Сергей Носачев. По ту сторону листа; Владислав Резников. Знаки пустоты. Алексей Новиков
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 12, 2024

№ 11, 2024

№ 10, 2024
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии


Глобализация в действии

Сергей Носачев. По ту сторону листа;

Владислав Резников. Знаки пустоты. —

М.: Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ, 2015.


Один из проектов, который реализует Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ, — поддержка молодых писателей России и ближнего зарубежья. «Форум в Липках», известное на литературной карте России место, каждый год предоставляет заинтересованному читателю возможность ознакомиться с молодой отечественной литературой. Особенный интерес представляет ее нестоличный сегмент, от которого читатель ждет необычной фактуры — передачи тех особенностей российской жизни, которыми отличаются малые родины, представляемые молодыми писателями.

Сергей Носачев (1986 г.р., г. Чехов) и Владислав Резников (1978 г.р., г. Белгород) — давние участники форума, однако издание их в прошлом году Фондом СЭИП — первая серьезная публикация.

Сборник рассказов Сергея Носачева распадается на несколько групп, имеющих центральный мотив. Первые несколько произведений — поток антиутопических фантастических рассказов, в которых передается страх человека перед абсурдным и непонятным миром. Однако описаниям здесь не хватает языковой выразительности: «Мужчина рванулся в комнату. Мигающая точка проводника приближалась к городу. Масштаб карты быстро непреклонно увеличивался. Точка замедлилась и замерла в аэропорту. Кровь ударила в голову. Внутри Олега заметалось ошеломленное сознание. Он рухнул на кровать и сделал пару глубоких вдохов, уняв сердцебиение. Метаться было бессмысленно»2 («Бюрократия»), — ритмически чувство передано точно (короткие предложения, строящиеся на глаголах), но сами фразы — спокойное перечисление фактов, то есть прием остается внешним. Сразу же за рассказом «По ту сторону листа», в фантасмагорических образах повествующем о проблеме творца и творения (по сюжету, один из персонажей героя-автора столь глубоко размышлял о своем существовании, что забрался в мир своего создателя), следует «Человек», в котором персонаж является к автору с требованием дописать его. Ни авторы, ни их герои не обладают индивидуальностью, оставаясь персонифицированными идеями. Замысел рассказов вроде бы хорош, но воплощению следовало бы придать больше деталей. В антиутопическом рассказе «Повестка» в декорациях современной российской государственной поликлиники описывается мир будущего, где общество провело «оздоровительный геноцид». В очереди медицинского центра Кирилл и Аня заинтересовались друг другом. Он проходит тест и ждет ее, но ей уже не суждено вернуться живой. В этом и подобных ему рассказах не до конца выстроена логика мира, и за желанием писать фантастику не чувствуется подготовительной работы — систематизации научного знания, продумывания законов, по которым будет функционировать общество.

Влюбленность занимает значительное место в сборнике «По ту сторону листа»: почти в каждом рассказе фигурируют Он и Она. Сергей Носачев пытается достичь трогательной наивности О’Генри и доведенных до предела маскулинности и фемининности Хемингуэя — однако из соединенных молодым автором противоположностей пока не вырастает живых взаимоотношений полов. Опять же, не хватает психологических деталей, отчего душевные муки героев воспринимаются как мелодраматический всплеск. В рассказе «Знакомство» нетривиальная развязка — мама героини оказывается умершей и существует лишь в измученном трагедией мозгу дочери. Любящий девушку Андрей решается принять участие в игре разума: «Здравствуйте. Меня зовут Андрей. Я молодой человек вашей дочери, — он повернулся к Рите. — Я люблю ее. Хочу всегда быть рядом, заботиться о ней. Несмотря ни на что. И, если вы не против, я… хотел бы на ней жениться». Это был бы красивый финал красивой истории, если бы автор не старался оставить побольше сюжетных подсказок, постоянно возвращаясь к «маме», «моей маме». В немногочисленных попытках объяснить природу чувств Андрея к Рите Носачев предпочитает обходиться клише. Ребята мило проводят время, безмятежно болтают, иногда ревнуют, чего недостаточно для подводки к сюжету. Апофеозом сентиментальности является рассказ «Развитие», которому не хватает объема — последовательно выстраивающейся картины, позволяющих читателю сопереживать отношениям Миши и Кати, отчего собака, воющая от безысходности в подъезде в конце рассказа, выглядит искусственно пристроенным элементом.

Любопытны некоторые сентенции: «Нельзя сказать, что я бездарен. Мое воображение рисует картинки, придумывает людей, их характер, внешность, привычки. Остается перенести их на бумагу и оживить, прибавив ко всему небольшую деталь, особенность, присущую только ему» («Человек»). Хочется верить, что в подобных изречениях содержится самокритика, ибо в обратном случае невозможно оправдать стилистические построения вроде этого: «Цифровые березы [виртуальные] за окном стояли слишком близко и качались на ветру. За окном не было никого. Только ночи — одна, жидкокристаллическая, спрятавшая другую. Но тревога усилилась. Новая волна мурашек превратила антеннки в жесткие иглы [про волосы на руках]. Мир, реальный мир по эту сторону листа, вдруг сжался. Иглы впились в тело электростатическими зубками» («По ту сторону листа»); «Врывающиеся в окно косые солнечные лучи, нарезанные решеткой, пробиваясь сквозь небольшие щели задернутых гардин, рисовали на стене причудливые узоры» («Человек»).

Возможно, Сергей Носачев в стремлении передать мир наивных героев неумышленно опускает планку качества: в различных литературных аспектах — сюжете, проработке мира, мотивации персонажей, передаче их внутреннего мира, стилистике текста — молодой прозаик всегда недожимает. Однако его прозаические штудии оставляют возможность быть улучшенными в будущем.

Открывающая сборник Владислава Резникова повесть «Знаки пустоты» оставляет двойственное впечатление. Очевидна перенасыщенность ряда эпизодов, которая выливается в неостановимый словесный поток: описание прелестей Людочки, трактат об Опустошении, кулинарная ностальгия главного героя; предсказуемость некоторых сюжетных линий и чрезмерное количество второстепенных персонажей. Но вместе с тем повесть «Знаки пустоты» уже можно причислить к категории крепкой прозы, демонстрирующей литературное чутье автора. Основные истории и герои вызывают читательский интерес. Активно рефлексирующий главный герой Влад не без иронии пытается разобраться в себе, в своих друзьях, женщинах, работе, размышляет о конце света и будущем — в нем узнается что-то близкое каждому человеку, поэтому он не лишен привлекательности. Влад мелодично встраивается в любую ситуацию, которую подкидывает автор, будь это странный друг-параноик, объясняющий природу своего помешательства; комичный, но не смешливый босс Герыч; загадочная для мужской логики Света Черняева или Людочка, которая оказывается не той на первый взгляд простой девушкой из соседнего отдела, какой казалась.

Резников испытывает некоторую слабость к изречению наивных истин соответствующим языком: «Порой в жизни случаются такие вещи, которые вмиг меняют вашу жизнь, представление о мире или о чем-то конкретном. Или если не полностью меняют жизнь, то какой-то пласт ее вынимают и на его место кладут новый, такой же по размеру, по массе, но уже другой по составу, цвету, вкусу, ощущениям» («Знаки пустоты»), «В один момент вдруг понимаешь, что ты изменился. Это обрушивается, как кирпич на голову. Огревает так сильно, что сознание и взор затуманиваются, картинка темнеет, и в этой мягкой темноте перед лицом еще долго хороводят яркие искорки» («Ресницы и кирпич»). Они возникают в его прозе без малейших на то предпосылок, но, несмотря на изломы повествования, автор хорошо ощущает малую форму, стремясь компактно и целостно раскрыть сюжет в ограниченном объеме. Проблематика и содержание текстов Резникова куда разнообразнее рассказов Носачева. Попытав силы также в нескольких повестях, детских рассказах и притчах, он показывает разномасштабность творческого мышления, что важно для молодого писателя.

Лучше всего у Владислава Резникова выходят диалоги — в них ощутима подлинность живого разговора, показывающая речевое чутье автора. Старые приятели, чья мужская дружба проверена временем, говорят на своем диалекте, не договаривая фразы и ссылаясь на очевидные только им темы. Звонкое до боли в ушах дребезжание раздается из уст пустоватой барышни. Детская неуверенность в окружающем мире… Динамика беседы, диалогичность ведут за собой большинство рассказов Резникова. Их также не всегда можно назвать удачными, однако ни одному из них не откажешь в резкости, завершенности, энергетике текста.

Два начинающих прозаика из российской глубинки, чьи первые опыты увидели свет, скорее показывают глобалистское мышление, чем передают особенности колорита их малых родин, и это показательно для нашего времени.


                                                                                                                                                 Алексей Новиков


1  http://www.rasytojai.lt/archyvas/writers.ru3f8e.html?id=13&jaunieji=0&sritis=rasytojai

2  Цитаты даны с авторской орфографией и пунктуацией.



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru