От редакции | Открывая рубрику «Русский язык: новости», «Знамя»
рассчитывает привлечь к участию в ней лингвистов, писателей, преподавателей и
всех, кому небезразлично состояние современного русского языка.
Об авторе | Максим Анисимович Кронгауз — лингвист, эксперт в области русского языка и
образования. Автор популярных статей о русском языке, лингвистике и образовании
в бумажных и электронных СМИ, активный участник публичных общественных
дискуссий на радио и телевидении. Профессор, доктор филологических наук,
руководитель Центра социолингвистики РАНХиГС,
заведующий кафедрой русского языка РГГУ. Работал в качестве приглашенного
исследователя и профессора в университетах Франции, Германии, Италии, Австрии,
Эстонии, Финляндии и Китая. Стипендиат научных стипендий им. Дидро (Франция),
им. Гумбольдта (Германия). Почетный работник высшего профессионального
образования РФ. Лауреат премии «Просветитель». Автор научных монографий,
учебников, статей по семантике, прагматике, семиотике, культурологии,
русистике.
Мы живем во времена лингвистических конфликтов, которые
происходят и на микро-, и на макроуровне, то есть и на
уровне отдельных слов, и на уровне целых языков.
В социальных сетях то и дело возникают скандалы, связанные с
языком, прежде всего с грамотностью. Сугубо сетевое явление граммар-наци,
яростных борцов за орфографию, обсуждается на радио и телевидении. Отношение к граммар-наци, впрочем, скорее, негативное, и не только
из-за названия и соответствующей символики, но и потому, что они разрушают
содержательную коммуникацию. Представителей граммар-наци
все чаще называют троллями и безжалостно изгоняют из коммуникации.
Но граммар-наци — это лишь верхушка
айсберга: расхожая фраза «я не граммар-наци, но…»
подтверждает, что сочувствующих тьмы и тьмы. На
известных персон, допустивших в социальных сетях ошибку, сразу набрасываются
просвещенные массы, в том числе с требованием «вон из профессии». На моей
памяти было три таких крупных скандала. Самый известный, с певицей Ваенгой, вылился далеко за пределы Интернета. В критическом
тексте о Pussy Riot певица
сделала много ошибок, среди которых было и написание слова «мечеть» через «и».
Уже только в социальных сетях обсуждали известного врача и еще руководителя
департамента культуры, который совершил, пожалуй, самый страшный грех: спутал
написание «-ться» и «-тся» в глаголе. Образованные дамы (простите мне этот
невольный сексизм, но это действительно были дамы, что, кажется, неслучайно) в
комментариях потребовали от него немедленно уйти в отставку. Руководитель в
ответ посмеялся и остался руководить.
Орфографической грамотностью битвы в Интернете не
ограничиваются. Стоит в социальной сети кому-нибудь написать, что он ненавидит
слово «кушать» или уменьшительные суффиксы («колбаску», «чаёк» и, что уж там
скрывать, «печеньки»), тут же снова подключаются
образованные массы и накидывают новые причины для ненависти: не там ударение,
не то управление, не с тем значением. Я с удовольствием слежу за этим потоком
лингвистической рефлексии, но больше всего боюсь, что кто-нибудь из знакомых
призовет меня в качестве арбитра. Мол, эй, Максим Кронгауз, а вы-то что по этому поводу думаете?
А что я думаю? Думаю, что язык предназначен в том числе,
чтобы мы на нем по-разному говорили, и потому, как именно мы говорим, о нас
можно было бы судить в социальном или каком-либо ином смысле. Лингвисты в этом
случае говорят о социальной стратификации как функции языка, но я постараюсь
избежать научных терминов. Так что это счастье для нас, образованных людей, что
кто-то говорит «кушать» вместо «есть», а кто-то «волнительный» вместо
«волнующий», кто-то забывает поставить мягкий знак в инфинитиве перед «-ся», а кто-то пишет «также»
слитно, когда не надо, и наоборот. Ибо это все образованных людей, владеющих
языковой нормой, возвышает. Собственно, это одна из функций нормы.
При этом не надо обобщать, потому что почти все эти случаи
немножко про разное. Одно дело — орфографическая
ошибка, другое — неправильное ударение, третье — «овуляшечки»
и «беременюшечки», за которых несчастных мамочек уже
давно предлагают поставить к стенке. Да что там говорить: даже неправильное
ударение в глаголах «звонит» и «включит» — это тоже разные вещи. И как быть
мне, лингвисту, когда все это сваливается в кучу, а от меня требуется
экспертное порицание. Да, говорю я, нехорошо, но надо быть терпимее, и стараюсь
убраться подальше. Однако лингвистические двухминутки
ненависти (если вспомнить Оруэлла) регулярно повторяются на разных страничках в
социальных сетях, и это уже, по-видимому, почти диагноз.
Не менее ожесточенные битвы происходят и на макроуровне, то
есть на уровне уже не слов, а языков. На постсоветском пространстве участником
всех таких конфликтов стал русский язык, что неудивительно. Хотя языковая
ситуация в республиках СССР была разной, но в любом случае русский язык был
обязательным, престижным и предоставлял больше возможностей для развития
карьеры в широком смысле слова. Русский язык был и более влиятельным — в том
смысле, что он влиял на другие языки, а они на него почти нет или по крайней мере в меньшей степени.
После распада СССР в независимых государствах русский язык
подвергся определенному поражению в правах, что привело к
разного рода конфликтам. Сегодня русский язык имеет
статус государственного только в России и в Беларуси. Причем в России он
является единственным государственным языком, а в Беларуси выполняет эту
функцию наряду с белорусским языком. В Киргизии у русского языка менее значимый
статус официального языка. В Казахстане он «официально употребляется» в
государственных учреждениях и органах власти.
Потери в официальном статусе влияют и на престижность языка,
и на связанные с ним карьерные возможности и т.п. И хотя в разных странах
ситуации различны, можно сказать, что во многом русский язык превратился на
постсоветском пространстве из субъекта в объект влияния: в нем появились
заимствования из соответствующих государственных языков, утвердились и другие
отличия.
Два самых острых и болезненных «конфликта» произошли на
территории Украины и Латвии между русским и, соответственно, украинским и
латышским языками. Оба раза речь шла о статусе русского языка. В Латвии в
феврале 2014 года прошел референдум о внесении в конституцию поправок, делающих
русский язык государственным. Около 75% участвовавших в референдуме1 проголосовало против поправок, при этом сам
референдум по существу расколол латвийское общество, обострил противоречия
между двумя группами населения (которые отчасти условно можно обозначить как
«латыши» и «русские», поскольку они не совпадают ни с национальностью, ни даже
с соответствующими группами носителей этих языков) и был чрезвычайно
политизирован.
Еще более болезненным оказался украинский сценарий. В целом
роль языковой проблемы в развитии украинских событий 2013–2014 годов предстоит
еще долго обсуждать, но можно ограничиться следующими фактами. 3 июля 2012 года
Верховная Рада приняла закон «Об основах государственной языковой политики», и
уже 8 августа его подписывает тогдашний президент Виктор Янукович. Этот закон
вводит особый статус «регионального языка», который может быть присвоен любому
языку на определенной территории Украины, если количество носителей этого языка
составляет десять и более процентов численности ее населения. Принятие этого
закона раскололо общество, а ряд областей отказался его исполнять. Еще более
драматической стала попытка отмены закона.
23 февраля 2014 года в повестку дня экстренного заседания
Верховной Рады было внесено предложение об отмене закона о языковой политике,
которое депутаты сразу и без обсуждения приняли2.
Однако 4 марта 2014 года и. о. президента Украины Александр Турчинов
заявил, что не подпишет решение парламента об отмене закона о языковой политике
до тех пор, пока Верховная Рада не примет новый закон.
Хотя в украинском законе формально речь о русском языке не
шла, но по сути именно он был главным действующим лицом и закона, и всех
сопутствующих событий. В свете этих макрособытий
интересно и развитие дискуссии о выборе предлога перед названием страны: «в
Украине» или «на Украине». Украинский вариант русского языка давно использует
предлог «в». А вот в России вначале его проводниками стали политики, а все
авторитетные источники (Институт русского языка РАН, Грамота.ру и другие) рекомендовали предлог «на». Однако
после начала евромайдана, бегства Януковича и
последующих событий ситуация изменилась. Все государственные и поддерживающие
политику президента СМИ, все официальные политики используют предлог «на», а
вот либеральные СМИ, критикующие Путина, перешли на предлог «в». Таким образом,
выбор предлога фактически определяется политиче-скими взглядами говорящего и
пишущего и отчасти выдает их.
Что общего между микро- и
макроуровнями, кроме той ожесточенности, с которой ведутся лингвистические
дискуссии? Впрочем, почему «кроме», ведь именно ожесточенность является
следствием главного: общество и конкретные люди относятся к языку не
рационально, а эмоционально, видя в языке и даже в отдельных словах и словечках
способ разнообразнейшей самоидентификации: культурной, интеллектуальной,
социальной, политической. Эта функция всегда была присуща языку, но никогда не
являлась главной, уступая по крайней мере
коммуникативной. Сегодня же миф о языке зачастую становится важнее языка как
инструмента передачи информации. Проще опознать человека как врага, потому что
он использует другой предлог или не там ставит ударение, чем разбираться в его
взглядах.
Чтобы не заканчивать эту статью на печальной ноте, я хочу
сказать несколько слов о том, как замечательно используется столкновение языков
и стилей в художественной литературе, где эта мифологизированность
языка делает его фактически полноправным литературным героем.
В романе Маргариты Хемлин
«Дознаватель» главный герой, от лица которого ведется повествование, довольно
неприятный тип, что становится ясно сразу, еще до того, как мы (читатель)
успеваем что-либо узнать. Вот собственно начало романа, самые первые абзацы:
«Будем откровенны. Жизнь людей, с которыми я имел дело в
своей профессии, сложилась таким образом, что она не сложилась. Судьба строится
на основе отсебятины. А отсебятина
— тяжелая вещь. И не каждому под силу соотнести.
Расскажу один случай из широкой практики времени. События
относятся к началу пятидесятых годов, как теперь принято выражаться, ХХ века.
Речь о деле некоей Воробейчик Лилии.
Тогда я работал в органах милиции в городе Чернигове
Украинской ССР. В чудесном краю, где всякий человек мог слушать соловьев и шум
тополей на старинных улицах. Любоваться календарем из цветов на центральной
площади. Гулять по достопримечательностям седых столетий».
Читатель уже не любит героя (миф делает свою работу),
говорящего или думающего на языке, который вызывает в памяти одновременно и
Зощенко, и Платонова. Расследуя дело Воробейчик, герой вступает в отношения с
подозреваемыми и свидетелями, которые сплошь оказываются евреями и говорят на
особом варианте русского языка (это, конечно, не Одесса, но все-таки). Именно
стилистическое противопоставление речи героя и других персонажей обозначает
антитезу «чужой — свои», и читатель начинает симпатизировать «своим», хотя речь
ведется от лица «чужого». Постепенно привыкая к герою, неожиданно совершающему
добрые дела, читатель уже готов простить ему все и произвести
самоидентификацию, но язык не дает сократить дистанцию и слиться с героем. Если
вы когда-нибудь пробовали самоидентифицироваться с
персонажами Платонова или Зощенко, вы поймете, о чем я говорю. Как вдруг герой
возвращается на свою сельскую родину, сбрасывает, как маску, свой казенный
русский и переходит на украинский. Казалось бы,
препятствий к принятию героя больше нет, но он снова напяливает
русский язык и снова отталкивает читателя. Что абсолютно правильно, но, чтобы
это понять, надо прочитать роман.
Конфликт и столкновение языков и стилей в этом романе не
просто соответствуют сюжетным коллизиям, они во многом предопределяют их,
предсказывают и дают возможность настройки читателя на взаимодействие с
персонажами. В этом случае автор, как раз используя эмоциональное и отчасти
мифологическое представление о языке, манипулирует читателем и развивает свою
историю.
Интересно, кто опишет лингвистические конфликты нашего
времени и сумеет поместить их вместе с нами, спорщиками и скандалистами, в
роман, тем самым окультурив, облагородив и их и нас?
1 Участвовать в
референдуме могли только граждане Латвии, но не все русскоязычные жители Латвии
имеют гражданство, которое, в частности, подразумевает знание латышского языка
(и сдачу экзамена).
2 Стоит напомнить, что Янукович покинул Киев 21 февраля, а
обязанности президента Украины были возложены на председателя Верховной Рады А.
Турчинова как раз 23 февраля.
