Об
авторе | Юрий
Владимирович Манн — доктор филологических наук, заслуженный профессор РГГУ.
Основная сфера интересов — русская литература XIX века, теория литературы,
поэтика. Воспоминания Ю. Манна печатались в журнале «Знамя» в 2009 году (№ 5) и
в 2013 году (№ 8).
Наверное, у каждого человека бывает такое время —
неделя или больше, — которое вспоминается потом как
один день. И день очень светлый, цельный, приподнятый по настроению, хотя
ничего особенного не произошло — обыкновенная деловая поездка, именуемая на
бюрократическом языке командировкой. Вот один-два эпизода, которых
довелось наблюдать автору этих строк в Ереване и Тбилиси.
Но расскажу все по порядку. Итак, командировка в
Ереван. Время? — 1978 год, пять-шесть дней. Цель? — Участие вместе с Галиной
Белой в защите диссертации в Ереванском университете, Галина Андреевна — в
качестве приглашенного члена ученого совета; я — в качестве оппонента.
А соискательница — Елена Ашотовна
Алексанян, несмотря на молодость уже известный критик
и литературовед. О направлении научных интересов говорят уже названия ее книг:
«Константин Паустовский — новеллист», «Армян-ский реализм и опыт русской
литературы. Гоголь, Чехов. Традиции и типология», «Армянский реализм и опыт
русской литературы. Традиции Гоголя» (именно эта книга — предмет ее
предстоявшей докторской защиты) и другие. И почти всегда это связи и
взаимовлияние двух культур — армянской и русской.
Встретив меня в аэропорту, Елена Ашотовна
выразила бурную радость: «Слава Богу! Мы еще успеем на день рождения моей
лучшей подруги…». «Простите, — говорю. — Но я незнаком с Вашей лучшей подругой
и даже не знаю, как ее зовут…».
«Не вижу проблемы! — возразила Елена Ашотовна. — На такси нам ехать минут сорок, за это время, я
в этом уверена, Вы твердо выучите имя моей подруги, что же касается знакомства,
то у нас принято ходить в гости, на день рождения или свадьбу, и со своими
знакомыми и со знакомыми знакомых и т. д...»
В доме именинницы оказалось много гостей, были и люди
известные, например, уже получивший всесоюзное признание молодой прозаик Грант
Матевосян. Но лично я никого не знал, исключая Галину Белую (она приехала
раньше), — несмотря на это с первой же минуты почувствовал себя удивительно
свободно, как будто был близок со всеми с молодых лет.
За столом, насколько я мог заметить, были, помимо
армян, грузины, азербайджанцы, русские, но говорили только по-русски, наверное,
чтобы быть понятными всем и никого не обидеть.
И еще характерная деталь. Никто, даже и в виде намека,
не говорил о дружбе народов, о национальных традициях, о ведущей роли русского
народа, — не говорил того, что отдавало бы официальной риторикой. Но по
существу это ведь и было замечательное человеческое, межнациональное единение,
о котором сегодня вспоминаешь с тоскою как о невосполнимой потере.
Такую же атмосферу, такой же настрой довелось мне
ощутить в Тбилиси — я побывал здесь в 1984 году, на научной конференции,
посвященной 175-летию со дня рождения Гоголя. В московскую делегацию входили
известные ученые — Наталья Михайлова, в настоящее время заместитель директора
музея Пушкина, Владимир Енишерлов, позднее главный
редактор «Нашего наследия». Устроительницей же конференции выступала Главная
редакционная коллегия Грузии по художественному переводу и литературным
взаимосвязям (другое название — Дом Смирновых, в честь его владельцев,
родственников знаменитой Александры Осиповны Смирновой-Россет).
И докладчики, и устроители успешно справились со своей задачей, но я бы хотел
сейчас коснуться не научной стороны дела, а нескольких частных, можно сказать,
бытовых деталей.
Каждое утро в гостиницу, где мы жили, приходил солидный
мужчина, имевший, как нам сказали, титул заместителя председателя Главной
редакционной коллегии… (см. выше полное название этого учреждения). Однако заместитель — по какой части? Вы не поверите: заместитель
председателя по завтракам! Уходил он только после того, как все поедят.
И внимательно следил за тем, чтобы всех накормили обильно, качественно и никого
не обидели.
Еще одна выразительная деталь. Конференция, как я уже
сказал, была приурочена к 175-летию Гоголя. Но ровно столько же лет исполнилось
и Смирновой-Россет. В Грузии ее высоко почитали не
только потому, что ее родственники жили в Тбилиси, но и потому, что в ее жилах
текла и грузинская кровь: по линии матери она происходила из знаменитого рода
Цицишвили (Цициановых). Таким образом возник двойной
юбилей, что нашло отражение в антураже роскошного зала, в котором проходило
торжественное заседание. На сцене симметрично были укреплены два больших
одинаковых по размеру портрета — Гоголя и Смирновой-Россет.
Так выставляли обыкновенно портреты Маркса и Энгельса, а в более ранние времена
— Ленина и Сталина.
Во время заседания в зал заглянули двое, видимо,
случайные молодые люди, обратив внимание прежде всего
на портреты. Мне были слышны их реплики: «Кто это?» — «Ты что, не видишь? —
Гоголь» — «А это кто?» — «Его жена. Я, правда, подзабыл ее фамилию».
Какой неожиданный поворот событий! Судьба «бессемейного
путника», страдавшего от одиночества, от недопонимания, от холодности общения,
в одночасье была решена! Как жалко, что об этом уже никогда не узнает сам
Николай Васильевич.
И еще одна деталь, оставшаяся в памяти от пребывания в
Тбилиси. Деталь другого рода, но по-своему тоже выразительная.
Посещение музея. Контроль при входе. Молодая красивая
женщина восточного типа, надорвав мой билет, останавливает на мне свой взгляд и
с подчеркнутым вниманием произносит: «Мы вас очень любим!». Далекий от
самообольщения и не приняв это объяснение в любви на свой счет, я обернулся,
чтобы увидеть того счастливца, к которому оно относится. Оказалось, что
относится все-таки ко мне, но не индивидуально, а как к представителю того
явления, которое именовалось «пятым пунктом».
К тому времени «дело врачей» давно уже не существовало,
жесткость кампании против «сионизма» смягчена, но антисемитизм оставался в
большом ходу, тем более что он имел государственную окраску. Вот против этой
окраски и выступала неизвестная мне женщина, выражая одним свое сочувствие и
поддержку, а другим свое неприятие и осуждение. Несмотря на частную форму
выражения, это было действительно общественное действие, то, что именуют
сегодня message, Посланием. Увы, посланием,
сохранившим свою востребованность и по сей день.
