Об авторе | Григорий Марк родился в Ленинграде в 1940 году. Автор книг стихов: «Гравёр». Нью-Йорк; «Среди вещей и голосов». Нью-Йорк, «Эрмитаж», 1995; «Оглядываясь вперед». СПб., «Петрополь», 1999. Выпустил также книги прозы: «Имеющий быть». СПб., «Пушкинский фонд», 1997. Предыдущие публикации стихов в журнале «Знамя» — «В бревёнчатой стране» (№ 11, 1998); «Бык уносит Европу в чеченские горы» (№ 9, 2001); «Воскресательный знак» (№ 9, 2003); «Ореол» (№ 7, 2011). В настоящее время живёт в Бостоне, США.

Григорий Марк

Персия

* * *

Настроить себя. Стать антенной.
Натянутым проводом в небе.

Доверчиво, чутко, смиренно
ловящим сигнал из эфира.

Сквозь дребезг, сквозь плещущий щебет,
сквозь волны и всплески оваций,

среди океана звучаний
в сигнале, в писклявом пунктире

услышать начало Посланья.
И больше уж не сомневаться.

* * *

                                                                           6–7 Июля, 2013

Это будет зимой. Ещё до воскрешенья
тех, кто души имели, — людей и животных.
Будет двор возле крайнего дома в посёлке,
где давно не живут. Щепки, доски, поленья.
И в замёрзшей грязи, утрамбованной плотно,
комья белой извёстки, бутылки, осколки.

Всё завалено мёртвым. И места нет, где бы
хоть травинка росла. Но однажды здесь ветер
на фабричной трубе заиграет побудку,
выводя за собою мелодию в небо.
И земля во дворе отзовётся, ответит —
словно дрожь пробежит в деревянных обрубках.

И обрубки ожившие встанут, цепляясь
друг за друга. И выпустят быстрые корни.
И корой обрастут, набухающей соком.
Листья с шумом вспорхнут из земли, словно стая
воробьёв. И заполнят сплетение чёрных
сучьев, веток, побегов. И в кронах высоких

они вспыхнут на солнце зелёным свеченьем.
Ветер в новой траве зашуршит отовсюду
и засеет её полевыми цветами…
И когда в жизнь войдут все цветы, все растенья,
— ведь им мало дано, и судить их не будут —
для зверей воскрешенье из мёртвых настанет.

А потом для людей… для меня…

Истончившийся свет в абажуре, опущенном с неба

Шелковистые, пыльные фрески на стенах.
Между них витражей воспалённые щели —
многоцветный каркас в абажуре из камня.

Я, куратор коллекции редких свечений,
самозванный куратор (на самом-то деле
просто сплётчик мерцаний и смыслов неявных),

бормочу, глядя вверх. И уже по колено
темнота. Где-то в куполе, как в колыбели,
новорожденный стих засыпает. Слышна мне

лишь последняя фраза: «…начнёшь постепенно
повторять, позабыв обо всём…». Неужели
срок скостить себе можно одними словами?

* * *

Факих* смотрит сухо. Но голос сырой. Он с трудом
перед каждою фразою в чём-то полощет его.
Раздвигает ладонями воздух. И только потом,
протирая очки, говорит — словно брассом плывёт

над морем тюрбанов, над пеной бород. Наугад,
с придыханьем гортанным бросает слова в пустоту:
моджахеды... победа ислама... последний джихад...
Аятоллы помельче хватают слова на лету

и, хищно раскинув сутаны, уносятся прочь.
В подземелья, где бледные люди, принявшие грех
предстоящих смертей, мастерят день и ночь
для факиха  великую бомбу. Чтоб сразу и всех.

* Факих — верховный и пожизненный правитель в Иране; моджахеды — священные воины ислама.