Арсений Замостьянов

Избранные сочинения графа Хвостова

Камер-фрейлина ее величества граф Хвостов

Избранные сочинения графа Хвостова. М.: Совпадение, 1997. — 94 с.

Графа Хвостова русская литература не забывала никогда. Подобно Баркову, он является старинной легендой отечественной словесности, и если легендарный Барков стал собирательным образом поэта — автора скабрезных, игривых виршей, то граф Хвостов — таким же собирательным образом поэта-графомана. Баркова наконец издали, условились считать приписываемое ему лишь приписываемым, и пытливый читатель сейчас уже наверняка знает, что “Луку Мудищева” написал не Барков. Новых изданий Хвостова не было уже добрую сотню лет, и мы привыкли относить к почтенному графу все, что нам заблагорассудится считать графоманией начала XIX века.

“Избранные сочинения...”, вышедшие в “Библиотечке графомана”, включают двадцать пять сочинений Дмитрия Ивановича Хвостова, вступительную статью Максима Амелина, краткую летопись хвостовских жизни и творчества, а также трехстраничный обзор оценок современников — о Хвостове писали Пушкин, Вигель, Киреевский, Батюшков и другие. Конечно, такое издание не дает исчерпывающего знания о жизни и творчестве графа Дмитрия Ивановича Хвостова, но, право, может служить отличным материалом для заинтересованного читателя.

В своем самом известном стихотворении-послании “Ивану Ивановичу Дмитриеву” граф Хвостов с богатырским саморазоблачением писал:

То изломаю ямб, то рифму зацеплю,
То ровно пополам стиха не разделю,
То, за отборными гоняяся словами,
Покрою мысль мою густыми
облаками; Однако муз люблю на лире величать;
Люблю писать стихи и отдавать
в печать! 1810, 1828 г.

Знаменательное признание. И, самое интересное, кажется, что феномен Хвостова мог состояться лишь в те годы, в дворянской павловской и александровской России, когда граф, навязывающий всем свои поэтические сочинения, казался истинно смешным. В наше время человека, издающего за свой счет сборник за сборником обезоруживающе пустых стихотворений и посылающего свои творения европейским светилам (поэтам, полководцам), просто не заметили бы. Тогда же Хвостов был настоящим посмешищем, да таким, что память о нем оказывается вечной. Он олицетворил для нас метроманию, графоманию — и в “Библиотечке графомана” его место законно, а книга — почетнейшее издание.

Чтение Хвостова особенно занимательно для читателей современной поэзии. Непосредственный примитивизм беспомощных хвостовских словоконструкций может показаться им изысканной стилизацией, доводящей до абсурда высокий лиризм Ломоносова, Державина, Пушкина. Вообразите простодушного графа тайным Приговым или — бери выше — Глазковым начала XIX века, и его строки наполнятся для вас новой, основательной художественностью.

Пучкова, исполнять приятелей желанье Давно ты ведаешь, что я всегда
готов; И с берегов Кубры пишу тебе
посланье; Но что представлю в нём?
Нет мыслей, ни стихов. Мне, спутнику дождя, с починенной
коляской Мысль к мысли подвести, угладить
рифмы тряско: Там горы, там песок, а там в болоте
вязко, И недосуг ловить замысловатых
слов. 1821 г., “К. Н. Пучковой”

В явной версификаторской беспомощности угадывается грусть, самоирония мудрого стилизатора. И, как цитируют сейчас на полном серьезе философские афоризмы Козьмы Пруткова, завтра всплакнут над какой-нибудь строфой безумного Хвостова.

Впрочем, у современных нам версификаторов перед графом Хвостовым есть важное преимущество: про последнего мы знаем, что он графоман, нам об этом сообщили. Про тех же, кто нынче любит “писать стихи и отдавать в печать”, известно, что они люди просвещенные, в литературе искушенные и по наивности и строчки лишней не вымолвят, все у них осмыслено и продумано. А ведь “Избранные сочинения графа Хвостова” как книга стихотворений едва ли уступят какой-нибудь поэтической новинке года! Не так уж неприятно читать:

Скорее в погреб, не ленися,
Подай шампанского, Степан,
С бутылкою Аи явися,
Налей, не пеня, мне стакан.
1817 г., “Новому лирику”.

И судьба Хвостова, право, заслуживает отдельного повествования. А решающую роль в этой судьбе сыграло знакомство и даже родство Хвостова с Суворовым. Собственно говоря, Суворов и был виноват в присвоении нашему графоману титула графа, да и после смерти полководца Хвостова то и дело чествовали как суворовского родственника. Хвостов был женат на Аграфене Ивановне Горчаковой, племяннице Суворова. По известной легенде, когда Екатерину Великую упрекнули в камерюнкерстве Хвостова, императрица афористично парировала: “Если бы Суворов попросил, я сделал бы его и камер-фрейлиною”. Титул графа Суворов выпросил для Хвостова во время Итальянской кампании. У многих на памяти и другая легенда, связанная с Хвостовым. Говорят, что умирающий Суворов, подозвав к своей постели сего сочинителя, попросил его бросить писать стихи. Когда после Хвостова спрашивали, что же говорил ему Суворов, стихотворец, по легенде, отвечал кратко: “Бредит”.

Явление “Избранных сочинений графа Хвостова” на излете наших девяностых заслуживает внимания и как поучительная глава полной легенд литературной истории, и как значимая стилистическая примета. Стилистика графомании на уровне салонного дурачества, до утомительности популярная в современной нам литературе, до настоящего абсурда доходит, пожалуй, именно в простодушной поэзии Хвостова. Это тот оригинал дурашливой поэзии, с которого писали и Прутков, и Лебядкин. Круг русскоязычной “антипоэзии” едва ли не замыкается на Хвостове. Ведь писал же сей пиит:

 

По-русски сочинять возможно чисто, плавно, И при Неве стяжать бессмертно имя славно. Препоны нет к тому. — Ужель единый Галл Лавровые леса себе отмежевал?
Ужели он один ток светлый Иппокрены Умел соединить с струями чистой Сены?

1803. “О красоте русского языка”

 

Популярное нынче словцо “графоман” действительно происходит от Хвостова, олицетворившего русскую графоманию. И не случайно Станислав Рассадин в книге “Русские, или Из дворян в интеллигенты” посвятил Дмитрию Хвостову главу “Галиматья, или Русский графоман”: графоман Хвостов присутствует в нашей жизни таким же олицетворением явления, как полководец Суворов или поэт Пушкин. Графоман Хвостов!

Существенное достоинство составленной и прокомментированной Максимом Амелиным книги “Избранных сочинений графа Хвостова” состоит и в том, что внимательный читатель старинного графомана найдет здесь и любопытные примечания сочинителя (Хвостов следовал державинской традиции “объяснять” собственные сочинения). Конечно, стостраничная книга не является исчерпывающим собранием любопытных сочинений Дмитрия Ивановича Хвостова. Но серьезность, с которой подошли составители книги к комментариям, биографическим справкам, вступительным статьям, заставляет отнестись к книге с библиофильским уважением. Да и сами стихотворения Хвостова, давненько в таком количестве не публиковавшиеся, с годами не потеряли своего сомнительного достоинства — колорита прямой графомании.

Арсений Замостьянов