Истоки

Дмитрий Жуков, Иван Ковтун. Антисемитская пропаганда на оккупированных территориях РСФСР, 1941–1944 гг. — Ростов-на-Дону: Феникс, 2015.

 

Тема, поднятая в этой книге, сегодня волнует меня не только потому, что касается евреев. Когда страна прикажет быть евреем, как известно, евреем становится любой — острие пропаганды в любой момент может быть направлено против любого народа. За примерами далеко ходить не будем: вот уже почти два года из всех официальных СМИ льются помои на жителей сопредельной страны, где власть будто бы захватили фашисты. Вот почему интересно знать, откуда что взялось.

Полигоном для отработки разжигающих ненависть методик всегда служила антисемитская пропаганда, а высших достижений в ней достигли нацисты. Пропаганда была столпом гитлеровского режима. Третьему рейху удалось здесь достичь невероятных успехов: миллионы немцев были убеждены в необходимости войны, и еще миллионы стали антисемитами. Призыв к физическому уничтожению евреев не просто открыто звучал — он находил понимание у многих. В числе этих многих в сороковые годы оказались и наши соотечественники, в чьих душах антисемитская пропаганда нацистов оставила глубокий след. Этот след легко обнаружить и сегодня, набрав в любой поисковой системе слово «еврей» — сразу вляпаетесь в антисемитские сайты, которых великое множество; зайдя в любой книжный магазин — литература соответствующей направленности всегда в наличии; да и просто открыв новостную ленту — там вечно кто-нибудь, сейчас вот Греция, стал жертвой «мирового сионистского заговора».

Не секрет, что национал-социализм имел один из истоков в России — царской России. Да, расовый антисемитизм родился в Мюнхене, но некоторые его постулаты были позаимствованы у идеологов российского черносотенного движения. Не кем иным, как русскими эмигрантами выполнен перевод на немецкий фальшивки под названием «Протоколы сионских мудрецов», на которую ссылался Гитлер, которую цитировал Геббельс, она впоследствии издавалась в виде брошюры на оккупированных территориях, изучалась в школах, отрывки из нее печатались в оккупационных газетах. Так, — пишут Жуков и Ковтун, — к старой германской идее приобретения «жизненного пространства на Востоке» добавилась цель противостояния химере «мирового заговора евреев», который якобы и инициировал русскую революцию. Или, как еще острее высказался Конрад Гейден, «мрачное кровавое русское юдофобство пропитало более благодушный немецкий антисемитизм».

Дальше — больше. Нацисты увязали «красную опасность» с евреями, выдумали концепцию «еврейского большевизма», и в этом им от всей души помогли эмигранты-черносотенцы. С началом войны они предложили услуги гитлеровским пропагандистским структурам, благодаря им вернулись на родину, где с успехом разжигали ненависть к евреям и обосновывали необходимость убийств. «Бей жидов — спасай Россию!» — это их творчество. Или вот еще — «Бери хворостину — гони жида в Палестину!». Текст послед-ней листовки был позаимствован из погромного листка «В Москву», издававшегося в восемнадцатом году в Добровольческой армии. Такие вот сообщающиеся сосуды.

Семена ненависти дали страшные всходы. Странные сближения гитлеровской и советской пропаганды ярко проявились во время войны. И та и другая в 1942 году обеспокоились «засильем евреев» в советской литературе и искусстве. Только нацистские пропагандисты возмущались открыто, в оккупационных газетах, а большевистские — тайно, в партийных директивах. Документы об этом готовились при непосредственном участии приближенных к вождю сановников — Александра Щербакова, Георгия Александрова, — заменивших истребленных Сталиным «интернационалистов». Они, по всей видимости, выражали чаяния немалой национал-большевистской среды (Михаил Агурский — что тут значит это имя?), пополнившейся перед войной за счет внушительного числа бывших членов Союза русского народа.

К подготовке оккупационных газет привлекались не одни только представители первой волны эмиграции, известные своим непримиримым отношением к советской власти вкупе с радикальным антисемитизмом. Оказывается, каждый четвертый из числа глашатаев ненависти, по подсчетам авторов книги, в прошлом был советским профессиональным журналистом. В редакцию псковской газеты «За Родину» вошли практически все бывшие сотрудники довоенного «Псковского колхозника». Всей оккупационной прессой Смоленска руководил бывший «комсомольский поэт» Константин Долгоненков, в 1934 году написавший донос на Твардовского, из-за чего будущего советского классика не приняли в Смоленский пединститут. «Двадцать пять лет жиды “лупили нас”, двадцать пять лет жиды терзали и мучили русский народ, — писал Долгоненков. — Кончено!.. Там, где они еще продолжают мучить народ, рано или поздно крикнут: “Лупи их!”»

Под руководством бывшего секретаря райкома партии, впоследствии бригадного комиссара Жиленкова выпускалась газета «Родина» со всеми ее антисемитскими пассажами. Жиленков входил в ближайшее окружение генерала Власова. Последние годы о нем пишут много хорошего и то, в частности, что он будто бы вовсе не был антисемитом. Как же тогда быть с сохранившимися в оккупационной печати и листовках сентенциями Власова, высказанными им в поездке по тылу группы армий «Север» (май 1943 года)? Такими, например — «Плодами революции воспользовались только жиды, которые систематически высасывали жизненные соки из нашего народа с целью захвата власти над всем миром»… Размах так называемого «власовского движения» часто преувеличивался, и, как справедливо замечено авторами книги, до конца 1944 года оно фактически оставалось фикцией, продуктом пропагандистского аппарата вермахта. Но пропаганда от его имени и с непосредственным участием генерала Власова все это время велась вовсю.

Повторенная генералом идея всемирного еврейского заговора — один из популярнейших мифов нацистской пропаганды. Чаще всего он сопровождался рассуждениями о единстве большевиков и «западных плутократов». «Всем, конечно, понятно, ради чьих интересов ведут войну Соединенные Штаты, — писала псковская газета “За Родину”. — Они ведут ее за установление жидовского мирового владычества!» А дальше о том, как «жиды систематически маскируют свою власть. В России они действуют под оболочкой коммунизма, в Англии, Америке они ярые капиталисты»…

Правда, понятно, никого не интересовала. Иначе пришлось бы объяснять, почему в США при том же Рузвельте принимали законы, ограничивавшие въезд еврейских беженцев из Рейха, и скрывали информацию о масштабах уничтожения евреев под предлогом невозможности ее достоверного подтверждения, что было заведомой ложью. И это лишь подтверждало правоту Хаима Вейцмана, будущего первого президента Израиля, заметившего: «Все народы можно разделить на две категории: тех, кто изгонял евреев, и тех, кто не впускал их к себе».

Был еще один сорт пропагандистов. Борис Андреевич Филистинский (1905—1991), с осени 1941 — сотрудник оккупационной полиции, каратель, лично участвовавший в массовых убийствах, автор многочисленных статей в псковской газете «За Родину». В своих антисемитских творениях был особо изобретателен — не просто вопил, как другие, о «жидобольшевиках», а изобличал «еврейскую бездарность» в науке, «еврейскую жестокость» в НКВД, всегда подбирал «убедительные» примеры. Во всем этом, видно, было много личного… В 1936 году его по доносу осудили по 58-й статье за «антисовет-скую агитацию» на пять лет. Вот обнародованные историком Борисом Ковалевым выдержки из его последнего слова: «Врагом советской власти я никогда не был. Антисоветскую работу не вел. Я признаю, что занимался антисоветской болтовней. Но без всякого умысла. Сейчас я понял, какой вред был из моих высказываний. Мне очень стыдно». А вот «болтовня», за которую его посадили: хвалил Гитлера, говорил, что в советском правительстве, «за исключением Ворошилова, нет русских людей». Из этого случая не следует делать вывод о том, что в довоенные годы судили за антисемитизм. «Антисемитские» процессы случались, по свидетельству изучавшего архивные материалы Аркадия Ваксберга, только если антисемиты говорили о засилье евреев в советском руководстве. Этим объяснялась и закрытость такого рода процессов.

Еще один миф — евреи виноваты во всех бедах России, от свержения монархии до развязывания Второй мировой войны. Незадолго до того советские газеты обвиняли оппозицию, в которой было много евреев, в «контрреволюции», и в сознании обывателя слово «троцкист» означало «еврей». Теперь же евреи объявлялись виновниками революции. «За все на евреев найдется судья. За живость. За ум. За сутулость. За то, что еврейка стреляла в вождя. За то, что она промахнулась» (Игорь Губерман)…

Мысль, что советская власть — власть чисто еврейская, населению оккупированных территорий внушали самыми разнообразными способами. Читателям орловской газеты «Речь», например, предлагалось отгадать загадку: «Когда за столом сидят шесть наркомов, что находится под столом?» Ответ следовал такой: «Двенадцать колен израилевых»; «Народный юмор — крепкое оружие против евреев и большевиков» — так назывался объявленный в Смоленске конкурс, в рамках этой акции в газете «Колокол» разместили частушки: «Все жиды, да все жиды, / не податься никуды. / Жид заведует в колхозе, / мужик роется в навозе…».

Все советское правительство — сплошь евреи, уверяли оккупационные газеты. Правда, Сталина никак нельзя было к ним отнести, поэтому надо было выдумать что-то еще, и постоянным персонажем антисемитской пропаганды стал Каганович, обратить внимание на которого потребовал сам Геббельс. Перед журналистами-коллаборационистами поставили задачу раскручивать миф, что Каганович манипулировал Сталиным, как марионеткой. Они старались. Как пример «еврейского засилья» придумали «династию Кагановичей», состоящую из шести братьев, и все — на наркомовских постах. Еще придумали, будто Сталин был женат на дочери Кагановича Розе. У Кагановича не было дочери Розы, а брат-нарком действительно был. Нарком авиационной промышленности Михаил Каганович перед войной был снят с поста, обвинен в «контрреволюционной деятельности» и застрелился.

Все чекисты, разумеется, тоже евреи в нацистской пропаганде — пропагандисты старательно рисовали образ «еврея из НКВД», палача. Антисемитскую кампанию развернули и вокруг катынских событий. Убийство двадцати двух тысяч польских офицеров, совершенного чекистами по указанию советского правительства в 1940 году в катын-ском лесу под Смоленском, по личному распоряжению Гитлера было объявлено делом «еврейских работников ГПУ».

И в коллективизации, и в гонениях на церковь винили «евреев-большевиков». «Пришел жид… Властно сказал: — предрассудки… Поповские сказки… Опиум для народа», — это генерал Петр Краснов опубликовал в журнале «На казачьем посту». «Милосердный Господь в лице благороднейшей личности Адольфа Гитлера дал спасение церкви и избавление от жидовского ига православному русскому народу», — а это уже архиепископ Острогожский и Валуйский Алексий, в газете «Острогожский листок». В военной поэзии возник даже антисемитский поэтический жанр — погромная лирика: «Абрамчикам пришел капут — / Абрамчики в Сибирь бегут»…

Секрет успеха антисемитской пропаганды — в ее тотальности, неотвратимости. От нее нельзя было увернуться, это обеспечивала густая сеть средств массовой информации, действовавших как бы от имени «освобожденного от большевизма народа», всего 450 наименований. Казалось бы, немного, но тиражи некоторых газет достигали полумиллиона, как, например, упоминавшейся здесь газеты «За Родину», выходившей в Пскове, Риге, Ревеле, Виндаве. На оккупированных территориях немцев поразило, что при общей скудости технического оснащения в каждой деревне почти каждый дом был подключен к проводной радиотрансляционной сети. Естественно, они немедленно начали радиовещание. Плюс наглядная агитация: «Кто залил вашу землю кровью и слезами и принес вам голод? — вопрошал один из плакатов с карикатурным изображением семитского лица, вписанного в желтую шестиконечную звезду. — Кто захватил себе лучшие жилища? Кто работал меньше всех, а жрал всегда сытно и обильно?» В книге приведена цитата из документа министерства пропаганды — Смоленск или Харьков (как это — в документе неясно, какой именно город?) «во время немецкой оккупации были настолько облеплены плакатами, как это имело место у нас в период борьбы на выборах».

Во-вторых, все это легко проникало в сознание людей, которые с самого детства, из поколения в поколение, слышали в семье или на улице нечто подобное. Надо было лишь объяснить им, что ничего постыдного в таких разговорах нет. Ведь, как писала все та же газета «За Родину», «никаких иллюзий относительно нравственной сути евреев не питали и наши величайшие писатели — Пушкин («Скупой рыцарь»), Гоголь («Тарас Бульба»), Тургенев («Жид»), Лесков («Запечатленный ангел»). Особенно любили цитировать Достоевского, избранные места из «Дневника писателя».

В расчете на аудиторию не слишком грамотную использовали другой язык. Листовка с лозунгом «Бей жида-политрука, рожа просит кирпича!» была отпечатана в сентябре 1941 года тиражом 160 млн экземпляров. В одну агитационную авиабомбу вмещалось до 75 тысяч листовок. На оборотной стороне был помещен «пропуск»: «Предъявитель сего, не желая бессмысленного кровопролития за интересы жидов и комиссаров, оставляет побежденную Красную армию и переходит на сторону Германских Вооруженных Сил. Немецкие офицеры и солдаты окажут перешедшему хороший прием, накормят его и устроят на работу».

Дело даже не в том, что какое-то, пусть и небольшое число из почти пяти миллионов советских военнопленных воспользовались этим пропуском. Вернувшиеся с фронта тоже не избежали заразы: «Демобилизованные из армии раненые... открыто говорят, что евреи уклоняются от войны, сидят по тылам на тепленьких местечках... Я был свидетелем, как евреев выгоняли из очередей, избивали, даже женщин, те же безногие калеки», — это из письма редактору «Красной звезды» Д.И. Ортенбергу от автора романа «Порт Артур» А.Н. Степанова. Авторы опровергают эти измышления нацистской пропаганды, приводя цифры: в годы Великой Отечественной войны больше 500 тысяч советских евреев воевали в составе Красной армии, из них 198 тысяч погибли.

После войны, перефразируя ахматовские слова, две России глянули в глаза друг другу после освобождения той из них, что была под немцами. На оккупированной территории довольно-таки долго жили советские люди, и было тех людей никак не меньше семидесяти миллионов. Некоторые из приобретенных ими за это время болезней оказались заразны и передались остальным ста миллионам? Как свидетельствует Илья Альтман, изучивший материалы суда над членами Еврейского антифашистского комитета, подсудимых больше всего шокировало то, что следователи разговаривали с ними языком наци-стов, почти дословно повторяя те обвинения против евреев, которые выдвигали нацистские и коллаборационистские пропагандисты.

Заимствования у гитлеровской пропаганды в конце сороковых заметны невооруженным глазом — я имею в виду кампанию по раскрытию псевдонимов, начавшуюся 28 января 1949 года с редакционной статьи «Правды» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Из книги Д. Жукова и И. Ковтуна видно, что «срывание масок» было излюбленным занятием пропагандистов-коллаборационистов. «Жидовство, вставшее во главе русских революционных сил, — умело маскировалось — вме-сто Бронштейна писали и говорили — Троцкий, вместо Апфельбаума — Зиновьев, вместо Розенфельда — Каменев» (все та же газета «За Родину»).

С тех пор как ближневосточная политика Сталина и его преемников превратилась в антиизраильскую, в стране началась и больше уже не прекращалась борьба с сиони-змом. Шла она, как водится, по принципу, позже сформулированному Мартином Лютером Кингом: «Когда люди критикуют сионистов, они имеют в виду евреев». Приведу поразивший меня пример. В 1973 году в СССР был снят документальный фильм «Тайное и явное (Цели и деяния сионистов)». Представьте, Жуков и Ковтун обнаружили в нем заимствования из немецкой киноагитки 1940 года «Вечный жид», где евреи изображались как паразиты: «Они разносят болезни», «Они безобразны, трусливы и ходят стаями». В подтверждение сказанного использовались кадры, снятые в варшавском гетто. Советские пропагандисты не погнушались их использовать, прекрасно сознавая, что люди на этих кадрах были поголовно уничтожены нацистами. В обеих картинах демонстрировалась карта мира, опутанная паутиной «еврейских олигархических кланов», классическое искусство противопоставлялось созданному евреями «дегенеративному авангарду». Правда, в советском фильме, в отличие от немецкого, не нашлось места речи Гитлера об «уничтожении еврейской расы в Европе». Ее заменили на более или менее подходящие случаю цитаты из Ленина и Маркса, разумеется, вырванные из контекста.

Фильм демонстрировался на закрытых кинопоказах для партийных пропагандистов. Среди тех, кто поощрял такое, возможно, были высокопоставленные аппаратчики, лично знакомые с образцами нацистской пропаганды. Исследователь Николай Митрохин, проводивший опрос доживших до наших дней цековцев брежневских лет, с удивлением обнаружил следующее. Двое из них оказались детьми служивших при немцах старост, и анкетный недостаток биографии («пребывание на оккупированной территории») нисколько не помешал их карьере. Один признался, что в детстве знал в лицо по портретам гитлеровских главарей не хуже, чем членов современного ему политбюро.

Послевоенная судьба нацистских пропагандистов также часто складывалась вполне удачно. Тот же Филистинский, более известный как Борис Филиппов, сумел после войны перебраться в США, в шестидесятые-семидесятые годы был профессором Американского университета в Вашингтоне. По воспоминаниям известных мне людей, это милый интеллигентный человек, непременный участник всех эмигрантских посиделок. Его прошлым никто особо не интересовался, а он особо не афишировал. Мой добрый знакомый не раз получал от него в подарок книги Гумилева, Ахматовой и, подумать только, Мандельштама и Пастернака, изданные под его редакцией. С теплыми дарственными надписями. Умер он в своей постели, как и многие другие нацистские пропагандисты из числа наших соотечественников.