Эдуард
Кочергин. Записки Планшетной крысы. — СПб.: Вита Нова, 2013.
Спросите
мальчишку-дошкольника о самых значимых людях в жизни — он, конечно же, назовет
маму с папой и бабушку с дедушкой. Еще — любимую воспитательницу в детском
саду, красивую девочку Настю из его группы, друга Сашку из второго подъезда и
какую-нибудь тетю Свету — мамину подругу, которая всегда заваливает сладостями.
Задайте этому пареньку аналогичный вопрос лет через двадцать — список точно
изменится. И станет куда обширнее. Родители, скорее всего, останутся, а вот на
место тети Светы и красивой девочки Насти придут совсем другие люди. Еще через
пятьдесят лет вчерашний мальчишка перечислит вам десятки замечательных людей,
встретившихся на его пути и оставивших неизгладимые следы в его памяти.
Запоминаются всегда наиболее яркие личности. Вы вряд ли
сможете назвать абсолютно всех своих одноклассников, однокашников и товарищей с
прежних мест работы. Впрочем, среди них непременно отыщутся те, о ком стоило бы
поведать публике.
Читать мемуары людей известных интересно вдвойне. На
страницах воспоминаний знаменитых музыкантов обязательно найдутся имена их
коллег и личные истории, связанные с увенчанными лаврами приятелями.
Прославленные писатели неизбежно поделятся байками с участием своих друзей —
таких же прославленных писателей и поэтов. Ну а опытные политики раскроют
факты, о которых никогда не расскажут в учебниках истории.
Новая книга Эдуарда Кочергина «Записки Планшетной крысы»,
автобиографиче-ские рассказы из которой публиковались в «Знамени» в 2010—2012
годах, — мемуар своеобразный: большинство героев — знаменитых личностей —
уходит на второй план, уступая место людям, привыкшим всегда находиться за
кулисами.
На протяжении сорока с лишним лет Кочергин занимает пост
главного художника петербургского Большого драматического театра. Судьба свела
его с выдающимися режиссерами и легендарными артистами, однако «Записки
Планшетной крысы» в значительной мере посвящены вовсе не им, а маленьким,
зачастую даже малоизвестным людям, благодаря которым живет театр.
«Планшетная крыса — шуточное внутритеатральное звание.
Присваивалось оно опытным, талантливым или, как говорили в стародавние времена,
хитрым работникам театрально-постановочных частей и декорационных мастерских».
Таким образом, одна Планшетная крыса решила нам поведать о своих коллегах,
заслуживающих право носить этот необычный титул.
В первой главе с характерным названием «Осколки памяти»,
которым, по идее, можно было бы вовсе назвать всю книгу, автор сравнивает театр
с большим кораблем. Чтобы корабль уверенно шел по морским просторам, нужен не
только опытный капитан и энное число матросов — должна быть слаженно работающая
команда. В системе важен каждый, даже самый маленький винтик. Имена этих
«винтиков» Кочергин и начинает перечислять. Вот «боцманы» — машинисты сцены
Быстров, Велимеев и Азриэли, вот великолепный плотник Сильвестров, вот
«театральные немцы» Гофман и Нейгебауэр, вот гениальные художники-исполнители
Мешков и Зандин, вот художник-макетчик Николаев, вот аппликаторша и бутафорша
Каренина, вот «капитаны театрально-постановочного дела» Герасименко и Куварин,
вот «классики театрального света» Климовский и Кутиков… Для каждого, с кем в
разные годы довелось поработать автору, он находит добрые слова. Даже несмотря
на то что с некоторыми Кочергину приходилось ругаться и спорить, он
безоговорочно признает их мастерство и профессионализм.
Уже в первой главе начинают проскальзывать достаточно горькие
мысли, которые повторятся в книге несколько раз. Суть их можно свести к
строчкам Лермонтова: «Да, были люди в наше время, // Не то, что нынешнее
племя…». Автор отмечает, что многие сегодняшние работники театра — не чета
большим мастерам эпохи его молодости. Они трудились сами, не переваливая работу
на младших коллег. Они не требовали дополнительной оплаты за изобретенные и
прекрасно реализованные творческие идеи. Они не гнались за званиями и
наградами. Они служили настоящему искусству, а не отрабатывали оговоренные по
договору часы. В повести «Медный Гога», входящей в книгу, автор замечает, что
сейчас «от нас, художников, нужна элементарная оформиловка, не более того»,
хотя раньше режиссеры выстраивали целую постановочную философию и ставили
работникам сцены сложнейшие и в то же время невероятно интересные задачи.
Что же это — распространенное среди людей с опытом мнение: «В
наше время даже солнце светило ярче…» или все-таки справедливая обида на новую
формацию театральных деятелей, заменивших серьезное искусство скандальными
перфомансами?
Кочергин намеренно уходит от подобных мелких споров,
предпочитая уделить побольше места на страницах книги незаметным и незаменимым
театральным волшебникам минувших десятилетий. Столяры, макетчики, рабочие
сцены, художники находили настоящее счастье в работе, создавая своими руками
маленькие шедевры.
Профессиональные литераторы и издатели начинают читать любую
попавшую им в руки книгу не с обложки и титульного листа, а с выходных данных.
Кто выпустил издание, кто редактор, кто верстальщик, в какой типографии
печаталось. Это важно, хотя рядовой читатель может до таких сведений, набранных
мелким шрифтом на последней странице, и не дойти.
Кочергин с огромным уважением и даже любовью открывает нам не
только имена, но и истории жизни почти невидимых театральных работников
советских лет. У каждого из них была своя насыщенная событиями оригинальная
судьба. Профессиональный химик Булатов, создававший уникальные краски для
театральных костюмов и декораций, обожал оперу, великолепно готовил и владел
искусством вырезания из бумаги. Неразговорчивый столяр-вепс Щербаков,
потрясающе орудовавший маленьким топориком, героически прошел Великую
Отечественную. Художник Клавдий Ипполитович по проз-вищу Бегемотушка оказался
настоящим знатоком и ценителем старинных вещей. Макетчик Николаев, чье детство
пришлось на суровые блокадные годы, стал Кочергину надежным и верным попутчиком
в странствиях по русскому Северу. Многие истории, увы, заканчиваются печально.
Щербаков, так и не дождавшись внука-наследника, которому можно было бы передать
свой чудо-топорик, отправился в последний путь в сделанном собственными руками
гробу. Жизнь Бегемотушки оборвалась до суда за спекуляцию антиквариатом. Артист
Шамбраев, придумавший удивительный театр кур, умер от инфарк-та, когда его
выжили из квартиры и съели его дрессированных несушек. Не успел довести до ума
свой медвежий театр цирковая легенда Филатов. А король клоунов Хасан Мусин
начал спиваться после нелепой и страшной уличной истории с бутафорским наганом,
«убившим» грабителя.
Существенная ценность книги заключается именно в том, что
автор «Записок…» возвращает к жизни забытые многими, а то и вообще неизвестные
имена. Однако неизвестные имена в произведении тесно соседствуют с известными.
Образно говоря, автор открывает перед нами двери в мир знаменитостей советской
эпохи, с которыми ему было суждено вместе работать какое-то время. Читатель
может узнать такие вещи, о которых в официальных биографиях обычно
умалчивается. К примеру, режиссер Борис Равен-ских, хоть и обладал жутко
сложным характером, всегда твердо знал, чего хотел, и умел ставить точные
задачи. Настоящий «мудрец древнего цеха актеров» Олег Борисов также предстает в
книге в новых, глубоко личных образах. Несколько закулисных тайн откроет нам
автор в повести «Медный Гога» — и тайны эти будут связаны с именами Ефима Копеляна,
Сергея Юрского, Владислава Стржельчика. Сама же повесть занимает в книге особое
место. Посвящена она Георгию Товстоногову и построена в форме диалогов автора с
памятником Мастеру, установленным несколько лет назад в центре Петербурга.
Каждая «повиданка» с «Медным Гогой» вызывает воспоминания об этапах совместной
работы. Общие замыслы, репетиции, спектакли, зарубежные поездки… Было много
сложностей и преград, однако достижения и победы все компенсировали. А сейчас
БДТ уже не тот, да и великие мастера уходят.
Люди посещают кладбища, чтобы постоять возле могил ушедших
близких, вспомнить славные моменты из прошлого, когда все были живы, рассказать
о нынешних делах. Примерно так и происходит общение Кочергина с умершим почти
двадцать пять лет назад Товстоноговым.
Памятник Георгию Товстоногову стоит в сквере, носящем его
имя. Его же имя в 1992 году присвоено Большому драматическому театру. Хочется
верить, что благодаря «Запискам Планшетной крысы» оживет и память о
малоизвестных театральных мастерах, чьи имена и фотографии приводит в своей
книге Эдуард Кочергин.
