Александр Кабаков.
Старик и ангел. — М.: АСТ, 2013
Пошутишь
на тему смерти в компании пожилых людей — мигом умолкаешь. Становится неловко:
мало ли, поймут не так, загрустят, а то и обидятся на молодого нахала. Но поражаешься, услышав в ответ заливистый смех,
забавную байку на ту же тему или даже длинный биографический
рассказ из жизни старика-собеседника. Была молодость, была любовь. Много чего
было.
Главный герой книги Александра Кабакова
— старик-профессор слегка за семьдесят. Перед глазами читателя пролетает вся
его жизнь. Молодость-то была, что же касается любви…
Открываем роман — принимаемся знакомиться с историей судьбы
центрального персонажа. Сперва — рассказ о родителях,
далее — сам главный герой Сергей Григорьевич Кузнецов: барачное детство, лесная
школа, поступление на мехмат, аспирантура, увлечение КВН и прочими молодежными
радостями. Сергей женится и начинает медленно стареть, читая лекции в родном
вузе, занимаясь наукой, заводя интрижки с женщинами.
Уже в начале книги возникает мысль, что Кабаков
отчасти повторяет сам себя — примерно по такой же схеме строится роман «Все
поправимо». Неоднократные и весьма непонятные появления перед профессором
странного персонажа — полковника ФСБ Михайлова — невольно заставляют вспомнить
другое произведение писателя — сборник «Московские сказки». Две главы романа превращаются
в современную сказку с таинственным закручивающимся шоссе и гонками на
мотоциклах по вертикали власти. Полковник тем временем рассказывает Кузнецову о
людях, которые должны были отдать Богу душу, но в последний момент ожили, —
своего рода «возвращенцах». При виде этого словечка
на ум тут же приходит прославившая Кабакова в конце
восьмидесятых повесть «Невозвращенец».
Интересный ход — автор намеренно делает намеки, а то и вовсе
прямо говорит о своих книгах. В «Старике и ангеле» промелькнет отсылка к роману
«Последний герой», вскользь будет сказано о «красавице средних лет» Сандре Ливайн (псевдоним-мистификация Кабакова),
кроме того, читатели и главный герой станут свидетелями спора двух сидящих на
сосне товарищей, в которых узнают соавторов книги воспоминаний «Аксенов»
Евгения Попова и самого Александра Кабакова. И
писатель, встретившись на страницах собственного романа с собственным главным
героем, во всем ему признается: «Я именно и есть автор всей этой херни, за которую, уверяю вас, еще получу
свое со всех сторон… Я все это выдумал, как все и всегда сочинители
выдумывали. Используя в качестве строительного материала свои воспоминания, в
качестве каркаса — почти свою биографию, а в качестве архитектурного
плана — свои представления о мире и нашей жизни».
Постоянные обращения к своим произведениям разных лет — не самоповторы, а авторская задумка. В этом плане «Старика и
ангела» даже можно назвать итоговым романом, синтезировавшим основные
творческие достижения Кабакова за всю его
писательскую карьеру. А раз так, то неудивительно, что и сам автор становится
персонажем, причем по уровню значимости таким же важным, как и полковник, жена
профессора Ольга и медсестра Таня. Таня — тот самый ангел, который оказывается
для старика Кузнецова спасением.
Любовь в жизни Кузнецова появилась только после семидесяти.
Он ее никогда не искал, женился без любви. Затем пошла череда любовниц.
Любовниц полно, а любви нет. Почему? Вопрос этот заботит Кузнецова на
протяжении всей жизни. Таким образом он в большей
степени не герой-искатель, а герой-мыслитель. Детство в гнилом и сыром бараке с
тонкими стенами, где взрослые занимались любовью тихо, быстро и неумело, пока
все спят, приводит его к выводу, «что в так называемой любви есть много
барачного, гнилого, осклизлого, причем не только в
физических проявлениях, но и в душевных». В конечном итоге женщин в его жизни
оказалось много, но любовь пришла лишь на старости лет. Но и тут старика
терзают десятки мыслей из серии «зачем я ей нужен?» и «действительно ли это
любовь?». Вывести формулу любви у привыкшего все систематизировать и обобщать
профессора не получается. Остается лишь лежать рядом с Таней, «глядя в небо и
держась за руки — вот и все». Так и хочется добавить в финале последнюю строчку
романа «Все поправимо»: «Хорошая была жизнь».
Кто такой полковник Михайлов — реальный человек, то и дело
возникающий на пути Сергея Григорьевича, или эфемерное видение, вызванное
инфарктом и временным пребыванием в коме? Что это за необычное шоссе, ведущее в
неизвестность? И почему текст романа столь неоднороден? Реальность тесно
соседствует с абсолютным вымыслом, сказка о вертикали власти переплетается с
рефератом о женщинах главного героя, выливаясь во фрагмент киносценария? Ответы
даст сам Александр Кабаков в «Послед-нем слове
автора», размещенном в конце книги: «Все это говорится с единственной целью:
убедить читателя, что здесь ничего не было написано нечаянно, по ошибке. Нет.
Это я так хотел в то время, когда писал.
И постепенное, никак не объясненное превращение совершенно
реалистического жизнеописания в чистую фантазию, и очевидное преувеличение. И
всякие нелепицы сатирические. И гимн импотенции. И просто глупости вроде
вставной пародии на боевик. И перевод абсолютно
реальных людей сначала в прототипы, а потом и в протагонисты. И доморощенная
мистика. И неофитская религиозность. И упоминания
собственных прежних сочинений. И прямое, но неосознанное использование некогда
написанного водевиля, для которого впервые придумал ангелов, летающих под видом
медсестер в мужской палате интенсивной терапии. И прямые заимствования у коллег
и предшественников, включая даже поэтов. И личное (а то и с приятелем) участие
в тексте».
Это небольшое послесловие в некоторой мере можно считать
авторской рецензией на «Старика и ангела», а также диалогом писателя со всеми,
кто прочитал книгу, и, конечно же, с самим собой.
Отвечая на вопрос Майи Кучерской, Александр Кабаков назовет свое произведение «романом-дискотекой»
(«Ведомости» № 52 (3314) от 27.03.2013). Такое весьма оригинальное
определение можно рассматривать в нескольких плоскостях. Дискотека — это
постоянное движение: мигают огни, меняется музыка, меняются люди. У Кабакова внутри романа несколько раз меняются и
перемешиваются жанры. Персонажи внезапно появляются и так же внезапно исчезают
— их будто бы несколько раз выхватывают лучи стробоскопа. Последовательность
событий в произведении тоже активно «танцует». В первой главе родители
«работают» над созданием Сергея, во второй — он уже старик, вспоминающий
детство, впоследствии автор решит несколько раз отклониться от основной линии
повествования, чтобы ненадолго вернуться в прошлое и поделиться с читателями
историями взаимоотношений с женой и любовницами профессора, приключившимися в
молодости.
Имеет смысл отдельно остановиться еще на нескольких
особенностях книги. Любопытными показались смелые политические метафоры. Кабаков не называет ни одного имени и ни одной партии, но
все и так понятно. Системная и несистемная оппозиция, тандем байкеров Инструктора и Инспектора, выборы-назначения
лидеров, шумные митинги. А некоторых людей наша большая политика настолько
достала, что участвовать во всем этом решительно не хочется.
Обратим внимание и на традиционные для автора детальные
описания. Вот комната родителей Сергея Григорьевича —
«Супружеская полуторная кровать с шариками на гнутых спинках; плюс тещина
одинарная за шаткой наследственной ширмой; плюс гардероб с тускло мерцающим в
темноте зеркалом; плюс высокий резной буфет с цветными стеклышками; плюс
раздвижной круглый стол под низко свешивавшейся плюшевой скатертью; плюс стулья
с некогда плетеными, а теперь фанерными крашеными сиденьями; плюс узкая
этажерка с техническими книгами Григория Семеновича и романами Теодора
Драйзера; плюс сундук с выпуклой крышкой, всегда находившийся при Вере
Петровне; плюс рогатая вешалка…». Вот развалившийся стол
заседаний на кафедре уже взрослого профессора — «Столешница толщиной
сантиметров в двадцать была обтянута зеленым сукном, много раз прожженным и
залитым чаем, слоновые ноги стола стянуты толстыми перекладинами, но конструкция
держалась вместе просто под собственным весом, а динамическая нагрузка все
сдвинула, и сооружение распалось на элементарные части»… Писатель верен себе —
такие подробнейшие художественные экспликации мы находим уже не в первом
романе Кабакова.
Название ведомства полковника Михайлова расшифровывается не
совсем привычно. Одна из предлагаемых версий — Федеральный Союз Бессмертных.
Кузнецов бессмертным стал дважды — два раза его откачивали реаниматологи и
возвращали на этот свет. Но хочет ли герой жить вечно? Наверное, все-таки нет.
Пожить подольше рядом с ангелом-душой Таней и с обретенным наконец-то чувством
любви — это да. Но бессмертие — нет уж, увольте. Задайте любому пожилому
человеку подобный вопрос — получите, скорее всего, такой же ответ. Пожить еще немного,
погулять на свадьбе любимых внуков, дождаться правнуков. Ну а там — и к ангелам
можно.
