STUDIO

Об авторе | Лев Соломонович Айзерман (1929 г.р.) — заслуженный учитель РФ, кандидат педагогических наук, преподаватель русской словесности. Постоянный автор «Знамени». Прошлая публикация — «Виктор Некрасов в обработке ФИПИ» (2015, № 12).

Лев Айзерман

В колее

Помните песню Владимира Высоцкого:

                                                   Сам виноват — и слезы лью,
                                                            И охаю —
                                                            Попал в чужую колею
                                                            Глубокую.
                                                            Я цели намечал свои
                                                            На выбор сам,
                                                            А вот теперь из колеи
                                                            Не выбраться.

                                                    Крутые скользкие края
                                                            Имеет эта колея.

                                                    Я кляну проложивших ее,
                                                            Скоро лопнет терпенье мое,
                                                            И склоняю, как школьник плохой,
                                                            Колею — в колее, с колеей.

Эта песня — про нашу жизнь, а для меня лично — прежде всего про школу, про мою учительскую работу. Но то, о чем поет Высоцкий, — не самый страшный вариант этого сюжета. Герой льет слезы, охает, понимает, что колея чужая, клянет проложивших ее, но у него есть выбор и цель. Вот почему он и выбирается из колеи.

Куда хуже, когда понимаешь, что колея чужая, клянешь ее, но знаешь, что от тебя-то уже ничего не зависит...

Однажды на большом совещании учителей литературы один из педагогиче­ских начальников говорил, говорил… Он излагал новые требования к работе учителя-словесника. Чем больше он говорил, тем шумнее становилось в аудитории. И выступающий сорвался: «Ну неужели вы не понимаете, что от нас ничего не зависит, мы можем только приспосабливаться!». Сколько раз я уже слышал это «от нас ничего не зависит» и «да правы вы, правы, но что мы можем сделать»!..

Однако и это не самое страшное. Хуже всего, когда ты и сам убежден или сам себя убедил, что колея эта — вовсе не чужая, а твоя и что никакой другой быть не может. Потому что тебя так учили в пединституте, а теперь учат всякого рода методички, особенно по подготовке к экзаменам, да и сами экзамены. И потому что — но в этом сам себе никогда не признаешься — по-другому работать ты не умеешь, да и не хочешь. Ведь иной путь — не колея, а дорога — труднее, ибо требует постоянного умственного и душевного труда, чреват неприятностями и отвечать за все придется самому.

Но что же это за колея такая проклятая? Есть старый советский анекдот: рабочие завода по производству швейных машин выносили с работы детали, чтобы дома собрать швейную машину, — а получался всегда автомат Калашникова... Так зачем ерепениться, когда результат предопределен?

Я начал работу в школе как учитель, твердо уверенный в том, что моя задача — дать ученикам, как тогда говорили, глубокие и прочные знания. Но как-то года через три или четыре я наткнулся в библиотеке на старый, за 1945 год, номер журнала «Советская педагогика», в котором прочел статью Л.И. Божович «Психологиче­ский анализ формализма в усвоении школьных знаний». Это был гром среди ясного неба. Может быть, он потому и грянул, что во мне самом первые тучки уже собирались.

Я тогда был уверен, что формальные знания — это нечто механически выученное, усвоенное без понимания и воспроизведенное без смысла. Но оказалось, что это лишь один из видов формализма и что худший его извод распространен как раз среди учеников с ярко выраженной учебной установкой, прилежных и ответственных.

На всю жизнь запомнил я пример из той статьи: ученик шестого класса на уроке физики правильно рассказывает о давлении и приводит пример, говоря, что давление на единицу площади у танка меньше, чем у человека. Тогда его спрашивают: почему же, если танк переедет собаку, она погибнет, а если человек случайно наступит на нее, нет. Ученик долго думает и наконец отвечает: «К собакам физика не имеет никакого отношения». А теперь могу добавить пример сегодняшнего формализма: когда я спрашиваю своих учеников, в чем смысл пословицы «Ум хорошо, а два лучше», они, как правило, отвечают мне, что два больше одного. Как двести рублей больше ста. И лишь изредка приходится услышать, что два ума лучше, потому что они разные.

Вот она, главная трагедия, — это когда изучаемое в школе не имеет отношения к реальной жизни. Цитата из статьи Божович: «Таким образом, школьники, обладающие формальными знаниями, не умеют увидеть жизненные явления в свете полученных знаний. Система научных понятий, данная в учебной дисциплине, оказалась для школьника самостоятельной действительностью, отгороженной от реальных законов природы плотной стеной школьного знания».

Из исследования Марии Майофис «Предвестие “оттепели” в советской школьной политике позднесталинского времени», вошедшей в изданную в 2015 году блистательную книгу «Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940–1980-е)», через семьдесят лет после того потрясения я узнал, как могла тогда появиться статья Божович. Оказывается, в августе 1944 года на Всероссийском совещании учителей нарком просвещения В.П. Потемкин выступил с новым для образования лозунгом борьбы с формализмом. А еще раньше, 25 января 1944 года, он же отменил своим приказом в школах социалистиче­ское соревнование. В приказе констатировалось, что «социалистическое соревнование, механически перенесенное из области производства в учебную работу школы, вредно отражается на качестве работы и дисциплины в школе» и что «во многих школах формальные показатели успеваемости растут, а в действительности учащиеся не становятся грамотнее и образованнее». Вот уж действительно, все новое — хорошо забытое старое… «Не исключено, — пишет Мария Майофис, — что новая политика была продиктована острой потребностью в квалифицированных кадрах, которые в этот момент испытывали армия, оборонная промышленность и недавно организованный “атомный проект”»... Сегодня, когда головокружение от борьбы за рейтинг охватило школы, здоровой частью педагогического сообщества ожидается что-то аналогичное тому приказу, и близость его уже ощутима.

Еще раз проговорю: было бы неверно думать, что проблемы сегодняшней школы новы и что вообще во всем виноват только ЕГЭ. Это проблемы давние и всеобщие.

В 1976 году (у меня — русский перевод 1990 года) вышла книга Эриха Фромма «Иметь или быть?». В ней автор на большом материале показал, что и такие, казалось бы, чисто духовные начала, как обучение, память, чтение, овладение знаниями, вера и любовь, могут стать проявлениями принципа потребления. Говоря в этой связи об изучении студентами философии, Фромм пишет, что «студентов учат читать книгу так, чтобы они могли повторить основные мысли автора», а «так называемые отличники — это учащиеся, которые способны наиболее точно повторять каждого из философов… Они не учатся мысленно беседовать с философами, обращаться к ним с вопросами. Современная ситуация в образовании, как правило, направлена на то, чтобы научить людей приобретать знания как имущество»…

С тех пор прогресс ушел далеко вперед. Тогда все-таки и философов, и писателей прочитывали. Сегодня в магазинах полно кратких изложений — как философ­ских трактатов, так и художественных произведений. Скажем, серия «За 25 минут». «“Война и мир” за 25 минут», «“Тихий Дон” за 25 минут»… Одной из попыток борьбы с повальным нечтением стали введенные с 2014 года итоговые сочинения в одиннадцатом классе. Обратите внимание: они не назывались сочинениями по литературе. Просто: итоговое сочинение. Вот несколько выписок из материалов, в которых обозначался курс этой работы.

— Это сочинение призвано показать, каков уровень личного размышления о высших жизненных ценностях.

— Эта форма контроля позволяет выпускнику показать уровень личностного развития, поразмышлять о важнейших ценностях.

— Важно, чтобы они умели рассуждать над главными проблемами жизни.

— Предложенный формат сочинения ориентирован не только на демонстрацию знаний и умение связно рассуждать на заданную тему, но и на высказывание своего мнения о мире, о себе, окружающих, то есть на некоторую открытость, доверительность, исповедальность.

— Это письменное изложение учащимися своих личных мнений на заданную тему.

Запомните все, что вы только что прочли.

Сочинения дети писали в собственных школах в начале декабря. Там вскрывались пакеты с темами. Оценивались сочинения по системе «зачет — незачет». Получившие незачет имели потом две попытки работу переписать. Без зачета по итоговому сочинению ученик не допускался к ЕГЭ.

Еще в конце августа были объявлены основные направление этих сочинений. В 2014 году они были такими: 1) «Недаром помнит вся Россия…» (200-летний юбилей М.Ю. Лермонтова); 2) Человек и природа в отечественной и мировой литературе, 3) Спор поколений: вместе или врозь; 4) Вопросы, заданные человечеству войной, 5) Чем люди живы? В следующем, 2015 году темами-ориентирами были 1) дом; 2) время; 3) путь; 4) любовь; 5) год литературы.

Итак, за три месяца каждый мог выбрать свое направление и с учителем, репетитором, или с Интернетом, а то и по пособиям, а может, и самостоятельно подготовить свою выбранную заранее тему. На мой взгляд, это то же, что в спорте называется договорным матчем. Но, вероятно, в первые годы иное было невозможно.

По официальным сведениям, с первого захода с работой справились 95% писавших. А на самом деле?

В августе 2014 года собралось совещание ректоров вузов, на котором говорилось о шаблонности этих работ.

Выпускникам школ была обещана возможность затребовать их размещенные в Интернете сочинения и предъявить при поступлении в вуз, что после вузовской проверки должно было добавить им до десяти баллов к сертификату ЕГЭ. Конечно, технические вузы сочинений не проверяли, не имея на это ни нужных специалистов, ни денег. Гуманитарные проверяли. Тем интереснее — если таковы сливки, то каково же молоко!

Людмила Калугина (Челябинск): «Из 176 абитуриентов филфака дали согласие на проверку своих “зачетных сочинений” вузовским экспертам 143 человека. 10 баллов получил только один. «Нулем» оценено 78 работ, то есть 54,5%.

Татьяна Апостолова, заместитель ответственного секретаря приемной комиссии Московского городского педагогического университета: «Проверено 1350 сочинений поступающих на гуманитарные факультеты. 40% получили по 4 балла (из десяти возможных), 29% — три балла, 8% — два балла, 1% — единицу. «За десять процентов поступивших сочинений нужно было в школе ставить незачет».

А теперь скажу самое важное — самое беспрецедентное во всей истории нашей школы, за последние сто лет по крайней мере.

В конце 2015 года ФИПИ (Федеральный институт педагогических измерений) выпустил уникальную книгу: Н.В. Беляева, Л.В. Новикова, С.А. Зимин, Е.А. Зимина. «Итоговое сочинение. От выбора темы к оцениванию по критериям». Это смелый и честный анализ сочинений, проделанный по итогам перепроверки написанного во всех регионах страны по определенной выборке. Надо отдать должное мужеству авторов — ведь именно они разрабатывали модель сочинения и готовили темы. Такого тоже еще не было в истории нашей школы.

Итак, сочинение писали 688 699 человек. Итог: «Лишь 5% проанализированных сочинений обладают оригинальностью замысла. Значительное число сочинений нельзя отнести к разряду успешных в силу существующих недостатков». Главный из этих недостатков — «категоричность выводов, нарочитая прямолинейность суждений». Были среди сочинений и списанные из Интернета, и такие, из которых явствовало, что их авторы не читали книг, о которых писали. Добавлю от себя: более половины учеников писали о Великой Отечественной войне, притом что тема эта на уроках истории и литературы изучается во втором полугодии, а сочинение писалось в начале декабря... В работах и возобладали подбор произведений на данную тему и выполнение четких рекомендаций, что именно об этих произведениях нужно написать. Размышления о времени и о себе почти всеми были оставлены дома, в запертых квартирах.

Напомню, что «итоговое сочинение» не считалось сочинением по литературе. Но единственное требование в критериях оценки звучало так: «Выпускник строит рассуждение, привлекая для аргументации не менее одного произведения отечественной или зарубежной литературы». То есть школьник, который написал бы самое блестящее сочинение, обращаясь к лично им пережитому, увиденному, услышанному, продуманному и прочувствованному, получил бы незачет.

Обращусь к одной книжке, которую выпустило ведущее педагогическое издательство страны «Просвещение». Это сборник материалов разных авторов. Название книги меня ошеломило. «Сочинение? ЛЕГКО!» — слово «легко» набрано огромными буквами. На том же титуле: «Быстро и эффективно готовимся к сочинению». Вспомнил, как приветствовали друг друга серапионы: «Писать, брат, трудно»…

Сборник начинается прекрасной декларацией — ничего подобного ни в одной книге о сочинениях я раньше не видел, а читаю я книги на эту тему со школьных лет, то есть семьдесят лет. К тому же потом я читал и дореволюционную литературу об этом, да и сам на эту тему многое написал, не говоря уже о том, что пять лет был председателем московской комиссии по проверке медальных сочинений…

Читайте, внемлите: «Сочинение — дело личное. Надо писать не то, что положено, что и так всем известно, а только то, что ты сам чувствуешь и думаешь. Истина, предназначенная для других, далеко не так важна, как истина своя собственная. Запрещается имитировать чувства, бездумно повторять чужие мысли. Может быть, ваши размышления пойдут по руслу сомнения, несогласия, скепсиса, такое тоже возможно. В этом нет ничего зазорного, не бойтесь сомневаться в том, что кажется несомненным, уж тем более не бойтесь спорить с авторитетами».

О как я возрадовался за учеников, которые это прочтут! Ведь у меня — дополнительный тираж в десять тысяч экземпляров! Тем глубже было разочарование от того, что следовало после декларации. Известные мысли, чужие выводы и шаблонные сентенции с большой подборкой цитат из произведений, позволяющей сами произведения и не читать. Вот пример. «Тематическое направление “Спор поколений: вместе врозь”»: разобранные на цитаты «Отцы и дети» Тургенева, «Горе от ума» Грибоедова, «Гроза» Островского. Выразительный совет в последней строке главы: «Не забудьте в своих рассуждениях отразить мысль о непрерывном обновлении жизни при сохранении полезного опыта предыдущих поколений». Подтекст (если помнить о предисловии): нет-нет, вы, конечно, можете с этим не согласиться, можете думать по-другому, вы, безусловно, можете писать не то, что положено, вы не должны пересказывать чужие мысли, но все-таки для вас лучше, для нас лучше, если вы скажете то, что мы вам советуем.

Этим путем и пошли большинство писавших. В одном из регионов по направлению «Спор поколений» была предложена тема «Какие события и впечатления жизни помогают человеку взрослеть». В школах обратились к образам Базарова, Пьера Безухова, кто-то даже Чичикова... Но ведь лучший ответ у каждого из пишущих родится, если он подумает о себе самом! А так нельзя — не позволяет колея.

У меня издана большая книга «Сочинение о жизни и жизнь в сочинениях» (М., 2012), вся построенная на работах, «в которых отразил я век и современный человек изображен довольно верно». Приведу оттуда примеры сочинений, которые пишут обычные школьники, «когда строку диктует чувство»: «Однажды мою матушку положили в больницу. Я остался с отцом на хозяйстве. Я знал, что отец приходит поздно с работы, голодный, усталый. Я каждый раз готовил завтрак, обед, ужин, убирался в квартире, ходил в магазин. Так я понял, как матушке было трудно ухаживать за нами, двумя мужиками. А раньше не задумывался об этом»... Или в сочинении о смерти отца: «Передо мной стояла мама, она была вся в слезах, в старой водолазке, которую я не видела на ней лет десять. Я видела ее глаза — глаза беззащитного ребенка, она, как игрушку, прижимала к груди совершенно мокрый платок. Я поняла: все, что от меня требуется, — это дать ей почувствовать, что вместе с папой не ушли из дома уверенность, знание, твердость… Я на время подавляла в себе свое “я”. Мгновение — и ты уже не тот, что прежде: ты по-другому дышишь, говоришь, видишь, ощущаешь. Но страшно, страшно ощутить эти перемены».

И вот я с ужасом осознаю, что за такие сочинения детям поставили бы незачет: в них нет литературных примеров. Хотя именно в них — вся прочитанная русская классика с ее рефлексией, глубиной чувств, откровенностью... А вот за сочинение по направлению «Дом», в котором (беру пример из Интернета) механически сравниваются дом Простаковой и дом Ростовых, зачет гарантирован.

В декабре 2015 года я прочитал семьдесят итоговых сочинений и должен с радостью отметить: встречаются работы, в которых выразилось личностное начало. Не могу отказать себе в удовольствии процитировать одно сочинение на тему «Чтение — это труд или отдых?», написанное ученицей, отмечу, не гуманитарного, а математического класса.

«Мне литература всегда приносит удовольствие. Есть что-то необыкновенное в словах, которые, складываясь вместе, рождают совершенно новый, особенный мир, заставляют тебя чувствовать себя на месте героев и уводят за собой. Ты должен приложить усилия, чтобы увидеть замысел автора, чтобы понять суть, чтобы почувствовать эмоции героев, чтобы погрузиться в их мир. Ты должен потрудиться над этой историей, прежде чем она доверится и откроется тебе. Но это не мешает тебе наслаждаться ею.

Настоящие книги, книги, которые несут тебе что-то, рассказывают о чем-то важном, заставляют нас чувствовать и переживать, несомненно требуют труда и внимания. Но значит ли это, что чтение и отдых несовместимы? Конечно, нет. Ведь что такое отдых? По-моему, это время, которое ты проводишь за делом, которое ты любишь. Это время, которое ты посвящаешь чему-то важному для тебя. Время, когда ты можешь не думать о завтрашней контрольной по физике или зачету по истории. Время, которое принадлежит только тебе самому. И для меня чтение — это время, которое я трачу на другие миры. А когда ты читаешь, ты становишься частью иного мира. Ты забываешь обо всем на свете. Книги забирают негативные эмоции, дарят чувство покоя и защищенности. И для меня это лучший отдых, который можно только представить. Да, он требует от меня усилий и значительного напряжения, но это стоит того».

Но это — единичные случаи.

А вот преобладающие итоги: после очередного мониторинга, то есть репетиции экзамена, на мой вопрос: «Но ты же так не думаешь?» — ученица ответила: «Конечно, я так не думаю. Но я решила, что, раз они прислали это, то я и должна так ответить». Другой своей ученице после очередного мониторинга (репетиции экзамена) я сказал: «Но ты ведь все списала в своих аргументах!» «Нет-нет! — ответила она взволнованно, — я все аргументы выучила до работы!». Для несведущих: в Интернете есть «банк примеров» для сочинительной части ЕГЭ по русскому языку на все случаи жизни... А третья выпускница спросила меня: «А разве на экзамене можно говорить “нет”? Разве не обязательно говорить “да”?» Все они, крепче всяких знаний, держат в головах заклинания учителей, репетиторов и особенно родителей: «Только никаких своих мыслей!». Очевидно: все эти годы сочинительное задание ЕГЭ по русскому языку строилось на фарисейском фундаменте. И все эти годы я эту очевидность констатировал¹. Как и другие очевидности, одна из которых — недобросовестность или некомпетентность разработчиков заданий. Сколько раз я (да, конечно, и не только я) писал о непрофессионализме и безграмотности многих текстов сочинительной части экзаменов по русскому языку. Взывая к коту Ваське:

                                                               Ах ты, обжора! ах, злодей!..
                                                                        А ты ахти какой позор…
                                                                        Он порча, он чума,
                                                                        Он язва здешних мест…

Все молчат. И родители, и учителя, и сам кот — не возражает, не опровергает, не обращается в суд с требованием защитить честь и достоинство. Молчат уполномоченные по правам ребенка. Не откликается Рособрнадзор. А тиражи растут, книг с экзаменационными материалами выходит все больше… Добавлю немного, как говорил один лектор, свежатины.

Незадолго до экзамена 2015 года в порядке помощи и дружеского совета сдающим ФИПИ на своем сайте поместил текст, который весной был дан для тех, кто имел право на досрочную сдачу экзамена. Выбран там был отрывок из рассказа Тэффи. Сначала там идет развернутое размышление о том, чем отличается любовь-неж­ность от любви-страсти. Затем мы оказываемся в санатории для эмигрантов под Парижем и знакомимся там с измученным болезнями раздраженным стариком. Рядом с ним — его нежная, преданная, любящая жена, все делающая для него, только о нем думающая. А он, сорвавшись, кричит, что не нужны ему ее дегенеративные кроссворды, да и сама она дегенератка.

Прочитав этот текст еще дважды, я так и не понял его проблематики, позиции автора и на каких литературных примерах ученик должен авторскую позицию подтвердить или отвергнуть. А сделать это надо обязательно, ответы стоят пять баллов. В помещенном на сайте ответе читаю, что это проблема предательства: какие внутренние изменения происходят в душе того, кто сможет предать?.. А так охарактеризована позиция автора: «Невозможно понять и оправдать того, кто предал искреннее дружелюбие»… Глазам не верю. При чем тут дружелюбие, когда речь идет о супружеской паре, которую связывают куда более глубокие отношения? При чем тут предательство, когда об этом в тексте — ни намека? И почему в своем последнем школьном сочинении семнадцатилетние, «опираясь в первую очередь на читательский опыт, а также на знания и жизненные наблюдения» (!!!), должны размышлять о старческом маразме?

В середине мая 2016 года в Москве на последней предэкзаменационной подготовке был предложен текст Германа Гессе. Во-первых, я абсолютно уверен в том, что на экзамене по русскому языку должен быть текст оригинальный, а не переводной. Во-вторых, в тексте Гессе идет речь опять о старости — на этот раз тихой, умиротворенной, гармоничной… Но, думаю я о «презренной прозе», какие примеры тут можно привести из литературы (про жизнь даже не заикаюсь)?

Открываю «Энциклопедию литературных героев»: Отец Горио, старый князь Болконский, Федор Павлович Карамазов, родители Базарова, Фирс, старик Хоттабыч, еще старая барыня из «Муму» и старая графиня из «Пиковой дамы»… Никто не подходит. Бедные школьники! А вот мне, старому учителю, эти задания были вполне полезны — помогли понять, что такое маразм…

Перечитал статью А.И. Левинзон «Креативное письмо: модель англоязычных стран в российской школе» — это соль на мои вот уже шестьдесят лет кровоточащие раны... У них предлагаемые для размышления тексты актуальны для эмоционального состояния ребенка, «близки подростковому эмоциональному чувству». В нашей же школе ученикам предлагают тексты, максимально далекие от них по эмоциям... Мне дороги интересы российской школы, и я убежден, что, отвергая все ложное в зарубежном опыте, нужно присматриваться и к тому, что там делают лучше! У нас преобладают тексты бесконфликтные. Там присутствие конфликта обязательно. Ориентир на спор, диалог, обсуждение... Вместо привычной для нас надличной позиции — «высокая степень авторизованности». «Необходимый каждому автору шаг — становление собственного голоса». Между тем в нашей школе предлагаемые темы «не в состоянии мобилизовать подростков на эмоциональный опыт, они не являются спорными и не требуют выражения личной позиции»… Но даже когда мы предлагаем текст или тему, которые должны откликнуться в душе наших школьников, мы требуем от них подогнать свои работы под одну гребенку, втиснуть ее в прокрустово ложе. Потому что перед каждым проверяющим экзаменационные работы лежит листок с «информацией о тексте», попросту говоря, шпаргалкой, на котором написано, какие проблемы поставил автор экзаменационного текста и какова его позиция. С этим листком сверяют каждую прочитанную работу.

Но ведь сочинение, к которому мы пытаемся вернуться как к экзаменационной форме, — это не аксиома и даже не теорема, где уже сказано, что требуется доказать. Сочинять, как сказано в словаре Даля, — значит «изображать, творить умственно, производить духом, силою воображения»…

И вот блистательный ученик одной из лучших московских школ осмелился в чем-то не согласиться с Максимом Горьким. Комиссия снизила ему оценку, а когда он подал на апелляцию, ему объяснили, что с Горьким спорить нельзя!

В книге издательства «Просвещение» «Сочинение? ЛЕГКО!», которую я здесь уже упоминал, направление итогового сочинения «Чем люди живы?». Пример ответа на вопрос, вынесенный в название направления: «Когда Иисус был в пустыне и держал долгий пост (Евангелие от Матфея 4, 3:4), “приступил к Нему искуситель и сказал: если ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами”. Он же сказал ему в ответ: “не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих”. Теперь мы понимаем, что в словах этого выражения — противопоставление пищи духовной и пищи телесной, духовного и материального… Люди живы не хлебом единым, они живы любовью, красотой, истиной, надеждой, радостью».

Никакого противопоставления пищи духовной пище телесной в Евангелии нет. Тем более не говорится там и о хлебе как о «грубой материальной пище». Не хлебом единым — значит, и хлебом тоже. Смысл слов «не хлебом единым» — не только хлебом. Но и им тоже: «Хлеб наш насущный дашь нам днесь». Отмечу попутно, что уважительное отношение к хлебу характерно в русской культуре: «Хлеб — всему голова»…

Передо мной поразительная книга: «Практическая симфония для проповедников Слова Божия». Составитель Григорий Дьяченко. Типография т-ва И.Д. Сытина. Валовая улица, свой дом. Москва, 1903. Нахожу слово «хлеб». Опуская цитаты: «Под словами “хлеб насущный” мы просим обо всем, что служит для поддержания нашей жизни, как, например: пища и питание; одежда, обувь; дом, имение, поле; здоровье».

Сам я вспоминаю зиму 1941/42 года, которую я провел в детском доме города Вольска. В школу мы ходили в город. Там каждый день давали каждому маленькую-маленькую булочку. Моя соседка по парте, городская, свою булочку отдавала мне, детдомовцу… Вернувшись в Москву в 1942 году, я сказал маме, что в школу не пойду, и начал работать на заводе. Мне было тогда тринадцать лет. Пошел на завод, чтобы получать рабочую карточку второй категории — на двести грамм больше дававшую хлеба, чем моя иждивенческая. В школу я вернулся, но два года с утра по четыре часа в день работал в школьной мастерской, получая рабочую карточку, а потом уже во вторую смену учился…

Я уже не говорю о хлебе блокадного Ленинграда. Но вместе с тем не говорю подробно и о том, чем стал хлеб насущный, именно насущный, сегодня в нашей жизни. И как тяжело переживают миллионы тех, кто испытывает в нем недостаток и нужду.

Нужно ли говорить, что понятие насущного хлеба все время расширяется: сегодня нет дома без телевизора и нет школьника без мобильного телефона…

Может, тут можно было бы дать ученику возможность поразмышлять?

Ан нет: на цитаты для подтверждения рекомендованной мысли раздерганы «Судьба человека» Шолохова, рассказ Шукшина «В профиль и анфас», повесть Распутина «Последний срок», рассказ Тендрякова «Хлеб для собаки». Не страшно, если дети этих произведений не читали. В пособии есть их подробные пересказы...

Да, и эти книги помогают нам разобраться в поставленном вопросе. Они тоже входят в духовный опыт. Но скажите: можно ли тему «Чем люди живы?» подменять размышлениями о том, чем люди жили? Ведь прошлое всегда отзывается в нас, когда оно вписано в современный контекст. А контекст уже совершенно другой — советский человек не знал таких искушений и соблазнов, как те, которые есть ныне…

Мы живем в трудном, сложном, неоднозначном, запутанном мире. И поэтому призваны научить своих учеников ориентироваться в нем, не подменяя ориентиры банальными прописями, упрощенными решениями и прочим соблазнительным примитивом.

«Практическая симфония» заканчивается словами на букву «я». В статье «Язык» я прочел слова Иоанна Златоуста, жившего в третьем веке, — будто сказано все это и про то, о чем я сейчас пишу: «Не стыдно ли, не смешно ли крайне, что, имея слугу, по большей части употребляем его на дела нужные, а получив язык, с собственным членом же обходимся не так, как со слугою, напротив, употребляем на дела бесполезные и напрасные». Позволю себе продолжить сказанное: и даже вредные, разрушительные.

Итоговое сочинение не могло не впитать в себя опыт эссе, через который проходят все, готовясь к ЕГЭ по русскому языку, то есть не встать в десять лет углубляемую колею.

Осталось ответить на два сакраментальных вопроса: кто виноват и что делать.

Кто виноват? Мы все: напринимавшие ошибочных решений, проведшие их в жизнь формально, решившие, что от нас ничего не зависит... Вот только сейчас я прочел о встрече с журналистами Президента Российской академии образования Людмилы Вербицкой. Особо шла речь о необходимости противостоять деформациям в нашем родном языке. Вербицкая рассказала, как однажды она написала одному из видных чиновников, который в выражении «языковая политика» поставил неправильно ударение, — уведомила уважаемого начальника, что названный им признак приложим только к одному предмету — колбасе… Все так. Но как «языкОвая политика» может сравниться с тем, что делаем мы, готовя детей к экзаменам? Ведь речь идет о сотнях тысяч неокрепших умов!

Что делать? С первых школьных лет сеять плодотворные семена, выращивая настоящее, живое русское слово, а не сорняки псевдодуховности.

P.S. Эта статья уже была написана, когда в «Московском комсомольце» (21 мая) была напечатана статья о том, как будет проходить экзамен 2016 года. В центре внимания стоит честность его проведения. Тот, кто не забыл, как он прежде проходил, кто помнит позорный экзамен 2013 года — поймет, как важна такая направленность. Но! Никакие металлоискатели, никакие камеры наблюдения, никакие общественные наблюдатели, поставь их хоть рядом с каждым учеником, не смогут увидеть главного: что творится в головах и сердцах этих детей, чему и как их учили, готовя к этому экзамену, на что ориентировали, о чем предупреждали. Помните вещие слова профессора Преображенского: «Разруха не в клозетах (где и достают порой из бюст­гальтеров и ботинок шпаргалки, почему в одной из школ накануне экзамена и сняли в туалетах дверки с кабинок), а в головах». И сердцах: «Поле битвы — сердца людей». Но почему-то мы стремимся победить на другом поле — формальном.

А тем временем десять лет сеемое обильно прорастает: в театральных училищах обнаруживают, что будущие режиссеры и актеры не читали ни Достоевского, ни Толстого, а в МГПУ среди поступивших с высокими баллами ЕГЭ по литературе на филологический факультет обнаружили, что часть новых студентов не прочитали всех произведений, входящих в школьную программу и знают их только по пересказам. Меня добило то, что, когда их попросили ответить на вопрос, почему так произошло, ответ был — не хватило времени, да и чтение это было для них неинтересным. И при таком интересе к классике — на филологический факультет... А на факультеты вузов, готовящих инженеров, часть поступивших не сдавало ЕГЭ по физике... «Все смешалось в доме Облонских».

26 мая 2016 года в Колонном зале Дома союзов открылся первый съезд Общества русской словесности. На открытии съезда выступили Президент России Владимир Путин и патриарх всея Руси Кирилл. «Вопросы русского языка и литературы, — сказал президент, — заслуживают большего внимания, чем было до сих пор, потому что речь идет о сохранении ни больше ни меньше национальной идентичности, о том, чтобы быть и оставаться народом со своим характером, со своими традициями, со своей самобытностью, не утратить свою историческую преемственность и связь поколений»… «Русская литература способна вложить в сердца свет истины, добра и любви… преодолевая любые особенности исторического контекста», — заявил патриарх Кирилл. Предстоятель РПЦ убежден, что главная проблема в том, что «школа, общество и государство не всегда с должным усердием и ответственностью заботятся о том, чтобы привить молодым людям вкус к чтению».

А накануне открытия съезда в Московском университете проходили заседания рабочих групп, где самой многочисленной была группа по вопросам преподавания литературы и русского языка в школе. И было оно страстным и взволнованным. Широко обсуждалось открытие съезда и в средствах массовой информации. И звучали здесь разные голоса, высказывались различные точки зрения, что уже само по себе хорошо…

Несколько лет назад меня пригласили в Московский городской институт усовершенствования учителей, чтобы вручить грамоту и тысячерублевый купон на покупку косметики, — десять лет я в нем работал, и там у нас висел лозунг «Наша цель — коммунизм». И вот теперь на втором этаже там висит плакат: «Наша цель — ЕГЭ». ЕГЭ — всего лишь форма, инструмент измерения! Но его сделали всепоглощающей целью для школ, учителей, учеников и их родителей. И только сейчас, пусть пока и декларативно, от его главенства начали отмежевываться. И то радостно!

Итак, итоговое сочинение стало работой во всех смыслах итоговой. По существу. Что это за итоги? Это изменения в нашей ментальности, которые можно констатировать к юбилею ЕГЭ. Вот уже десять лет существует этот экзамен, по русскому языку его сдают все. Более того: это единственный экзамен, который учитывается при приеме во все вузы. В нем есть сочинительная часть, прежде она называлась частью С, теперь — 25-м заданием. В этом задании нужно проанализировать предложенный текст, написать о своем отношении к нему и привести литературные аргументы, подтверждающие личную точку зрения на предложенный текст. Десять лет подготовка к ЕГЭ с учителем и репетитором, многочисленные ежегодные пособия, масса материалов в Интернете, курсы при институтах, а теперь и центры, в которых платно можно проверить свою готовность к экзамену, — формировали то отношение к сочинению, которое теперь и проявилось.

Если в сочинительной части ЕГЭ по русскому языку после каждого текста сказано: «Напишите, согласны или не согласны Вы с точкой зрения автора прочитанного текста. Объясните, почему», то в методическом письме ФИПИ определено: «Смысл аргументации для ученика будет заключаться в том, чтобы в очередной раз показать актуальность, жизненность, нравственную состоятельность, незыблемость доказанной этической аксиомы». Здесь курсив мой. Далее – курсив их: «Ведь проблемы, которые рассматривает ученик, имеют ценностное значение». И потому никаких «не согласен»быть не может.

И многочисленные составители пособий для учеников и учителей дружно подхватывают эту руководящую аксиому: «Молодому человеку часто очень хочется спорить, отстаивать свою позицию, порой самую неожиданную. Однако давайте вспомним, что в подавляющем большинстве текстов утверждаются очевидные истины, которые вряд ли целесообразно оспаривать».

Шаг вправо, шаг влево в этой колее считаются побегом. А меня вся жизнь в школе убедила, что шаг вправо, шаг влево — необходимое условие для того, чтобы сделать шаг вперед. Вся наука, вся техника, все искусство на том и стоят.

В этом году еще один юбилей — ровно двадцать пять лет назад, еще в Совет­ском Союзе, на школе, в которой я работал, Министерство просвещения СССР проверяло тестовую систему как новую модель проверки знаний, в том числе и по литературе... И вот эта система десять лет как утвердилась.

Все эти годы я выступал против тестирования. Я не знал, смеяться или плакать, когда несколько лет в книжках по итогам работы московских школ за год я читал, что наш округ знает литературу на 2,3% лучше, чем соседний, но на 1,65% хуже, чем другой соседний. И не мог поверить директору школы, когда она мне рассказывала, что при аттестации она сдавала педагогику по тестовой системе через компьютер. На меня смотрели как на отщепенца и чуждый элемент. И вот уже два года, как от тестов на экзаменах стали в массовом порядке отказываться – но главный итог ЕГЭ в том, что отказаться от него уже не получается! Он подчиняет себе все прочие формы экзамена.

Повторю еще раз: авторы исследования результатов первого итогового сочинения пришли к выводу, что «типичной особенностью проанализированных сочинений является категоричность выводов и прямолинейность суждений». И винить в этом учеников трудно — пожинаем посеянное.

30 августа 2016 года Министерство образования и науки РФ опубликовало темы-направления итогового сочинения, которое будет проходить в стране 7 декабря. Вот они: Разум и чувство; Честь и бесчестие; Победа и поражение; Опыт и ошибки; Дружба и вражда. И вновь: «Эти темы предполагают сопоставление контрастных понятий на примере огромного многообразия произведений». Чуть ниже: «За годы ЕГЭ школьники разучились формулировать и выражать свои мысли по темам художественного творчества»...

Обратите внимание: свои мысли — но только в границах чужого творчества, на примерах литературных произведений. А где же сама жизнь? А не надо ее здесь.

Сама жизнь дописала этот финал: думайте что угодно, но — в обход реальности.

1 Уроки фарисейства. — Знамя. 2011, № 5; Уроки словоблудия. — Литературная газета. Словесник. 2015, № 2; Виктор Некрасов в обработке ФИПИ. — Знамя. 2015, № 12.