Об авторе | Эдуард Аренц родился в 1981 году в селе Татев
Сюникской области. Окончив среднюю школу в Горисе,
поступил в ЕГУ на отделение арабистики факультета востоковедения. По программе обмена
уехал учиться в Египет, где и завершил учебу в Государственном университете
Каира, на кафедре арабского языка и литературы. Магистр востоковедения, защищал
диплом по теме «Поэт Абул Ала-Маари
и поэма Аветика Исаакяна «Абул Ала-Маари». Публиковался в
таких изданиях, как «Гракан терт», «Гретерт», журналы «Гарун», «Нарцисс», «Литературная
Армения», стихи выходили в литературных антологиях «18-33. Современная
армянская поэзия», «Современные армянские молодые писатели», «Корень и свет»,
«Буквы на камнях»; и в зарубежных изданиях: России, Италии, Германии, Болгарии,
Иране, Грузии, Молдове, Албании. Автор шести поэтических сборников, обладатель
престижных литературных премий, знаток арабской поэзии, Аренц
переводит ее на армянский язык. Живет в Ереване.
*
* *
В этот красный день
ещё языческие прабабушки моей Музы
негласно решили,
что через девять месяцев
под пение бакунцовских фазанов*
должен родиться на
свет
поэт их внучки.
И так как были они набожными,
то решили:
с райского дерева
не упавшее на голову физика
последнее яблоко, —
бережно утаить под подолом моей матери...
В августе
восемьдесят первого
мой отец гнал
тутовую водку...
Перевод Гаянэ
Арутюнян
*
* *
Сегодня,
как никогда,
я начинаю
нуждаться в существовании Бога.
И, если он есть,
в этом случае
сегодня,
как никогда,
я постепенно начинаю верить
в ту святую легенду,
что его сын
был, как и я, простым человеком,
только мог оставлять под ногами
морские волны...
Хотя,
вот уже сколько лет, как
я не иду,
я бегу
по океану
Любви и Боли.
Перевод
Yana Dvorzhetsky
*
* *
Если в мире есть
что ненавидеть,
я ненавижу
покинутость.
Если в мире существуют
зимние костры,
я ненавижу
простуженность.
И если ненависть является грехом,
я ненавижу
ненависть.
Перевод Yana Dvorzhetsky
Дилемма
В зеркалах
приливов и отливов
все видятся
в одной и той же позе…
Исполнительница за
виолончелью
и беременная женщина…
*
* *
Есть такие женщины,
которые
лишившись девственности,
остаются столь же девственными…
Tакими женщинами являются
все свечи…
*
* *
Жизнь проживает
меня
со всеми моими нюансами,
а я вращаюсь вокруг неё,
словно краска —
вокруг незнакомой кисточки.
Мои полотна дырявы,
словно японская монетка,
через которую поочередно
исчезают любимые женщины,
с удаляющимся перезвоном
моих прекрасных потерь…
И мои аплодисменты
весомей меня самого.
И поэтому я собрал их
на своей ладони,
словно помятые купюры,
и храню их для конца, для смерти,
чтобы заштопать её маски,
которые однажды прохудятся,
словно мои полотна,
и я со звоном выплеснусь из них,
и жизнь продолжит проживать меня
со всеми моими нюансами…
Перевод Гургена
Баренца
Чай с чабрецом
Я и двое моих
друзей (близнецы, брат с сестрой)
были самыми шаловливыми в детском саду.
В час завтрака мы сбегали,
возвращались с опозданием,
якобы: «Мы не знали»...
Нас наказывали, конечно.
В то время как все дети
уже
спускались играть,
мы были вынуждены....
(«Без завтрака — никакого выхода во двор»).
А мы были очень послушными
и очень шаловливыми:
ели яйцо — только желток,
чай проливали...
Потом гордые-гордые спускались во двор
и объявляли,
что: «Мы съели свой Хлеб»...
В самой горячей
точке школьных каникул,
когда желток лета —
будто на позолоченных нервных волокнах и иглах
был подан уже,
мы — тринадцать внуков нашего деда,
после полудня,
с ножами-ножницами и пакетами
принаряженные,
ввысь по горному склону вламывались
в дня голубой белок,
на ритуальный конкурс по сбору чабреца...
Я всегда оказывался
позади последнего:
я бегал медленнее всех
(самым красивым бегом был мой).
Я был безумным
любителем цветов,
я проваливал весь ритуал,
исследуя разные цветы...
Перед вечером,
когда золото становилось всё дороже,
мы — словно уставшие,
но и в нетерпении
узнать результаты конкурса —
спешили вернуться домой.
Сдавали нашу «добычу»,
умывались
и подходили-строились вокруг стола,
у которого нас ждал дед.
И он красиво и
медленно
(как я бежал)
поочередно проверял наши пакеты.
Дойдя до моего, он сначала удивлялся:
там были почти сплошь гиацинты* ,
только чуть-чуть чабреца...
Потом вспоминал,
бросал взгляд на Библию,
молча улыбался,
объявляя,
что больше всего чабреца собрал я...
Я смиренно краснел.
Школу я закончил с
серебряной медалью.
*
* *
Я поэт и
бедняк,
я присматриваю за ангелами...
Фотосинтез нарцисса на фоне лакмуса
Перед сном
ангелы
читают Нарекаци
для Бога.
Летаргическое
бодрствование...
Магдалина
Верни мне камни,
которые я бросил в тебя:
в стенах моей спальни есть щели
пустующие...
*
* *
Ты и сам отлично
понимаешь,
что нынче
непрекрасны времена,
и времена года
не так уж благоприятны,
для наилучшего перевода...
Но ты...
благоухай
и в языках самостоятельного ангела
не спотыкайся так,
тебе не идёт
в своих любовях деепричастное покаяние...
Перевод Анаит Татевосян
Молитва
Ты снишься Господу
во сне:
два собеседника пред ним —
взмах твоей кисти и птица ведут свой монолог…
Несостоявшийся отпуск
И ещё внезапно,
играя в прятки, —
когда
четырнадцатилетний подросток
собственный гроб находит
на чердаке…
Это место,
возникшее из игр
судьбы,
и это нежаркое апрельское лето
из его опалённого и палящего детства…
Ну и что ж ему
делать?
Войти ли туда? Спрятаться?
Скрыться?
Перевод Лилит Меликсетян
С. 10
* «Фазан» — одна из лучших
новелл замечательного прозаика Акселя Бакунца
(Александра Степановича Тевосяна, 1899–1937).
С. 13
* Гиацинт — символ
воскресения.
