Вячеслав Воздвиженский

Николай Беляев. Голоса расстояний

Расстояния как судьба

Николай Беляев. Голоса расстояний. Стихи последних лет. — Красноярск, 1998. — 100 с.

У автора этой книги свои отношения с расстояниями. Окончив в давние уже годы геологический факультет в Казани, он прошел с экспедициями отмеренную ему долю Восточной Сибири. Отсчитав обратно те же тысячи километров, он возвратился в Казань, стал там журналистом, отцом семейства, профессиональным литератором. Издал семь поэтических книг. И, казалось, обрел свое место в земных временах и пространствах. Судьба судила иначе. Она не баловала Николая Беляева — нелегок хлеб русского поэта в автономном Татарстане — и в конце концов выдала ему новую подорожную. В начале 90-х он обменял казанскую квартиру на дом с подворьем во владимирском селе Ворше, — подальше от созревшего в республике (то ли как плод, то ли как опухоль) суверенитета.

Новые расстояния, от Казани до Владимирщины, — новый круг поэтических суждений. До них дошло не сразу; земля не оделяет гонораром, надо было пахать — скорее в прямом, чем в переносном смысле. Не вдруг Н. Беляев снова взялся за перо, а когда взялся, — расстояния опять заявили о себе: книга новых стихов вышла за тысячи километров от тех мест, где писалась, — там, откуда начинался путь автора, в Сибири.

Новую книгу поэта не назовешь ровной ни по жанрам, ни по уровню стиха. И все же главное в ней — непосредственно выраженное размышление. Открытое движение мысли всегда определяло у Н. Беляева поэтическую структуру. Может быть, мысль его сама по себе не так уж нова. (Да и кто среди нас способен на действительно новую мысль.) Но он почти всегда находит свой способ ее выразить. Ему помогает в этом и свободная, не скованная обязательным размером, а иногда и рифмой форма. В основе ее обычно интонации и синтаксис будничной речи. Самый невыигрышный для поэта путь — прямые суждения о жизни, об окружающем мире. Н. Беляев их не минует. Иногда они получают вид стилизованного диалога (“Орфей и философ”), иногда это как бы запись разговора или непритязательный авторский монолог.

Гораздо лучше, когда мысль “упакована” в лирический сюжет, жизненное наблюдение. Недавно народившиеся крольчата — те самые, которых реально разводит на своем новом подворье вчерашний горожанин Беляев, — становятся “персонажами” стихотворения о таинственной силе, заложенной Природой в живом существе. Она не названа прямо, автор говорит всего лишь о “пружинке”, подбрасывающей крольчонка изнутри, — но в этом и достоинство стихотворения.

В стихах последних лет у Н. Беляева обострился вкус к поэтической игре словом. Отсюда такие словесно-образные находки, как стихи про Очанью, адресат которых легко угадывается, — или обращенное к ласточке “Ваше Летящество”.

...Куры-лепуры и гуси-лепуси,
Ку-карекурчатый, ярый Лепух, —

— это о детях, лепящих в мастерской из глины что им воображение подскажет. Во взгляде поэта не просто умиление — это умудренный прожитыми годами взгляд. Глядя на “лепятишек ораву”, он видит, как в новой человеческой поросли повторяется вечная, врожденная тяга к творчеству и добру.

Новые стихи Н. Беляева — плод зрелой и часто горькой мысли. Казань и ее пределы были землей, где он и духовно, поэтическим сознанием, и биографически, своей человеческой судьбой, приобщился к тому взаимопроникновению, совместному существованию культур, обычаев, национальных характеров, тому скрещению судеб, которыми был — да и остается — отмечен этот край.

...И славной татарочкой, другом, Женой Мне сын ясноглазый дарован, —

— это из старых стихов. Новые, увы, горше:

Казалось, что отравлен воздух сам,
Пропитан визгом бешеных амбиций.
И я покинул суверенную Казань,
Больной, любимый город, улицы и
лица.

(Покинул — с тою же навек найденной “славной татарочкой”, с повзрослевшим сыном, — а еще одной ясноглазой предстояло взрослеть уже на Владимирщине...)

Не знаю, жалеют ли в столице суверенного Татарстана, что их оставил Николай Беляев, но другого такого у них уже не будет. Он не унес в душе, в поэтическом сознании и тени враждебности к народу Татарстана, к людям не ставшей для него далекой земли. Можно привести в пример многие стихотворения. Назову лишь одно — “Казань-город на костях стоит”. Поэт вспоминает, как вырос “за тем мостом, где татарская слобода”, как стучал там деревянным протезом Ахмет, потерявший ногу на общей войне.

В память мою, как в подтаявший снег, Та деревяшка впечатала след,
Вздох, подытоживший песню и смех:
— Поровну горя хватило на всех...  

Пожалуй, новый сборник Николая Беляева все же ослабляют неожиданные, неорганичные для него публицистические высказывания (иначе не назовешь) в стихах. Упреки сегодняшнему социальному бытию России, его всем очевидным порокам стали общим местом, — и нового ни по мысли, ни по словесному ее озвучиванию Н. Беляев тут не сказал. К счастью, это всего лишь не слишком пространные стихотворные реплики, — и их не так много.

Расстояния, наверное, с годами все труднее даются человеку. Поэзии, как выяснилось, они не во вред, способны служить ей все новой пищей.

Вячеслав Воздвиженский