Об
авторе | Григорий
Князев родился в Великом Новгороде, ему 24 года. Студент-филолог пятого
курса Новгородского университета, защищает диплом на тему поэтического
творчества Арсения Тарковского. Выпустил «самиздатовскую» книгу стихов «Дитя
печали» (2014), напечатан в альманахе «Литературный Иерусалим» (2012, № 4).
Лауреат премии «Белла» — 2014. Живет в Великом Новгороде.
* * *
Сапожник-турок
чинит сапоги —
Не с видом равнодушного слуги,
Но он стучит, как мастер, молоточком
В чужой судьбе — по уязвимым точкам.
Зимой, когда
оконце мастерской
Залепит снег, он о волне морской,
Быть может, вспоминает, год за годом
К чужбине привыкая — к речи, к модам…
Ножи он точит
и кроит сукно,
Пока в подслеповатое окно
Летит арбузный запах снегопада,
И без конца скребёт-скрипит лопата.
Не только
инструментом — языком
Владеет он, и с Пушкиным знаком
В оригинале, и поёт по-русски…
Такие по плечу ему нагрузки!
Он трудится с
восьми и до восьми,
И только слышно: сделано, возьми!
Но кажется: ему и не наскучит.
Он по-турецки и меня научит!
* * *
В январе, уже
в начале года,
Время начинает ускоряться.
Календарь на стенке неподвижен,
Внутренним движением томим.
И, не глядя в
календарь, узнаешь
Месяц, даже, может быть, декаду,
По приметам воздуха и света
Вычислишь родной меридиан.
Время наше с
нами так играет:
Уплотняясь, ширится и длится,
Образует в памяти пустоты,
А над ними стелются мосты.
Или мы
предписываем клеткам
С цифрами простыми оживиться,
Наш принять цветной звучащий опыт,
Чтобы мир распался на штрихи?
Мы из клетки
переходим в клетку,
Клетки тела тонкого меняя.
А за нами — облака немые
Нашего вчерашнего тепла.
И окно
расчерчено пустое:
Море неба — на один-то город!
И в бумажно-снежной перспективе
Равновесье потерять легко!
Написать бы
Облачную книгу,
Книгу тучевую, кочевую,
Кучевую — вместо книги жалоб, —
С календарной точностью погод.
Это время —
лучшее на свете,
Потому что нет у нас иного:
Или загорожено решёткой
Мыслей, или вакуум — оно…
* * *
Пока ещё
весенний свет
Не тронут кистью лета,
Мне по душе певучий Фет,
Загадка — без ответа!
Мне по пути
воздушный Бах,
Глухонемой Бетховен…
И трепет счастья на губах
То ровен, то неровен.
Иллюзия
равняет всех
И всё в едином доме…
И невозможен лёгкий смех
В трагическом подъёме.
И невозможно
напрямик
Сказать: люблю и слышу.
А дождь с задержкою на миг,
Как пульс, колышет крышу.
И проступает
на лице
Невольная улыбка.
Фонарь мерцает на крыльце
Рассеянно и зыбко.
От нерва к
нерву — провода.
Не в том ли смысл плоти,
Что легкокрылая вода
Мечтает о полёте?!
И в смерть не
верится почти,
Да и в бессмертье — тоже.
И каждый взгляд зовёт: прочти
Меня — я всех дороже.
Есть только
жизнь! Она везде.
Она — как свет оттуда…
И даже на двойной звезде
Борьба идёт за чудо.
Сто тысяч раз
уйду на дно
И сто — перезимую!..
Иной тревоги не дано,
Не надо — напрямую.
И словно
поезда длина —
Длина стихотворенья.
Едва ль печаль утолена
Сплошным обманом зренья.
А между миром
и душой
Стираются пустоты…
И так свежо и хорошо,
Что и не важно — кто ты!..
* * *
Зима не
кончилась, отнюдь.
И хоть вчера звенел комар,
Нам заново в снегу тонуть —
Лишь в календарный верить март.
И на: «Какой
сегодня день?!» —
Я говорю тебе: «А то!» —
И по инерции: «Надень
Своё воздушное пальто…»
И тут же,
посмотрев в окно,
Очнусь, опомнюсь ото сна.
А там — небесное кино,
А там — земная белизна…
Так в наших
ветрено краях,
Споткнёшься — не собрать костей.
Любая встреча терпит крах,
Как будто нам — не до гостей!
Весь день наш
старый дом штормит.
А мог бы музыку скачать,
Но оборвался «безлимит» —
И тесно в комнате скучать.
И больше
снегу, чем за весь
К нулю стремящийся сезон.
Сезанн бы очутился здесь —
Какой бы он увидел сон?
Сусанна-дворник
во дворе
Дорогу чистит допоздна.
Не век же пропадать в дыре,
Когда уже близка весна?!
Так просто у
земли отнять
Тепло, что зрело с февраля!
А ты спешишь меня обнять,
На полминуты окрыля…
* * *
По-весеннему
ветрено нынче.
Лучший стих — как синица в руке.
Где же мой Леонардо да Винчи,
Чтобы мог я летать налегке?!
А иначе: и
чудо — не чудо,
Ведь во всех электричках поют,
И телесно-словесная груда
Тщетно ищет свой новый приют.
А иначе: и
звук — не феномен,
И земная печаль — не печаль…
Тайный мир предо мною огромен,
И души почему-то не жаль.
А иначе… иначе, иначе?
Равнодушие — смерти страшней.
Не изжить ни в поверхностном плаче,
Ни в сомнении медленных дней.
Даже странно:
так редко и кратко
На одной мы бываем волне! —
Хоть моя и скучает тетрадка…
Ты довольна ли жизнью вполне?
Ты, как
прежде, мне кажешься тою,
От кого мне светло за окном.
Стал я вдруг — над сплошной пустотою —
Слов транжир и тепла эконом.
Наступает
минута молчанья
Между нами двумя на земле —
Я не знаю иного звучанья,
Кроме пламени в тихой золе,
Кроме
ласковой птичьей свирели
В трудный час, и в блаженнейший час,
Где слова между нами сгорели
И виденья оставили нас…
Это молодость,
молодость наша!
Мнимый путь — от черты до черты.
То ли мелочи полная чаша,
То ли горечи полные рты?
Как ни глянь —
полоса расставанья:
Зависть — ревность — усталость — корысть…
…А сегодня — урок рисованья:
Заготавливай беличью кисть!
* * *
Я стою перед
дверью в мой будущий год.
А за мною мой чёрный охотится кот.
Я стою перед
дверью: за нею — мой дом,
Где родился и жил — чуть не умер потом…
Я на скорую
руку собрал чемодан.
Слышал поезд во сне: тан-тадан — тан-тадан… —
И решился
уехать отсюда, но рейс
К переменам сошёл неожиданно с рельс.
Зарекаюсь
планировать жизнь наперёд —
Вдруг удача мой номер сама наберёт.
А пока я стою у
открытой двери:
Набери — набери, набери — набери!..
В волосах —
седина, в бороде — рыжина.
Меня любит семья, меня любит жена.
Но как в
воздухе висну в такие часы.
Не к лицу мне щетина, и старят усы…
А полвека
спустя, а полжизни спустя?..
Пусть об этом чужое расскажет дитя!..
Великий Новгород
