители думают, что он в школе, а в школе думают, что болеет, а он — ха-ха-ха — ест эскимо. Мне бы так”.

— Гаврилов, ты о чем там задумался? — спросила учительница.

— Да так, — вздохнул Сережа. — О том, что бывают смелые люди, и какая у них прекрасная жизнь»…

Иллюстрации «Димы, Димы и Димы» от художницы Веры Коротаевой — выставка кадров, пойманных в игре «Замри — отомри». Именно так соседствуют пластилиновые персонажи, будто сбежавшие со съемочных площадок советской анимации, не переодеваясь. А их черно-белость только играет им на руку, перенося акцент с цвета на чуткость к деталям и портретной мимике.

Про свою новую книжку «Открытый финал» Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак говорят, что хотели написать о другом и с другими характерами, а книжка и ее герои не захотели про такое писаться, и это здорово, что книжка задалась сама.

Герои повести пойманы авторами в момент перерастания, и это очень зыбкое место. Ведь у каждого ребенка — свой заплечный мешок из детства: кто-то несет в нем любимые игрушки, а кто-то — обиды или несбывшиеся мечты. Маленькая Света мечтала о собаке, пока не узнала от мамы, что не нужно мечтать о том, чего не может быть; так Света и выросла с обетом — не мечтать. Кузнечик Захар, унижаемый с детства отцом, запомнил свое сравнение с блохой, у которой руки, как спички, и ребра торчат. У Льва чересчур заботливая мама, вот только с ложки не кормит. Полина донашивает успехи старшей сестры и заранее обречена на чужой жизненный сценарий. Но если не задаваться попятным вопросом «Зачем?», а заменить его на более осмысленный «Для чего?», то многое развернется совсем иным замыслом и проявится ценность настоящего.

Ритм повести сродни энергии танца — свое сочетание динамики, пластики, жестов, позиций, поворотов и раскачиваний. И соревновательность здесь — черта характера главного героя повести Кузнечика Захара. Именно он почувствует ответственность выбора и резонанс ошибки, невозможность ее исправить. Кузнечик не попадает в такт музыки, и это кажется немыслимым для танцора; но именно эта деталь передает спутанность сознания ребенка перед вызреванием личности. В финале повести Захар научается слышать музыку, признает свою ошибку и просит за нее прощения. В открытый финал он выходит совсем другим, повзрослевшим. Здесь значимо слово «выходит», потому что ребенку, который только учится жить и неизбежно делает много ошибок, важно не застрять в этих ошибках, не закрыться от возможности новых оплошностей, а все время двигаться дальше.

Прочитав все эти книжки, я поделюсь наблюдением. Дети сегодня взрослее и самостоятельнее, чем в прошлые постсоветские годы, они знают о сегодняшней жизни намного больше, чем хотелось бы, но это сделало их более ориентированнными в ней. Игрушки и игры, занимающие нынешних мальчишек и девчонок, тоже изменились... Тогда как взрослые, наоборот, несколько подетели.

Ольга Зибзеева