А.Л.
Соболев. Летейская библиотека. Очерки и материалы по истории русской
литературы ХХ века. Т. I. Биографические очерки. Т. II. Страннолюбский
перебарщивает. Сконапель истоар. — М.: Трутень, 2013.
Перепевая Северянина, Дон-Аминадо в
эмиграции писал: «Из шампанского в лужу — это в жизни бывает, а из лужи обратно
— парадокс и мечта». Смысл выражения «кануть в Лету» познали на себе многие
литераторы (о прочих родах занятий умолчим). Обратный путь дарован немногим и
возможен в единственном случае — если кто-то этому поспособствует. Историк
литературы Александр Соболев — один из таких посредников.
Выхода «Летейской библиотеки»
ждали давно, особенно читатели Интернета, где впервые появилась большая часть
вошедших в нее материалов. Автор одним из первых среди отечественных филологов
оценил возможности Всемирной паутины не только для розыска необходимых
сведений, но и для обсуждения результатов. В сети отыскались многие источники,
недоступные «в бумаге», а читатели, длинный список коих приведен в предисловии,
сообщили немало исправлений и дополнений. Вообще читать подобные тексты в
Интернете едва ли не удобнее: объем практически неограничен и по ссылкам легко
кликать.
Первый том содержит очерки о
двадцати девяти забытых и вовсе не известных поэтах Серебряного века, биографии
которых воссозданы автором на основании многолетних поисков, прежде всего в
различных архивах, а не только в трех-четырех главных. Широта и глубина
«освоения» материала видна хотя бы по тому, что в книге нет, кажется, ни одной
страницы без сносок, а на некоторых они — набранные мелким шрифтом — занимают
больше половины полосы. Почти все герои ранее упоминались в литературе, но в
основном в примечаниях. Теперь они обрели биографии, пусть даже с вынужденными
лакунами. Стихи Лазаря Бермана, Варвары Вольтман, Екатерины Галати, Наталии
Кугушевой, Елизаветы Стырской и Николая Тарусского переизданы при участии
Соболева и с его статьями, так что этих авторов (особенно выпущенных большим
тиражом Кугушеву и Тарусского) можно считать вернувшимися из залетейских далей.
Имена других были известны филологам и любителям поэзии в основном благодаря
знакомству с мэтрами: Николай Животов, Николай Захаров-Мэнский, Вера Клюева,
Алексей Крайский, Димитрий Крючков, Борис Нелепо, Иннокентий Оксенов, Михаил
Сандомирский, Владимир Шишов, Владимир Юнгер, а также вошедшие в историю в
качестве анекдотических персонажей Мария Папер (как выяснил автор, недолгое
время жена Арсения Митропольского — будущего Арсения Несмелова) и «маэстро
куцых писей» Максим Жижмор. Усилиями Соболева обрели документальную «плоть»
фигурировавшие ранее в списках «и др.» Екатерина Волчанецкая, Георгий
Золотухин, Эзра Левонтин, Дмитрий Майзельс и Марианна Ямпольская. К безусловным
открытиям «летейского библиотекаря» относятся своеобразный предтеча «будетлян»
Николай Гейнрихсен, поздний по-следователь символистов Николай Демуар,
конфидентка Волошина Елизавета Новская, набожный знакомый Вяч. Иванова Николай
Прейс, прототип одного из героев каверинского «Скандалиста» Леон Шах-Паронианц
и, наконец, «Лотреамон из Звенигородки» (выражение Д.Б. Волчека) Артур
Хоминский*. По своему поэтическому таланту они ощутимо неравны, но автор
представил каждого из них, кроме пространно писавшего Шах-Паронианца, тремя
стихотворениями — чтобы никому не было обидно.
Второй том состоит из двух
разделов — статьи и публикации, — озаглавленных соответственно «Страннолюбский
перебарщивает» и «Сконапель истоар» (опознав источники, рецензент остался в
некотором недоумении, почему разделы названы именно так, а не иначе).
Разноплановые по содержанию статьи объединяет только эпоха. В одних
реконструируются биографии малоизвестных людей — Пинхаса Гершензона (отца
историка литературы), Марии Вульфарт (подруги Брюсова), Лидии Горовиц-Власовой
(бактериолога и автора занятной поэмы «Бактериада»). Другие дополняют биографию
и уточняют библиографию людей известных — Ахматовой, Сологуба, Чурилина
(впервые публикуется одно из его завещаний), Ремизова. В центре последней
работы стоит «совершавшееся в северной ссылке превращение пламенного марксиста,
ушлого и энергичного революционера, бритоголового агитатора в хорошо известную
нам медлительную, аморфную и аутичную “чучелу” и “кикимору”. За динамикой этого
интересного процесса мы сейчас и проследим». Она так же основательно
документирована, как и остальные, однако причина разительной перемены «имиджа»
остается непонятной читателю. Напрашивается единственный вывод: «ушлый»
Ремизов, разочаровавшись в революционном движении, решил, что в облике
взывающей к жалости «чучелы» будет легче прожить. Две статьи исчерпывающе
воссоздают историю издания «Зеленого сборника стихов и прозы» (Кузмин,
Верховский и… Менжинский) и «Сборника финляндской литературы» (Горький и
Брюсов); еще две столь же исчерпывающе комментируют известное стихотворение
Владимира Пяста «Великолепная Мангуст» (познания автора в скачках и лошадях
Серебряного века пригибают читателя к земле) и впервые публикуемый «Тюремный
сонет» Николая Минаева. Остальные статьи показывают, как изящно автор владеет
разными жанрами — семиотического исследования («Пишущая машинка в русской поэзии»
с непременным подзаголовком «заметки к теме»), литературной хроники («1 декабря
1910 года (ст. ст.): хроника»; выбор даты обусловлен библиофильским артефактом
из собрания автора) и почти уголовного расследования («Хроника одного скандала»
— о потасовке в «Бродячей собаке» с участием Бальмонта).
Второй раздел второго тома
включает публикации одного корпуса писем и четырех мемуарных текстов. Письма
Сологуба к Брюсову отлично дополняют напечатанные сорок лет назад письма
Брюсова к Сологубу. Воспоминания отличаются разнообразием жанров и сюжетов.
Историк литературы и библиофил Иван Розанов записывал рассказы знакомых о
поэтах старшего поколения, считая, что «веревочка» непременно пригодится.
Критик Андрей Шемшурин, готовя архив к передаче на государственное хранение,
предпослал письмам мемуарные заметки о своих корреспондентах (замечу, не
единственный случай в описываемое время). Яков Гордон — неизвестный поэт,
биографию которого Соболев попытался реконструировать, — по просьбе поэтессы
Варвары Мониной описал свои встречи с поэтом Алексеем Лозиной-Лозинским,
подлинное значение которого выясняется только сейчас. Пожалуй, наибольший
интерес представляет очерк Николая Захарова-Мэнского «Как поэты вышли на улицу»
— хронологически первое мемуарное (не дневниковое и не репортажное!)
свидетельство о московском «Кафе поэтов» и «кафейном», или «кофейном», периоде
русской поэзии 1917—1918 годов. Увлекательный текст дополнен столь же
увлекательным комментарием, без которого современный читатель многого просто не
поймет.
Жанр рецензии требует критических
замечаний. Перфекционизм автора взывает к тому же, но затрудняет работу
рецензента. Про своих героев Соболев знает больше, чем кто-либо из живущих,
поэтому поправить его едва ли возможно, а дополнить очень трудно, разве что какими-то
необязательными ссылками. Все же внимательное чтение побудило сделать несколько
заметок на полях. Называть «университет имени Сунь-Ят-Сена», где в двадцатые
годы служила Вера Клюева, «недолгим педагогическим отпрыском витиеватых
советско-китайских отношений» (Т. I. С. 170) не только легкомысленно, но и
фактически неверно, поскольку Коммунистический университет трудящихся Китая
(КУТК), хоть и недолго просуществовал, но был эффективной «кузницей кадров» для
революционного и коммунистического движения. «Последняя ссора» Сологуба с
Брюсовым (Т. II. С. 321) нигде не зафиксирована, хотя после 1918 года в их
отношениях произошло несомненное охлаждение из-за разного отношения к
политическим реалиям. Утверждение, что «в последнее десятилетие XIX века хороших
стихов писалось мало» (Т. I. С. 399), можно обойти молчанием как случайную и
неудачную обмолвку, но упоминание извест-ной фальшивки — «писем» В.И. Анучина к
Горькому — требует уточнений. В одном месте Соболев пишет о них как о
«вероятно, фальшивых, т.е. состряпанных самим горьковским адресатом» (Т. I. С.
159), в другом отмечает, что «подлинность этого корпуса писем с известной
регулярностью подвергается сомнению» (Т. II. С. 118). Напомню, что Л.В.
Азадовская и К.М. Азадовский доказали (на взгляд любого непредвзятого историка
— бесспорно) подложность большей части писем Анучина к Горькому (Азадовская Л.,
Азадовский К. История одной фальсификации. М., 2011). Обо всем корпусе речь не
идет, но и сомнений не остается; попытки доказать обратное вызваны далекими от
науки причинами. Наконец, бегло упомянутый автор пьесы «Тайфун»
(презанимательного сочинения о жизни японцев в Париже в конце XIX века)
Мельхиор Лентиель (Т. II. --С. 141) звался Ленгиель, но это, судя
по всему, опечатка в использованном источнике.
Вынужденно краткий разбор хочется
завершить следующим замечанием. Соболев — филолог по образованию, но не служит
в «профильном» институте, не преподает на «профильном» факультете, редко
публикуется в «ученых записках» и не получает за эту работу ни жалования, ни
грантов. Значит, он «любитель»? Он любитель — поскольку действительно любит
свое дело, в отличие от многих служащих по филологической или исторической
части. Он работает не для начальства и не для отчета, а для себя (значит, и для
читателей), поэтому результаты его работы не только украсили бы любые «ученые
записки», но и вызвали бы понятную зависть у соседей по страницам. Наиболее
интересные и ценные исследования в гуманитарной области все чаще выполняются
людьми не из «системы», в то время как уровень продукции «системы» падает.
Исключения, конечно, есть, но уже можно говорить если не о правиле, то о
тенденции.
Необходимо отметить удобную для
чтения верстку, тщательную корректуру, изящное художественное оформление, а
также посетовать на почти полное отсутствие иллюстраций.
