КНИГА КАК ПОВОД

Об авторе | Ольга Бугославская окончила филологический факультет МГУ, кандидат филологических наук, постоянный автор «Знамени». Живет в Москве.

Ольга Бугославская

О холопстве и барстве

Книга А.Б. Джигарханяна и В.Я. Дубровского «Я одинокий клоун» (М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2016) выпущена к юбилею артиста, что, собственно, и определяет ее формат. В повествовании присутствуют два голоса — самого Армена Джигарханяна и его давнего друга, ныне, увы, покойного, Виктора Дубровского — некогда заведующего литературной частью Театра имени Маяковского. Армен Джигарханян рассказывает, Виктор Дубровский комментирует. В основном в панегирическом ключе, говоря о том, как блистательно и замечательно артист сыграл ту или иную роль. По-человечески это понятно, по существу не вызывает никаких возражений, но все-таки комплиментарную часть можно было бы без ущерба сократить, подключив к повествованию еще несколько голосов «за» и «против».

Судя по некоторым высказываниям: «У меня на курсе висел лозунг “Все можно”», «У меня не было и нет никаких амбиций, ни режиссерских, ни тем более амбиций руководителя театра», «Я был против того, чтобы писали “под руководством Джигарханяна”. Театр — вот какое слово должно быть главным», — герой книги совершенно не нуждается в похвалах и не стремится к культу своей личности в каком-либо виде, что, разумеется, не может не вызывать колоссальной симпатии. Ему в принципе не подходит монолог как способ общения с миром и парадный портрет как средство самопрезентации. В данном случае уместен был бы полилог, дискуссия и серия карандашных зарисовок вместо монументального полотна. Настроенность на разговор — это чрезвычайно ценное и довольно редкое качество. Его совершенно необходимо было использовать, включив в повествование больше критических высказываний и ответов на них. В итоге получается так, что сам герой повествования преследует одни цели, главным образом — просветительские, а книга в целом достигает других: воспевает талант, в котором и так никто не сомневается, подтверж­дает ряд раз и навсегда данных оценок. Например, фильм «Тегеран-43» считается выдающимся кинопроизведением — и тут о нем сказано, что «авторы выстроили напряженный, динамичный, поистине детективный сюжет», что «в фильме переплетено несколько сюжетных линий», делающих его «ярким и увлекательным зрелищем». Проблема в том, что как раз не делает. Вроде бы все на месте: прекрасные режиссеры, выдающиеся актеры, перспективный сценарий — а смотреть фильм невозможно: он очень скучен. И разобраться было бы полезно именно в том, почему…

Подача и восприятие советского кино, его роль и функции сегодня — важный разговор, выходящий за рамки этой книги на поле публицистики. Одни считают советское кино высоким искусством, другие — самым успешным пропагандистским проектом советской власти, третьи — тормозом общественного развития. Можно сказать, что по многим статьям оно уже становится архаичным и нуждается в комментировании, поскольку изначальный замысел перестает быть понятным современному зрителю. Удивляет, например, сказанная без оговорок фраза: «“Операция «Трест»”, может, впервые с такой наглядностью продемонстрировала, что солдаты Дзержинского являются людьми умными, идейными и высокопрофессиональными, способными выиграть интеллектуальную схватку с сильным противником». Поскольку книга очевидно адресована в первую очередь молодым актерам, здесь требуется длинное отступление о самом Дзержинском, об органах ЧК, о киноискусстве и кинопропаганде (возможно, и об их взаимопроникновении). Это был бы шаг в сторону, но шаг необходимый.

Параллельно утере былой однозначности советское кино наполняется новыми смыслами. Обсуждение этих вопросов могло бы сообщить книге дополнительный объем и придать большую остроту — но, увы, этого не случилось.

Поэтому о самой книге остается сказать немного.

Ее композиция основана на перечислении фильмов и спектаклей с участием Армена Джигарханяна в хронологическом порядке. Наиболее эмоциональные и информативные фрагменты касаются армянского театра, в частности традиции постановок Шекспира, и, разумеется, спектаклей Андрея Гончарова в Театре имени Маяковского.

Первая и более объемная часть книги — это, если воспользоваться глянцевым штампом, история успеха: герой плывет по течению, подгоняемый попутным ветром. Ему сопутствует удача, его любят режиссеры и зрители, он востребован и популярен, как никто из коллег.

А вот заключительная часть — это боль, борьба и отчаянное сопротивление жесткой и во многом враждебной среде. Приглаженный слог и сдержанность полностью исчезают. Здесь нет ни одного слова, написанного просто потому, что его диктует жанровый канон. По большому счету, это проповедь, страстная, вдохновенная, красноречивая и при этом многоуровневая. Во-первых, она содержит горячий призыв к молодым актерам. Призыв не размениваться и помнить, что «хороший человек — это часть профессии», поскольку актер должен переживать чужую боль как свою. Во-вторых, в ней дана оценка системе образования. Делясь своим опытом работы в качестве преподавателя, Армен Джигарханян констатирует, что система эта вывернута наизнанку и нацелена на воспитание посредственностей при полном отторжении людей одаренных. А в-третьих, она выходит на проблему, о которой хочется поговорить отдельно.

Говоря о том, как организован и функционирует отдельно взятый творческий вуз, Армен Джигарханян выходит на значимое обобщение, которое касается уже всех.

Однажды, выступая в программе «Наблюдатель», он заметил, что и страна у нас по сути остается крепостной, и таким же поэтому был и пребывает наш театр.

Действительно, сосуда вроде бы уже и нет, а вода все продолжает сохранять его форму.

Тип отношений «барин — холопы» удивительно живуч и легко поглощает все другие типы: «начальник — подчиненный», «профессор — студент», «народный артист — заслуженный артист» и прочие. Ранжир, иерархия, вертикаль, субординация — главный ориентир общества, а младшие и нижестоящие — личный ресурс тех, кто старше и выше по занимаемой должности.

Если обратиться к советскому кино, архетипический расклад можно найти в фильме «Зимний вечер в Гаграх». Там Наталья Гундарева играет популярную певицу с замашками «звезды». В одном из эпизодов она грубо отчитывает безответную костюмершу, швыряя ей в лицо шляпки. Герой, которого играет Евгений Евстигнеев, вступается за костюмершу (в результате чего оказывается уволенным с работы). Заканчивается эпизод репликой костюмерши в адрес персонажа Евстигнеева: «Зря вы так. Она всегда накричит, потом переживает и подарок хороший дарит». Здесь схвачено все: и барыня (правда, «потом переживает», выдавая «тонкую душевную организацию», что, в общем, нетипично), и невольница, и интеллигент-заступник.

Фильм вышел в 1985 году, показав всегда актуальный расклад в обществе, отношения в нем и оценку этих отношений.

И вот именно это остается у нас неизменным, не прнимая новых смыслов — только новые формы.

Однажды на канале «Культура» молодой режиссер, назначенный худруком известного московского театра, рассказал о том, какой совет ему дал старший наставник — худрук другого очень известного московского театра: «А ты сразу уволь кого-нибудь, чтобы все поняли, кто здесь хозяин». Иронии в этом совете почти не было. Утвердиться в качестве хозяина и начать казнить и миловать — человеческая потребность, удовлетворение которой в нашем обществе поощряется.

Зайдя в офис какой-нибудь иностранной компании, вы вряд ли с ходу разберете, «кто в доме хозяин». У «хозяина», скорее всего, не окажется никаких специфических внешних признаков, полное отсутствие столь привычной нам «цветовой дифференциации штанов» вас может поразить и дезориентировать. Зайдя же в российскую компанию, «хозяина» или «хозяев» отличите сразу. У него будет три приемных, три секретарши, кабинет 100 кв. м площадью — в зависимости от, конечно…

Никакие социальные потрясения не приводят у нас к искоренению барства, которое в существенной степени эти потрясения и провоцирует. Например, в советское время существовала целая система холопских повинностей, таких как поездки «на картошку» для студентов, с одной стороны, и барских привилегий, к которым относится доступ в магазин «Березка» и тому подобные закрытые заведения — с другой. В «группу риска потенциальных невольников» всегда входили старшеклассники, солдаты, студенты и специалисты на нижних уровнях карьеры. Особенно интеллигенция. Окажутся аспиранты и молодые специалисты в положении подневольных или нет, полностью зависело от воли заведующего кафедрой, научного руководителя или непосредственного начальника. Эта проблема тоже нашла отражение в популярном отечественном кинематографе. Взять хотя бы монолог жены Гуськова из фильма «Гараж»: «Он делает научные открытия, а лауреатство хапают другие, которые примазались к открытию. … Он пишет научный доклад для симпозиума в Париже, а едете за шмотками вы, товарищ Аникеева». Как принято в таких случаях писать, «из воспоминаний современников»:

«Направили нас, архитекторов и инженеров, в очередной раз на какую-то овощебазу что-то там перебирать. И вот сидим мы, в грязи какой-то копаемся, и вдруг, совершенно неожиданно, заходит одна партийная начальница. Какой черт ее принес, не могу сейчас уже вспомнить, но представляла она собою совершеннейшую классику жанра, хоть сейчас в кино: шуба норковая, на каждом пальце по три кольца, в ушах крупные бриллианты… В общем “жемчуги огрузили шею” по полной программе. И взгляд такой пронзительный и строгий. Как у царевны Софьи почти. Вот заходит эта картина Репина в норке с ног до головы и повелительно говорит: “Смотрите у меня!”, и дальше что-то про каждую картофелинку, которую мы должны обернуть, как конфетку. Точно уж и не припомню, конечно, ее слова, но больше всего в душу запало именно вот это “Смотрите у меня!”. Дело было уже в каких-то совсем поздних 80-х, и двое наших архитекторов в один голос в ответ на “Смотрите у меня!” и “За каждую картофелинку ответите” громко послали ее по известному адресу. И ты знаешь, что меня тогда поразило? Она, конечно, начала задыхаться от гнева. Но не только от гнева. Она такого не ожидала и сильно растерялась. А не ожидала потому, что была уверена: ее боятся, уважают и где-то в глубине души даже любят. А тут такое! Тут я понял смысл выражения “Бесконечно далеки они от народа”. Чтобы в конце 80-х так думать, нужно было с Луны свалиться»…

Из других воспоминаний: «После института мы пришли на работу вместе с еще одной девочкой. “Молодые специалисты”. В тот момент как раз собирались выпускать юбилейный альбом к какой-то дате. Аж 600-страничный том. И для этого альбома нужно было сделать уйму чертежей. Да таких, что черт ногу сломит. Но в институтах тогда учили хорошо, чертить мы умели. Просидели мы над этими чертежами страшно вспомнить сколько времени. Чертили и днем, и ночью. А когда этот альбом наконец вышел, оказалось, что наших фамилий нигде даже самым мелким шрифтом не напечатали»…

«У меня установки были очень наивные и глупые: “Хочу изучать Пушкина”. Мечта с 8-го класса. Смех и грех. Надо было, разумеется, искать не того, у кого можно “изучать Пушкина”, а учителя хорошего. В общем, у нашего профессора-пушкиниста мы только полы на кафедре мыли и чай разливали, писали доклады для никому не нужных заседаний и ездили к черту на рога на всякие богом забытые “Чтения”, на которые никто не хотел ездить».

«Нас было двое аспирантов. Мы собирали материалы по всем больницам, вели переписку со всеми профильными клиниками по всей стране. А наш профессор все это забрал и даже спасибо не сказал».

Подобных историй, в которых барин распоряжается временем, интеллектуальной собственностью, результатами труда безымянных слуг по своему усмотрению, и сегодня огромное количество. Во всех этих сюжетах есть что-то от обряда инициации, который включает проверку на покорность и безропотность. Ведь именно покорность и безропотность — главное и наиболее ценное свойство невольника.

Проблема эта сохраняет остроту в России из века в век, из года в год. Армен Джигарханян затрагивает ее в своей книге, что имеет принципиальное значение и заслуживает совершенно отдельной благодарности. Книга касается проявлений духа крепостничества не на уровне государственного и общественного устройства, а в бытовой, повседневной плоскости. Из высказываний Армена Джигарханяна можно составить блестящий пламенный манифест, под каждым словом которого хочется поставить свою подпись: «Меня возмущает, когда с трудом добытые деньги идут на приобретение факсов и компьютеров, а студенты продолжают заниматься в грязных, обшарпанных аудиториях. Они привыкают к грязи, сживаются с ней, вот что действительно страшно. Нельзя разбирать пьесу Чехова, если вокруг ничего не за­крывается, не включается, не держится…»; «Но мне обидно, заходя в ректораты, деканаты, аты-баты, видеть, что преподавателей и студентов разделяет пропасть. Во ВГИКе есть туалет, который запирается на ключ. Для избранных. А к студентам в туалет, простите, без противогаза не войдешь. Вот вам наглядный пример общего принципа взаимоотношений в институте. Наша система образования стоит на голове. Никто не хочет понять, что в творческом вузе главное — студент. Не он существует для нас, а мы для него»; «Туалеты для руководителей — это мораль нашего общества». Образно и абсолютно точно.

Все стоит на голове: не администрация для преподавателей и студентов, а студенты и преподаватели для администрации. Несколькими ступенями иерархии выше — не государство для людей, а люди для государства.

Армен Джигарханян относится к тем, к сожалению, редким людям, которые, имея полную возможность получить все барские прерогативы, выразили полное неприятие самого явления. Спустя 155 лет после отмены барско-холопских отношений подобный пример остается исключительным, а потому чрезвычайно важным.