Татьяна Марьина. Сага о дороге. — Кострома: Областная типография
им. М. Горького, 2014
Татьяна
Марьина — автор, на которого еще несколько лет назад обратила внимание
редакция, опубликовав две ее зарисовки — «Университеты русской Швейцарии»
(2010, № 6) и «Франция, Япония, Кострома» (2011, № 9). Со временем зарисовки
приросли новыми размышления автора и стали полноценной повестью с названием
«Сага о дороге», вышедшей тиражом всего в 250 экземпляров! Здесь бы разругаться
на недальновидного издателя, ну да ладно. Во-первых: кому из нас хочется
ругаться; во-вторых, поймем экономного и осторожного товарища, от которого даже
весьма удивительные и талантливые вещи иногда убегают. Ведь, думаю, немало ему
пустых раковин приходится вскрыть, перед тем как на глаза явится жемчужина. Да
ведь и «писателей у нас много, а читателей почти не осталось», — заметил
однажды Борхес.
Писателей действительно достаточно:
иной раз сидишь и думаешь: а что бы из наплывшего обилия для души почитать?
Верная шутка о том, что в магазине выбор большой, а купить нечего, —
безоговорочно подходит и к книжным магазинам.
Но очерки о путешествии по родному
краю Татьяны Марьиной — не простое повест-вование о том, как герои, преодолевая
всевозможные препятствия, добираются из пункта А в
пункт В, а полижанровое произведение, в котором
хватает и философских рассуждений, и лирических отступлений, уводящих читателя
в историю нашей страны; серьезных разговоров о науке, об искусстве; мемуаров;
вкраплений статей, повествующих о необычных людях нашей Родины. Раздумья здесь
— в каждой главе, они — главные герои, которые движутся и меняются.
Этот традиционный ход — жанр
сентиментального путешествия, который на русскую почву принес А.Н. Радищев,
добавив к английской традиции политический радикализм. Татьяна Марьина
продолжает радищевскую тему, но мягче и философичнее.
Повесть названа по последней главе
из шестнадцати, в ней представленных. Главы законченные, самодостаточные,
напоминают сборник очерков, где имя книге дается по одному из лучших текстов
или по объединяющим весь цикл. Здесь принцип в
точности тот же. Начинается она с «Раздумий на Сусанинском
тракте». Здесь героиня пытается осмыслить свой путь из дремучего леса
российской глубинки в искусство и науку.
Из второстепенных героев в памяти
остаются неунывающий, всегда готовый прийти на помощь кому надо и не надо
математик француз Овик и поэт-самородок из глубинки
Сергей Потехин, который «не то чтобы к изданию своих книг, но и даже просто к
сохранению стихов не прикладывает никакого усилия».
А из наиболее запоминающихся
эпизодов — в первую очередь, конечно же, сама дорога, но не метафорическая, о
которой говорилось вначале, а та то узкая, то широкая, то песчаная, то заасфальтированая, в грязи после дождя, — русская дорога:
«...и пошла я в Макарьев пешком, сочтя, что лучше уж топать всю ночь, чем
ожидать на берегу чуда. Сбиться с дороги
тут нельзя: асфальтированная дорога до Макарьева — одна, вот только не подумала
я, что до города пятьдесят километров... Впрочем, тогда мне было все равно. В
пути я попала в грозу». Или, например: «...и автобусов уже не было. Надо было
ждать утра. Ждать утра с голодными детьми было проблематично — их надо было или
кормить, или занять делом. И, со слов кассирши вокзала, что до «нашей» деревни
восемнадцать километров по хорошей асфальтовой дороге, совместно с детьми — в
душе вечными туристами — мы решили заняться делом: пройти эти восемнадцать
километров пешком. Всех наших приключений в эту осеннюю темную и дождливую ночь
здесь описывать неуместно. Скажу лишь, что кассирша ошиблась: расстояние было в
двадцать пять километров». И это не говоря еще о встрече с медведем и прочих
сюрпризах!
Много в повести и смешных моментов.
Например, вот Овик приглашает свою еще новую
знакомую, совсем робкую героиню повести, Лувр посмотреть: «А мне он говорил:
“Когда будете во Франции”... Смешно, да? Как это я смогу быть во Франции?! Но Овик считал, что нет ничего невозможного, и настаивал:
“Когда будете во Франции, посмотрите, Таня, Лувр...”.
...мне при этом слышалось: когда
будете, Таня, в Буе... Буй-то для меня более реален, и командировку в Буйский сельхозтехникум дважды в год мне оплачивает
академия. Я к матери в Мантуровский район два года
подряд выбраться не могу, не потому что нет времени, а потому что нет денег.
“Когда будете во Франции, посмотрите,
Таня, Лувр...”»
С юмором автор описывает и острые
ситуации. Например, героине пришлось оставить детей дома одних, на «первом
криминальном» этаже, но дети-то не промах: «— Мы здесь так за тебя переживали и
волновались. Как ты ночью по лесу пойдешь из Костромы... Я все плакала,
плакала... Без тебя так страшно было. Там за дверью всякие наркоманы матом
ругаются. Мы тебя ждать устали и уснуть не можем. И тогда я стала играть на
пианино. Когда я заиграла свой любимый “Гимн России”, там за дверями мне стали
подпевать. Я тогда громче стала играть, а они громче запели. Такие милые...
Может, и не наркоманы?»
Уделяется в повести внимание проблемам как родного края, так и вообще провинции.
Затрагиваются они, все так же шутя, живо, иногда задорно — этаким народным языком:
«...маленький районный городишко Ярославской области Мышкин имеет восемь
музеев. Туда даже дороги нет, надо на пароме переплавляться, и туристические
автобусы по часу ждут на пристани очереди. И музей Мыши придумали, и музей
Водки, и традиционные — народные ремесла и быт... Ну, какое там производство в
этом Мышкине? А жить-то надо! Делают деньги из воздуха. А у Костромы — такая
история, такая архитектура, сколько известных земляков...». Как же остановиться
в цитировании…
«Сагу о дороге» нельзя назвать
повестью в классическом ее понимании. Скорее, это синтез путевых заметок о
родном крае, рассказов о тяжелых годах в двух alma mater и философских рассуждений. «А мне не интересно читать
про события, происходящие на переделкинских дачах,
потому что для меня эти события — из пальца высосанные, как бы высоко художественно они ни были сварганены. Мне бы их
проблемы! А на мои проблемы вы смотрите через лорнет высокомерия, заметив лишь,
что накарябано сие неумело и не профессионально»...
Татьяна Марьина, если сначала еще
пытается удерживать интерес читателя присутствием симпатичных героев Овика и настоящей восточной женщины Киоко,
которая «...стала отвечать на мат с сожалением и сочувствием к человеку,
посмевшему осквернить свои уста одним только словом: — Не художник...», и
разного рода приемами, напоминающими нам, что это живой литературный язык, то
ближе к концу, когда читателя должно бы совсем увлечь, читать факты и цифры
становилось все сложнее, да и полюбившиеся герои канули в Лету. Они вернутся,
но через сколько еще страниц, а пока повесть ушла-таки
в журналистику глухой провинции: все больше и больше места автор стал отводить
актуальным для села и для советов местного самоуправления наболевшим проблемам.
И совершенно точными становятся
слова героини о жизни касательно повести: «...ни риска, ни хождения по острию
ножа, ни глобальных задач, ни удачных решений — ничего того, о чем с
удовольствием читается в книгах...», но тем не менее —
перед нами качественный разножанровый синтез,
достойный внимания.
