Об авторе | Инна Львовна Лиснянская (1928–2014) —
была постоянным автором «Знамени». Писала не только стихи, но и прозу. Лауреат
премий журнала «Знамя», Государственной премии (1998), премии Александра
Солженицына (1999), премии «Поэт» (2009). Последняя прижизненная публикация в
«Знамени» — № 6, 2013. Здесь представлены стихи разных лет. Публикация Елены
Макаровой.
Нешуточное
Жизнь прожита. За спиною пески и булыжники,
Гравий, асфальт и ракушки, и травы, и мхи.
Спину мне жжёт, и я думаю: словно горчичники
К ней прилепились проступки мои и грехи.
Нет ни лекарств, ни молитв, чтобы снять это жжение,
Хоть и лечусь, и молюсь, и казнюсь, и винюсь.
Но утешение есть и в моём положении:
Противней, сковород ада уже не боюсь.
* * *
Посмеюсь над собой,
Посмеюсь над судьбой,
Посмеюсь и сознаньем упьюсь,
Что уже ничего не боюсь, —
Ни сумы, ни тюрьмы,
Ни смирительной тьмы
Тех клеймёных больничных рубах...
Слишком долго точил меня страх,
Чтоб угрюмою быть,
Чтоб лица не умыть
Свежим смехом, как свежей водой,
Свежим смехом над свежей бедой.
* * *
Вот до каких мы дожили времён:
Пустыня льда безумнее пустыни
Пылающей. И каждый повреждён
В уме. Рыбарь устроился на льдине
Дрейфующей. Спасатель МЧС
Крадёт улов. Души температура
Ниже нуля, — ко мне взамен словес
В бреду приходит аббревиатура.
России ужасы смакуют СМИ.
Апрель оделся в снежные хламиды.
Мольба заледенела: о, возьми
Язычницу в сады Семирамиды,
В плен вавилонский. В слове не ловча,
Там обрету подвижность и затеплю
Свечу. Звездою станет та свеча
Молитвенной за воду и за землю
Родимую, живущую в урон
Самой себе. Нет бреда безотрадней, —
Мы дожили до мстительных времён,
Иль времена — до нас, что вероятней.
* * *
Когда-нибудь да надо умирать,
Поэтому не надо горевать,
А надо всех ушедших помянуть,
Всех остающихся благословить,
Смерть означает в будущее путь,
А жизнь — с былым связующую нить.
Ночной
вальс
Эта бабочка в летнем саду —
пропадает,
совсем пропадает.
Эта женщина в тихом бреду —
увядает,
опять увядает.
Почему так кружат фонари,
словно шарики в цирке зеркальном?
Раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два три…
Это бабочкин выход прощальный.
То на ёлку присядет,
вздохнёт.
То опять в пляс припустится —
к свету…
Ты звонил:
раз-два-три,
раз и два,
только раз.
А теперь не зови — не приеду.
Гравюра
То ли берёза под снегом скрипит,
то ли где-то ворона каркнула.
Я сижу за столом на кухне
Почти что за партой.
Рыжий кот на окне —
сегодня он медной расцветки.
Смотрит на
чёрно-белый мир в феврале,
или просто на ветку.
Я читаю толстую книгу
про древний народ,
как они воевали, жили…
Матвей Петрович щурится
на золотой переплёт.
И, наверное, тоже по буквам читает:
Би-бли-я.
Снова снег полосами пошёл.
Кофе чёрный в бокале стынет.
Тишина…
Только ветка качнулась.
Но кот уже спит. Ему хорошо.
Он сегодня — почти что лев
При блаженном Иерониме.
* * *
Бабушки задумались…
Обо мне, наверное.
Хоть слывёт заумною,
Дело, видно, скверное.
Волосы взъерошены,
Под глазами вмятины.
Хочет быть хорошею,
Да опять — никак вот нет.
Отвернулась грустная —
С левой фотокарточки.
Ну, а с правой — мучает:
Не зазря хоть нянчила?
Оттого насупилась,
И глядит неласково.
Мало внучка луплена,
Да нельзя на Пасху-то.
И яйцо с наклейками,
И конфета плавится…
Крепкой колыбелькою
Вся земля качается.
* * *
Затеваю запевочки.
Будто я молода.
Будто мальчики-девочки
Не ушли навсегда.
Не седы одуванчики,
Не завял иван-чай,
И спешат к тебе мальчики —
Выходи и встречай.
Клейки листья апрельские,
К ним сегодня приклей
Сновидения детские
И церковный елей.
* * *
Я сомнамбула. Практически
Сплю с открытыми очами
И брожу сомнамбулически
Полнолунными ночами.
Говорят, брожу вдоль пропасти,
С крыши двигаюсь на крышу.
Для меня всё это новости,
Я впервые это слышу.
* * *
О том, что я живу не на луне,
Узнала я под утречко во сне.
О том, что не нуждаюсь я ни в ком,
Узнаю я сегодня вечерком,
А в чём моя весёлая беда,
Уже я не узнаю никогда.
* * *
Дождь января на Святой земле.
Я на ногах, бедуин в седле.
Все на своих местах.
Хайфа портовая, нет, не спит,
На сновидения есть лимит,
Если живёшь в горах.
Море и горы — такой расклад.
Что ни скажу я — всё невпопад.
Жизнь со смертью играют вничью.
А бедуина здесь вовсе нет.
Пусть, раскрывая грозы секрет,
Дождь говорит, а я помолчу.
* * *
Израиль. Дождь. Зима.
Холодные дома —
Без отопленья.
Не выручит никто,
Сидим с тобой в пальто
И ёжимся от лени.
Пропылесосить бы
Задворки несудьбы.
Подвигаться бы малость.
Но сиднем мы сидим, —
Мы на земле гостим,
А холод — это шалость.
* * *
При температуре
Большого ума
Всё в полном ажуре —
Зима как зима.
Всё в полном комфорте.
Душа не болит.
На слабой конфорке
Кофейник пыхтит.
