Дистопия

Трудно представить себе семидесятидвухлетнего Кроненберга начинающим писателем. Но в какой-то момент своей жизни, достигнув невероятных высот в режиссуре, он решил попробовать себя и в литературе. Итогом стал первый роман «Употреблено» («Consumed»), где воплотились не только главные темы Кроненберга-режиссера, но и стандартные ошибки любого начинающего писателя.
Сюжет состоит из нескольких линий, которые постепенно оказываются переплетены между собой: два журналиста, Наоми и Натан, занимаются подготовкой скандальных материалов. В первой история связана с французским философом, съевшим свою жену, во второй сюжет про незаконные операции плавно перетекает в историю семьи одного врача, ключом к раскрытию которой становится сюжет с французским философом.
Кроненбрег часто закольцовывает темы и образы. Как мне показалось, одним из наиболее значимых в книге стал образ гнезда. Короткометражку с таким названием — «The Nest» — режиссер представил на выставке в амстердамском музее кино Eye в 2014 году. В девятиминутном псевдодокументальном ролике, снятом одним планом на камеру, прикрепленную, судя по всему, к голове режиссера, играющего врача, показана консультация, где женщина жалуется на то, что в правой груди у нее находится осиное гнездо. Этот эпизод практически полностью вошел в книгу, именно таким «недугом» страдала жена философа Аростеги, Селестина.
Как ни странно, писатель Кроненберг мало отличается от Кроненберга-режиссера. Понятно это становится с самых первых страниц. Он словно переносит все свои главные темы в первый роман. От этого плотность повествования, конечно, зашкаливает, и, пожалуй, тем, кто незнаком с творчеством режиссера, будет трудно воспринимать его образность адекватно, в своем интересе к человеку он далеко заходит за пределы нормы.
Постмарксизм переплетается здесь с очарованностью всевозможными деформациями человеческого тела, как связанными с последствиями болезней, так и вызванными психологическими причинами (осознание части тела как чужеродной, от которой необходимо избавиться — как в случае с гнездом в груди). Гаджетомания становится попыткой зафиксировать, уловить реальность, использовать современные технологии как посредника между людьми и медиатор для такой настройки. Образ насекомых воспринимается в этом констексте как предвестник апокалипсиса, разрушения, смерти, которую герои воспринимают, словно игру, как и окружающую их реальность, которая легко может обернуться против тех, кто затеял эту игру.
Всех героев книги можно объединить в группы по парам. Как это часто бывает у режиссера в фильмах, герои — это не совсем люди, они для него в чем-то пешки, воплощение его идей, и это особенно заметно в книге. Основная сюжетная линия связана с оппозицией двух групп: пожилые французские философы Аростега и Селестина и молодые американские журналисты Наоми и Натан. Старость и молодость контрастируют здесь как разные точки зрения к темам, значимым для философии Кроненберга, и ставшим основой книги: секс, идеология, пространство медиа, сфера потребления.
Название «Consumed» наиболее точно выражает главную тему, основу современного человеческого существования, которой противостоят философы: консьюмеризм, потребление. Сюжет, доведенный до абсурда в изначальном ложном посыле книги: влюбленный в жену философ съедает ее, чтобы стать с ней единым целым буквально, физически.
Вопрос о том, кто чем владеет, человек вещью, или наоборот, автором даже не ставится, все понятно и так: журналисты не могут жить без своей техники, новинок, которые они покупают в аэропортах во время перемещений по миру. Жизнь героев связана с гаджетами, без которых их, можно сказать, не существует.
Противоположностью становится образ жизни философов. В их квартире нет ничего лишнего. Но и в случае с Аростеги находится лазейка — слуховой аппарат, который меняет его отношение к реальности.
Но не все так однозначно: говоря в романе о философии потребления, Кроненберг оказывается ближе всего к бодрийяровской идее о том, что этот процесс — не только и не столько удовлетворение человеческих потребностей, сколько коммуникация, взаимодействие, социальный дискурс, «манипулирование знаками» как символами вещей.
По такой схеме живут, и встречаются, и даже занимаются сексом Натан и Наоми. Именно на таком уровне взаимодействуют ученики Аростеги — Эрве и Чейз, помешанные на 3D-принтерах и создании псевдореальности. Это третья группа персонажей, которые действуют на периферии сюжета, но, как станет заметно в финале, оказывают вполне ощутимое воздействие на основную повествовательную линию.
И, если образная система романа не вызывает никаких противоречий, т.к. вполне встраивается в философию Кроненберга-режиссера, которая выработалась у него в течение многих десятков лет, то сюжетная говорит больше о том, что книга не равна фильму, и законы построения литературного произведения не идентичны кинематографическим.
Практически в финале детективного сюжета, где на вопрос о том, что же произошло с женой философа, уже дан ответ, писатель пытается создать еще одну сюжетную линию, чтобы закончить со всеми нитями и привести роман к окончательному завершению. Воспринимается это как заминка, т.к. апокалиптический финал, на который он только намекает, остается открытым и вызывает недоумение.
Кроненберг не оставляет человечеству никакого шанса, но финал романа выглядит совершенно не органичным тому, с какой радостью и удовольствием писатель перечисляет особенности тех или иных устройств, с какой любовью вкладывает эти описания в диалоги героев.
Иронизируя над обществом потребления и одновременно разделяя восторг перед ним, писатель в какой-то момент становится похож на мимолетно упомянутого в книге безымянного вьетнамского подростка, «образец потребительского фетишизма», который выкладывает на YouTube видео, на котором распаковывает подарки. Вкладывая презрительную реплику в уста одного из главных героев, он так детально описывает этого мальчика, что, кажется, любуется им: «Он в восторге, мы можем заключить это только по его голосу и пальцам (мальчишка определенно грыз ногти от нетерпения), ведь камера ни на миг не отрывается от коробки и ее содержимого, но он к тому же мастер растягивать удовольствие, как и тысячи его зрителей. Специальным ножом для вскрытия коробок он разрежет ленту. Сначала достанет самую маленькую коробку с зарядным устройством, шнурами и руководством пользователя на нескольких языках. Аккуратно взрежет запаянные целлофановые пакетики с аккумулятором, наушниками и переходниками. И наконец, дрожащей рукой эффектно вытащит сам объект вожделения в пузырчатой упаковке, само электронное устройство, и скажет с напускным безразличием и небольшим акцентом на английском — языке консьюмеризма: “Ну вот, что у нас тут?..”».
Этот образ едва ли не ключевой в понимании как философии Кроненберга, так и его романа. Ни один из персонажей книги ничем особенно не отличается от него, и автор это тоже отлично понимает. В каком-то смысле финал романа тоже связан с ним, это закономерный финал в витке эволюции, когда люди перенесут на все, в том числе и отношения между собой, на ценностную сферу. Иными словами, в финале писатель продемонстрировал, что же произойдет с этим безымянным подростком, если он невольно заиграется.
Взяв за основу образ осиного гнезда, поселившегося в груди у жены Аростеги, дистопию в буквальном ее понимании (расположение органа, ткани или отдельных клеток в необычном для них месте), Кроненберг делает этот образ симптомом духовной болезни, поразившей цивилизацию.
Люди придут к дистопии неосознанно, но закономерно — «он как химик, соединял летучие и горючие вещества, а потом отходил в сторону и наблюдал взрыв».