НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Одним приемом

Эдуард Веркин. Пролог. — М.: Эксмо (Эдуард Веркин: современная проза для подростков), 2016.

Писатель, имеющий в издательстве «Эксмо» именную серию, в этом году выпустил очередную книгу для подростков. Сборник составили разные по художественным достоинствам фантастические рассказы цикла «Весенний рейд» и повесть-антиутопия «Пролог».

«Пролог» — фантазия на тему постапокалиптического общества. В результате разрушительной семилетней войны, а затем зимы, длившейся тридцать один год, были уничтожены все книги и знания человека о мире. И наступило время, которое сродни прологу будущей книги.

Композиция «Пролога» — рассказ в рассказе. Из речи жителя деревни Высольки мы узнаем об обычаях и происшествиях этого мира. С появлением второго рассказчика прием обнажается. Заключительная глава «Соленый стриж» дает понять, что написал этот текст некий молодой неопытный писатель. И если бы это не было литературой для юношества, авторская ирония на тему творческих мук только досаждала бы читателю. Вот разговор начинающего писателя с поэтом Сестрорецким:

«— Слушай, а ты про Виолетту собираешься повесть заканчивать? — спросил Сестрорецкий.

— Собираюсь вроде.

— Да уж… Слушай, отдай ее мне, а? Скоро надо курсовую сдавать, а у меня что-то кризис… Искания какие-то, маета.

— Ты же поэт, — напомнил я. — А про Виолетту проза.

— Так я ее в стихи перелицую, поэма будет. На прошлом съезде тебе что говорили? Что с детской литературой у нас плохо, нет ее совсем, прохудилась в дуршлаг, надо возрождать».

Кстати, неудавшиеся писатели — повторяющиеся образы сборника. И герой повести «Пролог», и Пстель из рассказа «Кусатель ворон», и другие — все это люди непринятые и непонятые. А вся книга — непрекращающаяся полемика автора с коллегами о том, что есть литература и кому она нужна. Наверное, юношеству это действительно может быть интересно — ведь в подростковом возрасте многие пробуют писать.

Итак, герой по имени Грамотей поселяется в деревне с дикарскими обычаями и предрассудками. Люди там только тем и занимаются, что добывают соль и питаются ею, а еще верят в ведьм. Некогда в Высольках слышали о цивилизации, но потом забыли. «И вот в один прекрасный день я вспомнил о книге и решил ее закончить. У меня имелись запасы, я сумел скопить кое-что за годы великого пустословия», — говорит Грамотей. Местные жители стремятся убить Грамотея и преследуют его за инакомыслие — за то, что он образован и магической силой слова может врачевать, изгонять мышей и т.п. Грамотей — собирательный образ шамана, ученого, чародея и писателя.

Ограниченность мышления жителей деревень Кологрив и Высольки невероятна. Читатель, словно наивный турист, знакомится с новым для себя миром. И рассказчик объясняет законы этого мира: «Пламя следует поддерживать медленное, чтобы рассол испарялся равномерно. По мере испарения в сковороду добавлялось воды из кадки...» «Приближались мы к мертвецу медленно, и это понятно. Про мертвецов слухи разные ходили нехорошие, и давно уже ходили. Поговаривали, что пошаливать стали мертвецы, безобразничать». Автор весьма увлечен созданием легенд, поверий и обычаев местно­сти, в которой идет действие. Но происходящее не кажется читателю таким экзотичным, как это все представляет автор.

Веркин внимателен к житейским мелочам, у него вполне сложились навыки бытописания. Обилие изобразительных деталей действительно воспроизводит перед глазами читателя вещный мир деревни Высольки, что имеет важное значение для произведения в жанре антиутопии. Но тонкая взаимосвязь характеров и мотиваций героев теряется в авторском усилии показать необычность, неординарность описываемой среды. Понятно, что брат главного героя Тощан болен, но нам его не жаль, понятно, что староста Николай по своим взглядам очень отстал, но читатель не испытывает сопереживания к этому маленькому человеку. Рассказчик статичен и на каждой странице объясняет обычаи своей деревни. Таким образом все, что наблюдает читатель, — это технологиче­ский процесс. Процесс варения соли, процесс создания чернил, процесс изгнания злого духа из новорожденной дочери старосты Николая. В связи с этим появляется весьма закономерный набор словесных инструментов на всех уровнях языка — неологизмы, гротеск. «Овурдолачился», «своими писчебумажными делами». Гротеск в описании встречи с маленькой ведьмой: «Это продолжалось долго. Целый час, целый год».

«Пролог» Веркина вырастает из романтических традиций. Слишком явен контраст между образованным Грамотеем и темными жителями деревни. Очевидно противоположение магической силы слова Грамотея и неискушенности на литературном поприще юного студента-писателя. Эти антитезы кажутся читателю очевидными и выдуманными, словно только на них и держится вся повесть. Мир требует переустройства, как по мнению Грамотея, так и по мнению юного сочинителя этой истории: «Мир изменится только тогда, когда мы снова напишем великие книги. Это сложно. Они все сгорели, никто, даже председатель союза, не знает, про что они были. Но мы должны их восстановить. Написать заново. Каждую книгу, каждую букву».

Фантастические рассказы второй части сборника несколько слабее, если говорить о языке и деталях. В цикле «Весенний рейд» центральными героями становятся подростки, которые встречаются с событиями, заставляющими их взрослеть. «Весенний рейд» — научно-фантастическая новелла о группе исследователей, которые отправляются на охоту за тюленями на другую планету. Юный герой первый раз путешествует в космическом пространстве, но рассказ о его путешествии затянут и скучноват. Автор не продумал, какими событиями наполнить лишние дни на корабле. «Я сразу перепрыгнул с 8 дня на 26, потому что в промежутке ничего интересного не происходило»; «Посадка прошла успешно, то есть никак. Мы ее не заметили»…

В лучших рассказах второй части сборника и в повести автор поднимает проблему человеческой жестокости по отношению к природе. Это и убийство старого сома Ника в «Прологе», и расправа над медведем в рассказе «Вонючка», и истребление инопланетных существ в рассказе «Весенний рейд».

Однако, если помнить, что для детей нужно писать лучше, чем для взрослых, вполне состоятельным произведением книги можно считать только повесть. «Пролог» — стилистический эксперимент. Есть тут и Платонов с «Сокровенным человеком», и Фолкнер с «Медведем», и Коваль с «Чистым Дором»… «Пролог» — попытка выйти за рамки заурядного фантастического произведения для подростков. Писатель — это его синтаксис. И, несомненно, у Веркина этот синтаксис есть.

В погоне за приемом теряется то, что разные люди зовут разными словами, — событийность, динамика, человеческие переживания. Автор подчеркнуто ироничен. И эта ирония — не частный случай, а эстетическая позиция. И в результате получается грусть, от которой невозможно заплакать, сочувствие к героям, которое невозможно испытать, и шутка, над которой не смеешься… Повесть «Пролог» — полемическое произведение для писателей и о писателях. Оно всецело ориентировано на прием. Оценит ли это подросток? Тот, что увлечен литературоведением, — да. Тот, что берет книгу, чтобы найти ответы на вопросы юности, — вряд ли.

Виктория Андриянова