спектакль

Русский блюз, бессмысленный и беспощадный

Русский блюз. Поход за грибами. Инициатор похода Дмитрий Крымов. — Театр «Школа драматического искусства», Москва.

Как большинство московских театралов, я уже много лет стараюсь попасть на все новые спектакли Лаборатории Дмитрия Крымова — они всегда удивляют и радуют искрометной фантазией, театральностью, непредсказуемостью, неожиданной трансформацией и красотой привычных вещей, увиденных глазами художника. Каждый спектакль хорош по-своему, но до недавнего времени два стояли особо; не просто очаровали, но потрясли до глубины души — «Опус № 7» и «Смешанная техника». И вот теперь к ним добавился еще один — «Русский блюз. Поход за грибами», премьера которого состоялась 8 октября 2015 года.

Мастер и его изобретательная команда любят играть в театр и вовлекают зрителя в свою игру. Мы пытаемся угадать следующий ход — и, как правило, ошибаемся, наше воображение не поспевает за озорным и азартным коллективным выдумщиком, и это одна из причин, почему зрители так полюбили «театр художника». Привлекательность крымовских спектаклей обусловлена еще и тем, что он работает с нашими общими «культурными кодами». Мы смотрим спектакль и радуемся, когда угадываем, какую знакомую цитату или явление театр разворачивает в сцену-метафору. В новом спектакле Дмитрий Крымов обнажил наши подспудные желания, привычки, страхи, и оттого, наверное, смотреть спектакль с какого-то момента становится невыносимо больно. «Русский блюз» — это и правдивая, емкая, метафоричная картина сегодняшней России, и попытка разо­браться, почему русскому человеку никак не удается быть счастливым.

А начинается все весело, почти как капустник. Буднично одетый дядька заходит в стеклянную комментаторскую кабину, проверяет микрофон (при входе всем зрителям раздают наушники, и текст комментатора слышен только через них), рассказывает не к месту какую-то глупую историю про посещение врача — кстати, о врачах и болезнях он будет говорить не раз, и это, я думаю, «оговорка по Фрейду»: наше общество и все мы больны и нуждаемся в помощи; правда, судя по рассказам комментатора, помощь эта такова, что лучше уж вовсе без нее обходиться… И сам факт появления в спектакле комментатора — это тоже примета нашего времени, ведь о большинстве событий люди узнают из телевизора, где факты препарируются и комментируются, а реальная реальность (если она еще осталась) подменяется реальностью медийной. Как сейчас принято говорить у пиарщиков — если о событии не рассказали по «ящику», его не было. По ходу спектакля комментатор превращается в кукловода: в первой вариации на тему «сборы в поход за грибами» актеры не произносят ни слова, текст за них произносит комментатор, а они лишь иллюстрируют жестами и пластикой каждую его фразу:

— Ножи (все синхронно достают и показывают ножи)…

— Корзины (все синхронно достают и показывают корзины)…

— Пакеты… обувь… палки… бутерброды… аптечка…

Вопрос о воде выводит сцену на новую ступень метафорического абсурда: отец семейства предлагает воду набрать на месте — «в пяти километрах от Подрезково с войны сохранился источник, а если он завален, то в одиннадцати километрах на запад есть еще один»; «а если потеряемся, ориентируемся по мху, который всегда растет на шпалах с северной стороны — в семнадцати километрах к югу есть муравейник, он с петровских времен еще там, вот около него и встречаемся». И поход за грибами превращается в военную операцию — неслучайно все персонажи этой сцены одеты в камуфляжные плащ-палатки и береты (почти десантники). К метафоре «битва за грибы» в спектакле еще вернутся, а пока бьют часы, кукушка кукует — «Пора!» Группа уходит под тревожное скерцо (третья часть Восьмой симфонии Д. Шостаковича), на которое накладывается одинокий голос певицы (плач-вокализ композитора Кузьмы Бодрова). Пока звучит музыка, на сцене в темноте разрушается первый картонный домик и выстраивается второй, и мы видим новых персонажей — «выпускников 18-го лицея», успешных молодых «креаклов». В отличие от мрачной, почти монохромной гаммы первой картины с группой живущих советским прошлым граждан молодые персонажи одеты подчеркнуто ярко — в желтое, алое, голубое, салатовое, бирюзовое. Им вроде бы не нужен комментатор-кукловод — они говорят сами (обсуждают преимущества КАСКО и ОСАГО, звонят по телефону опаздывающим друзьям), но вездесущий комментатор и тут вклинивается и рассказывает жуткую историю про страхование в Америке, а затем поверх разговоров на сцене комментирует происходящее. (Надо сказать, что молодежная речевая стихия воспроизведена блестяще — и лексика, и особый, едва уловимый акцент, то ли пришедший с юга России, то ли звуковой сленг нового поколения; я его слышу, но описать затрудняюсь). И хотя внешне эта группа выглядит современно, их разговоры и привычки заштампованы и смоделированы не в меньшей степени, чем у «советских», просто штампы и поведенческие модели у них иные (слоганы, реклама). И эту группу отправляет в путь бой часов, и вновь звучит горестный вокализ, который подхватывается тревожно-трагическим скерцо Шостаковича. И вновь под музыку разрушается и строится домик, и появляются новые обитатели — муж-инвалид и жена-хлопотунья. Пока звучит музыка и строится декорация, женщина воюет с невидимым противником — то ли мухой, то ли осой, то ли комаром. И вот — победа! Музыка Шостаковича стихает, и только вокализ сопровождает смерть «врага». Женщина начинает проверять уже хорошо знакомый нам список: «ножи взяла, пакеты взяла, бутерброды взяла», но неожиданно ее уводит в сторону: «…первую Юрину жену поздравила…». И тут привычный ход событий круто меняется.

Третья вариация, «сборы в поход за грибами», — самая смешная и в то же время самая сильная, потому что она апеллирует к сидящему в каждом россиянине страху перед бытовыми катаклизмами и необходимостью обращаться к коммунальным службам. В этой сцене обыгрываются всем знакомые анекдоты о звонке в прачечную и о сантехнике в белом костюме, но вот только в белом костюме оказывается не сантехник, а вылезшее из унитаза… сами знаете что. Персонаж в белом костюме с длинной пушистой гирляндой, которая оборачивается змеем-искусителем, и схватка двух мужественных сантехников с вылезшим из унитаза злом напоминает и важнейший библейский сюжет искушения, и античный миф о Лаокооне (чтобы мы уж точно догадались, комментатор читает отрывок из «Илиады») — такой своеобразный юмор художников. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, — потому что тот поток сами знаете чего, который заливает страну из телевизора, тоже рядится в белые одежды правды и добра. К гротескным персонажам этой сцены — муж-инвалид, хлопотунья-жена, бравые сантехники, таксист-мигрант — добавляется еще и молодящаяся соседка с собакой; и всех-всех персонажей объединяет общая страсть — грибы. За грибами идут все — и стар, и млад, и консерваторы, и новаторы, и даже сантехники добреют, услышав про грибы. Мы так долго искали национальную идею — а вот же она, грибы!

Грибы помогли нашим воинам выстоять в войну — об этом звучным, хорошо поставленным голосом рассказывает диктор Левитан. Названия грибов звучат в рождающемся на наших глазах — точнее, в наших ушах — мифе как репортаж о боевых и трудовых победах, как новый — единый — учебник по истории страны. А под этот рассказ на сцене появляется светлый березовый лес, в который из электрички высаживается грибной десант, и начинается военная операция по сбору грибов, поставленная как пластический балет на музыку Гайдна… Потом комментатор начинает рассказывать очередную (казалось бы, необязательную) историю про посещение врача — но там возникает еще один узнаваемый элемент российской жизни — бытовое хамство (в данном случае уборщицы), с которым каждый из нас не раз сталкивался, которое пронизывает нашу повседневную жизнь; история комментатора перебивается новым эпизодом на сцене — на этот раз речь идет не о грибах, а о подледной рыбалке и связанных с ней смертельных опасностях (и это тоже примета российской жизни: про поразительный пофигизм русского человека мы слышим каждую весну, когда МЧС спасает рыболовов с очередной оторвавшейся льдины). С этого момента в условном «сюжете» спектакля появляется первая трагическая нота — хотя о том, что спектакль будет про страшное, можно было догадаться, взглянув на эпиграф в программке — «Пошла баба в лес за грибами, а навстречу ей медведь с зубами». Утверждается, что это русская народная пословица — но я о такой раньше не слыхала; подозреваю, что это такая же «пословица», как и вызывающее смех в зале «пожелание удачи» — «мох тебе в лицо». И конечно, музыка — неслучайно для первой картины спектакля Крымов выбрал одно из самых трагических сочинений Шостаковича, написанное в военном 1943 году.

По-настоящему страшно становится, когда на сцене появляется подводная лодка. Ее буквально за одну минуту прямо на наших глазах бутафоры выпиливают из прямо­угольного куска картона: прорезают окошки, трап, спиливают углы и округляют верх листа — и красавица Щ-207 готова. Впечатление дополняет свет — синий фон, стальной корпус лодки — прекрасный образ, волшебство театра; публика аплодирует. И это поворотный момент спектакля, когда веселая игра в театр и болтовня комментатора обретают смысл и оборачиваются трагедией.

У лодки замерла влюбленная пара, и, пока они безмолвно прощаются, по трапу поднимаются к люку и спускаются в подлодку моряки, которых поименно представляет комментатор: фамилия, имя, отчество, дата рождения, родители, образование, воинское звание, семейное положение (почти все — холостые, почти все — очень молодые). Фамилии реальные, они взяты из списка моряков подлодки Щ-216, затонувшей в Черном море в годы Великой Отечественной войны и обнаруженной в 2013 году, а биографии вымышленные, но основаны на реальных судьбах; по названиям населенных пунктов можно изучать географию России. О погибшей Щ-216 напоминает надпись — причал 216, но вспоминаются и «Курск», и другие «утонувшие» подлодки. Пройдя по трапу, подводники портретно застывают у иллюминаторов; последним в лодку спускается влюбленный, которому подруга на прощание передает баночку с грибами. Сцену заливает голубой свет, фигуры у иллюминаторов чуть покачиваются — лодка отправилась в путь, а потом исчезают, и на их месте появляются гигантские рыбы. Рыбы «выплывают» на авансцену, и под переборы гитары начинается одна из самых красивых сцен спектакля — подводное танго, безмолвная эпитафия морякам…

Трагические сцены очень красивы по цвету и свету. В сцене рыбалки — огромное солнце, укутанное белым туманом, в такт музыке меняет цвет от серебряного до кроваво-оранжевого и вновь становится равнодушным, холодно-серебряным; мерцающий сине-голубой цвет моря завораживает.

А на земле невеста примеряет свадебное платье — уморительно смешной эпизод у портнихи, особенно когда та выдает за свадебное платье «Рус-алка» мужские трикотажные кальсоны (кстати, весьма изобретательно придумала, неплохой фасон получился). Однако и здесь читается трагический подтекст, потому что пластиковые чехлы, надетые на мужские манекены (в ателье идет ремонт), напоминают пластиковые мешки с телами погибших. Сцена неожиданно заканчивается абсурдным монологом портнихи о трагической судьбе страусов — смешным и страшным одновременно, потому что начинает казаться, что безмозглые страусы — это все мы… Монолог затягивается, и комментатор просит одного из зрителей прервать его, сообщив актрисе, что «водолазы готовы».

Мы вновь на дне моря. Сюда спускаются водолазы; они находят тела погибших и поднимают их наверх, и вновь комментатор перечисляет имена моряков, даты рождения, семейное положение, образование… Подъем каждого тела сопровождается секундным вокализом — точно всплеском волны. А потом рядом с телами находят баночку грибов, и появляется невеста в нелепом «рус-алочьем» платье. Она самозабвенно танцует, пускает мыльные пузыри, радуется, но что на самом деле означает этот танец на дне морском? Утопилась с горя? Сошла с ума? Сделала вид, что ничего не произошло, и продолжает жить, как ни в чем не бывало, как живет вся страна? Какой вариант ни выбери, страшно… И слова детской песенки про мамонтенка, под которую она танцует, — «ведь так не должно быть на свете, чтоб были потеряны дети» — приобретают совсем иной смысл. Так не должно быть. Так, как мы живем, жить нельзя. И наступает трагическая развязка.

Грибники возвращаются домой. Тут и муж-инвалид, и портниха, и свадебные манекены — мужской и женский, и молодящаяся соседка с собакой, и рыба, и водолаз в обнимку с телом подводника, и любитель подледной рыбалки. Вновь звучит скорбный вокализ, и грибники начинают не спеша, точно в замедленной съемке, вынимать из корзины и считать грибы: «Один, два, три, четыре..». Но что — или кого — они на самом деле считают? Грибы или бессмысленно, трагически погибших «грибников»?

Появляется персонаж в белом. Он неспешно устанавливает четвертую стену домика, закрывая от нас его обитателей, потом несколько раз обегает домик, обматывая его скотчем. Закуривает сигарету — и бросает окурок внутрь. Сцену заливает зарево пожара, а «некто в белом» под песню «Русский блюз» — музыку ресторанного шансона — начинает демонический танец-стриптиз, потом исчезает за кулисами, а на смену ему приходит воздушный акробат, который крутит бесконечное сальто под потолком. Музыка стихает, а голос монотонно продолжает считать: «четыре тысячи семьсот восемьдесят два, четыре тысячи семьсот восемьдесят три, четыре тысячи семьсот восемьдесят четыре,… четыре тысячи семьсот восемьдесят семь…». Еще один гриб — еще одно воздушное сальто — еще одна бессмысленно и беспощадно загубленная жизнь…

Я до сих пор думаю, что Дмитрий Крымов хотел нам сказать таким финалом. Что воинственная ненависть, затопившая в последнее время нашу страну, нас всех погубит? Или что стране и всем ее жителям надо наконец расстаться с прошлым, сжечь его и заново возродиться из пепла? Или что-то еще, что я пока не расшифровала в искусно сплетенной ассоциативно-метафорической вязи спектакля? На сайте театра приводятся слова режиссера о том, что «в русском менталитете поход за грибами ассоциируется с чем-то хорошим, объединяющим семью, друзей и даже недругов. Это и страсть, и успокоение одновременно — что-то сродни общей молитве или валерьянке высшего порядка. Поход за грибами имеет почти мистическое, не бытовое значение, своего рода поход за Синей птицей». И тут уместно вспомнить эпиграф к спектаклю: «Пошла баба в лес за грибами, а навстречу ей медведь с зубами».

P.S. Не встроилось в размышления о спектакле, но очень хочется отметить блестящую работу актерского ансамбля. Каждый из исполнителей играет нескольких персонажей, и все они запоминаются, особенно портниха и невеста, жена-хлопотунья и сантехники, молодящаяся соседка и манекены в свадебном салоне. Из прекрасных актерских работ, изобретательной сценографии, световой партитуры и точно выбранной музыки родился один из лучших спектаклей Лаборатории Дмитрия Крымова.

                                                                                                                                                                                                                                          Анна Генина