Юлия Щербинина.
Литературные Моцарты и Робертино (Нева, №№ 6)
Литературные вундеркинды, детское и подростковое
сочинительство, история вопроса и механизмы поддержки юных дарований,
всевозможные конкурсы, студии и летние школы. Критик задается вопросом, почему
словесное творчество infant prodigy (юных дарований) в принципе вызывает
интерес. Хотя, справедливости ради, — интерес этот Юлия Щербинина несколько
преувеличивает. Однако сама она полагает, что все дело в «ювенилизации»
общества, когда «юность становится критерием жизненного успеха». Иными словами
— механизмы глянцевой культуры будто бы подчиняют себе литературу. Между тем,
чуть раньше автор замечает (и справедливо!), что для нас более привычна обратная
ситуация, и в «молодых поэтах», равно — в «начинающих прозаиках» у нас зачастую
ходят люди на пятом десятке. Что же до «глянца», то он, в самом деле, правит
бал, когда дело доходит до «анализа сочинений» юных авторов, их образа жизни и
их публичных репрезентаций. Наконец, Юлия Щербинина представляет двух самых
известных на сегодняшний день «юных прозаиков» — Михаила Самарского (1996) и
Марианну Французову (1998), и завершается статья в согласии со своим предметом,
т.е. «в любимом цвете и любимом размере» юных глянцевых дарований: «Не так
давно Михаил и Марианна познакомились…».
Елена Пестерева. Стихи на сцене
(Октябрь, №№ 7)
Здесь речь о гораздо более характерном и, по большому счету,
важном явлении «литературного сегодня» — о поэтических чтениях. Елена Пестерева
пытается определить, что же там происходит — «реанимация эстрадной поэзии» или
репрезентация «некой попсовой поэзии». Но «до стадионов далеко», и признавать
«попсой» эффектные сочинения Дмитрия Воденникова и Ганны Шевченко критику
почему-то не хочется. И тогда нам сообщают, что это «поиск новых форм и
взаимопроникновение видов искусства».
Вообще, это довольно странная статья, удивившая даже
сдержанного Ст. Львовского: обозреватель портала «Colta» так и не понял, зачем
она была написана, и посоветовал автору «изучить матчасть». В самом деле, можно
было вспомнить о клубных чтениях и слэмах 90-х, о которых, к слову, в свое
время писали, и писали не столь малосодержательно. При желании можно поговорить
об истории вопроса и о более ранних прецедентах: феноменальной популярности
устных чтений, декламаций и все тех же «клубных» поэтических выступлений в
начале ХХ века. Можно, наконец, вспомнить С.И. Бернштейна с его оппозицией
«декламативного» и «недекламативного» поэта. Можно было поговорить о многом и о
многих, но критик «Октября» предпочитает общие места и, в конечном счете, вовсе
смешивает в кучу поэтические чтения и «поэтический театр», — т.е. в буквальном
смысле — монопоэтические спектакли.
Та же Елена Пестерева в «Вопросах литературы» (№ 3)
рецензирует монографию Артема Скворцова «Самосуд неожиданной зрелости.
Творчество Сергея Гандлевского в контексте русской поэтической традиции» (М.:
ОГИ, 2013). «При анализе тем и мотивов Гандлевского автором обнаружено и
проиллюстрировано присутствие в его творчестве устойчивого мотивно-образного
комплекса “музыки” и близких к нему “шума”, “музычки” и “тишины”».
Алена Бондарева.
Когда писатели в народ ходят (Октябрь, №№ 6)
«Критика критики», рецензия на сборники критических рефлексий
популярных писателей Захара Прилепина, Майи Кучерской, Романа Сенчина и на
«критические подходы» Дмитрия Быкова во всех присущих ему местах. В итоге
выясняется, что критика Прилепина — «вкусовая», идеологическая, а также
«иррациональная» и «от всего сердца», Майя Кучерская «настаивает на своей
нравственной позиции», Роман Сенчин неизменно «разочарован» и «ждет перемен», а
«в основе критического метода Быкова лежит литературная всеядность». Но,
кажется, пафос этой статьи не в том, что лошади жуют овес, а в том, что хорошо,
мол, писателям, они популярные, им люди верят на слово, без всякой «аналитики».
То ли дело критики, жалкие люди, «узкие специалисты»: «они-то хоть и пишут
большие упорядоченные статьи, но читателями сегодня почти не воспринимаются».
Анастасия
Башкатова. В плену антиномий (Октябрь, №№ 5)
Это конспект курсового сочинения, которое следовало бы
назвать «Сравнительный анализ литературных рецензий в “Коммерсантъ-Weekend” и
“НГ-ExLibris”. «Назовем это диалогом двух парадигм литературного
рецензирования», — заявляет автор в первых же строках, и далее нам предлагают
поверить, что рецензенты «Ъ» (имена, к слову, ни разу не названы и примеры
блистательно отсутствуют) придерживаются «условно-западной модели», т.е.
следуют традиции «эстетиче-ской критики» (по Б.Ф. Егорову), тогда как рецензенты
«НГ» — «условно-отечественные»: они, надо думать, требуют от литературы
«отображения жизни». Вы-кладки Б.Ф. Егорова имели некоторое отношение к русской
критике полуторасотлетней давности, но А. Башкатову это нимало не смущает. Тем
более, что в пользу ее нехитрых построений говорит тот факт, что
«условно-западные» авторы «Ъ» «концентрируют свое внимание на переведенных в
России произведениях иностранных авторов», тогда как патриоты из «НГ»
«специализируются на отечественной литературе».
В заключение предлагается следующего порядка
«контент-анализ»:
«Около 35 процентов рецензий в “Ъ-W” написаны в
иронически-скептическом ключе, что проявляется, например, при анализе
рецензентом тех или иных аспектов произведения… биографии писателя и т.п. В
рецензиях “НГ” ирония появляется несколько реже (примерно в 20 процентах
рецензий), причем касается она, как правило, не столько рецензируемого
произведения или писателя, сколько реальности, которую писатель отображает. С
помощью иронии рецензент “НГ” занимается, по сути, критикой тех явлений в
политической, экономической, социальной и культурной сферах России, которые
кажутся ему неприемлемыми».
Такая вот бухгалтерия.
Марина Ионова.
Тристих (Октябрь, №№ 6)
Новая рубрика в том же «Октябре» посвящена недавно вышедшим поэтиче-ским
книжкам. Марина Ионова выбрала три сборника — «Киреевского» Марии Степановой,
«Сестру Монгольфье» Екатерины Перченковой и «Именуемые стороны» Владимира
Беляева. Здесь все та же проблема с матчастью: критик всерьез полагает, что
коль скоро книга Степановой названа именем «столпа славянофильства», то и
плясать нужно от «почвы» и «русской души». Если б Марина Ионова ненароком
узнала о существовании не одного, а двух братьев Киреевских, и прочитала книжку
Степановой не в контексте википедической статьи об Иване Васильевиче, но, на
худой конец, имея некоторое представление о трудах и днях Петра Васильевича,
эта рецензия, смеем надеяться, выглядела бы несколько иначе. Впрочем, в «Сестре
Монгольфье» Ионова точно так же взыскует «почвы» и «русской фактуры». Такая
последовательность заслуживает уважения, но… как-то все это скучно и
предсказуемо.
Рецензия на ту же книжку в 5—6-м номере «Волги» (Андрей
Пермяков. Мир как очень качественный костюм, пошитый на вырост) куда
увлекательней и убедительней. Из пермяковской рецензии становится понятен и
узнаваем герой и условный адресат «Сестры Монгольфье» — пассажир поезда,
который идет на юг; еще там прорисован сюжет: герой-пассажир сочиняет некий
мир, похожий на арт-хаусное кино, но затем вдруг на сцену выходит лирическая
героиня, и арт-хаус оборачивается подростковой драмой. Там еще замечательно
подобраны цитаты — так, что книжку хочется немедленно прочитать.
В «Волге» вообще отличный критический отдел, тамошние
рецензенты умеют писать о стихах, что, в принципе, редко встретишь — и в
журналах столичных, и в журналах специальных, поэтических.
Денис Безносов.
Если твердь безымянна (Волга, №№ 7—8)
Рецензия на сборник Григория Петухова «Соло».
«В книге Петухова нет персонажей — здесь только лирический
герой и его рассудок, все описываемое воспринято через единую и одинокую
оптику, минуя ненужную сослагательность. В сумрачном дантовском лесу герой
Петухова ищет свое место — если не под солнцем, то хотя бы под небом».
Критика «Волги» — изысканная и софистицированная дама,
критика «Урала» — разбитная и бойкая тетка, голос ее неровный, порой она
заговаривается, но с ней не скучно. В авторской рубрике «Черная метка» —
Александр Кузьменков. Пелевин.
Сумерки. Затмение (Урал, №№ 6); -Кино и немцы (Урал, №№ 7)
Рецензии на пелевинского «Batman Apollo» и на «Немцев»
Александра Терехова. Задача была в том, чтобы сбросить с пьедестала «кумира
поколения» и развенчать «увенчанного лаврами» победителя Нацбеста. Это
оказалось на удивление несложно.
«Текст напоминает миску остывших столовских щей: ни вкуса, ни
цвета, ни запаха. Вместо идеи здесь многопудовые лекции о том, кто есть who у
вампиров. Вместо персонажей — функции. Вместо действия — лунатические и
бесцельные странствия по параллельным мирам». — Это про пелевинскую
вампирическую сагу.
«Истинным украшением “Немцев” стали дивные, рабкоровской
выделки, псевдостилистические потуги: “мелкоживотные когти”, “мелкозубые
мысли”, “за-кричавшие глаза”, “березовые струны”, “по-старообрядчески двупалые
свиные ноги” и прочий сюрреализм. …Изъясняться на родном языке для Терехова —
непосильный труд. Опять-таки несколько цитат навскидку. “Сплюнул горечь меж
туфлей”, — как вам это понравится? А вот и того краше: “страдающе за префекта”,
“возненавиденного всеми”. Право слово, за такие образцы красноречия надо
премировать не “Нацбестом”, а полным комплектом учебников русского языка для
средней школы».
В отделе критики «Урала» есть еще одна авторская рубрика —
«Критика вне формата», ее автор и герой — Василий Ширяев. Формата там,
действительно, нет никакого, письма, к сожалению, тоже. Есть взбесившийся…
диктофон и навязчивое ощущение, что все это происходит не в бумажном журнале, а
в прямом эфире «Как бы радио».
Василий Ширяев. Мазать
пассионарность на хлеб (Урал, № № 7)
«Круглый стол» по книге Сергея Белякова «Гумилев сын
Гумилева», участвуют «адвокат бога» Сергей Полумарчук, «адвокат дьявола»
Василий Ширяев и «адвокат третьей стороны» Валера Ким-Ир-Сен. Здесь тот самый
случай, когда необходимо предупредить — «орфография авторская»:
«В.Ш. Начнем с конца. Книжка получилась хорошая, и поэтому —
плохая. Потому что там собрано все по Гумилеву и поставлено жирную точку. И
после этой книжки ничего по гумилевской теме больше не будет. И Гумилева
по-быстрому забудут. Старший Гумилев — давно поп-культурная фигура. Он,
например, является героем трилогии Лазарчука “Погляди в глаза чюдовищ”. А чтобы
развивать гумилевский бум, надо быстро переделывать книжку Белякова под
сценарий. Надо делать кино про обоих Гумилевых и примкнувшую к ним Анну
Ахматову.
С.П. Ты думаешь, он стал таким поп-фигурой?
В.Ш. Да это неважно.
С.П. А что важно? И зачем вообще возрождать гумилевский бум?
В.Ш. А кто Гумилев, если не поп-фигура? ...и т.д.»
Ну и последняя цитата из Василия Ширяева: «Если
вы меня спросите, кто лучший современный писатель?.. Я отвечу — Роман Щурий» (История
всемирной литературы в кратком изложении. Урал, № 5).
Алла Латынина. Под знаком
Достоевского. Заметки о романе Антона Понизовского «Обращение в слух» (Новый
мир, №№ 6)
Алла Латынина в фирменном жанре «деконструкция
деконструкторов». Риторически статья выстроена по привычному лекалу: сначала
эмоция, затем анализ, — сначала жалость и удивление как первое ощущение от
дебютной прозы беспомощного и неискушенного автора, затем опять удивление, но
уже без всякой жалости, — наивная по духу и вторичная по приему, проза
дебютанта оказалась успешной и получила неожиданный резонанс. Дальше следует
предсказуемый «диалог с критиком Данилкиным». Я не знаю, почему для своих
критических апелляций Латынина с завидным постоянством выбирает именно Льва
Данилкина, могу лишь догадываться. Но, справедливости ради, статьи Аллы
Латыниной монографичны и обычно предполагают «критику критики»: она поминает
практически всех, кто писал о модном «идеологическом романе», и, начиная цитатой
из Данилкина, она заканчивает цитатами из Вадима Левенталя. А финал там вполне
примирительный: вторичный «роман идей» «будит мысль», а «будить мысль — дело
писателя».
Татьяна
Соловьева. Заполняя пустоту (Новый мир, №№ 6)
Положительная рецензия на роман Майи Кучерской «Тетя Мотя».
Этот роман чаще ругали, нежели хвалили, причем ругали не столько «по сути
дела», сколько за сознательно выбранную «нишу». Видимо, для критики неожиданный
и негативный фокус именно в этом сознательном переходе на территорию «женской
беллетристики»: Кучерская до сей поры воспринималась как автор «большой» (не
«нишевой») литературы. Новомирская рецензентка, похоже, читает роман в его
«правилах» и неслучайно сближает его еще с одним нашумевшим в прошлом сезоне
«женским» романом — с «Женщинами Лазаря» Марины Степновой: «Появление двух
романов если с не одинаковым, то со сходным посылом наверняка означает какие-то
подвижки в сознании читающей публики и массовом сознании вообще, и остается
только осознать, какие именно».
Кирилл Корчагин. Глыбы пространства
и времени (Новый мир, № № 5)
Исключительно содержательная и концептуальная рецензия на
вышедшие в прошлом году в «Новом издательстве» и в «ОГИ» сборники переводов
Милоша и Транстрёмера.
«…У обоих поэтов в русской поэзии были влиятельные поклонники:
у Милоша — Бродский, а у Транстрёмера — Айги. Бродский и Айги здесь словно бы
отвечают за разные направления отечественной поэзии. Первый — за
канонизированный постакмеизм, второй — за международный авангард. Это, конечно,
очень схематичная интерпретация, но она позволяет говорить не только о Транс-трёмере
и Милоше, но и о переводчиках, для которых русские связи этих поэтов так или
иначе оказываются важны. Наталья Горбаневская как поэт сама принадлежит к одной
из ветвей постакмеизма, а Алексей Прокопьев, несмотря на бесспорное отличие его
собственной поэтики от поэтики Айги, связан со старшим поэтом множеством нитей
(да и как поэт родом из Чувашии может пройти мимо Айги?)». Добавим лишь, что
Бродский и Транстрёмеру не чужой, и в непосредственной зависимости от Бродского
находится «альтернативная школа» переводов Транстрёмера. Что же до Айги, то
близость его к этим достаточно внятным и рациональным верлибрам, кажется, все
же несколько преувеличена. Думается, к «сакральным имитациям» Айги имеет некоторое
отношение герой еще одной рецензии Кирилла Корчагина — «высокий модернист»
Василий Ломакин, автор книги «Последующие тексты» (Кирилл Корчагин.
Расщепленный прах. НЛО, № 120).
Григорий Кружков. «Н» и «Б» сидели
на трубе. Два эссе
с компаративистским уклоном (Новый мир, №№ 5)
В первом случае перед нами опыт медленного чтения одного
стихотворения Уистена Хью Одена («1 сентября 1939 года»). Кружков прослеживает
заочный диалог Одена с Йейтсом и в свою очередь вступает в заочный спор с
Бродским — толкователем этого же стихотворения: «Поэзия Йейтса <…>
осталась для Бродского плохо исследованным континентом. Тут, может быть,
сказалось усвоенное в молодости предубеждение: для А. Сергеева, который был
тогда его главным советчиком в английской литературе, Элиот стоял намного выше
Йейтса».
Второе эссе посвящено Набокову-переводчику. Речь о переводе
мандельштамовского «За гремучую доблесть грядущих веков»: Кружков отдает
предпочтение вольному подражанию Лоуэлла перед буквалистским переложением
Набокова, показывая, как заведомо «неточный» перевод оказывается точнее
буквального. Заключает статью блестящий постскриптум, суть которого в том, что
«имманентный анализ» (по М.Л. Гаспарову) оборачивается тем же «буквальным
переводом» — бедным и неточным.
Владимир Губайловский. Заметки о
поэтических поколениях (Арион, №№ 2)
Попытка нетрадиционной поэтической социологии. Поэтическое
поколение не связано с календарной историей, и его, если я правильно поняла
автора, может и не быть при всегдашнем наличии поэтов разного качества. Для
формирования «поколения» необходимо «наличие отзывчивой проводящей среды», лишь
в этом случае поэтическое сообщество способно «отрефлектировать себя как целое»
и провести «демаркацию собственных границ». Почему такого рода механизмы
«канонизации» проводятся собственно «сообществом» и в синхронном режиме, не
вполне понятно, но, как бы то ни было, после Серебряного века Губайловский
(вслед за Дм. Сухаревым) определяет лишь два «поэтических поколения» — «сорок
первого сыны» и «дети пятьдесят шестого», т.е. поколение Слуцкого и Самойлова и
т.н. «шестидесятники». Дальше все темно и смутно, сегодня «поэтическое слово
глохнет, так и не преодолев границ сообщества, так и не получив внешнего —
критического или восторженного — ответа». Забавно, что в этом безрадостном
диагнозе Губайловский близко к тексту воспроизводит известные стихи Евгения
Баратынского, представителя едва ли не самого яркого «поэтического поколения» в
русской литературной истории.
Алексей Саломатин. Сделайте нам
красиво (Арион, №№ 2)
Эта статья предсказуемо имела шумный «успех» в социальных
сетях. Речь там о феномене Веры Полозковой: автор наблюдает «стремление
пересадить Полозкову с поля шоу-бизнеса на поле литературы». Собственно, это
тоже «критика критики», поскольку речь идет о подборке в «Интерпоэзии» «с
комплиментарным предисловием Бахыта Кенжеева» и о «панегирике» Евг. Ермолина в
февральском «Знамени» («Роль и соль. Вера Полозкова, ее друзья и недруги»).
Надо сказать, что в первом случае автор «комплиментарного предисловия» вспомнил
«короля поэтов» Северянина и «Сероглазого короля», что же до статьи в
«Знамени», то там, в принципе, речь о том, о чем должна была бы написать Е.
Пестерева в пресловутой статье о моде на «поэтические чтения», но почему-то не
написала. Феномен Полозковой имеет косвенное отношение к состоянию современной
поэзии, по сути, перед нами мода на мелодекламацию. Сердитый А. Саломатин в
«Арионе», похоже, ломится в открытую дверь: «Китч это плохо, и не пытайтесь мне
сказать, что это хорошо!» — заявляет он, хотя ни Ермолин, ни Кенжеев вроде бы
не рассуждали в категориях «что такое хорошо и что такое плохо».
Ирина Левинская.
О филологии без идеологии.
Реплика по поводу двухтомника П.А. Дружинина «Идеология
и филология» (Звезда, №№ 8)
Эта негативная в целом рецензия на академический двухтомник
об истории ленинградской филологической школы едва ли не полностью посвящена
единственному сюжету — репутации О.М. Фрейденберг. Главный недостаток
дружининской «Истории», по мысли рецензентки, в ее зависимости от «Записок»
О.М. Фрейденберг, от их «духа» и от их оценок. И. Левинская не без «школьного»
пристрастия «разоблачает» О.М. Фрейденберг — «марристку» и «карьеристку». В
итоге выход этого номера «Звезды» предсказуемо вызвал бурную реакцию
филологов-классиков обеих традиционно соперничающих школ — московской и
питерской. Вызванный «репликой» скандал спровоцировал ответную «реплику» Н.В.
Брагинской в сетевом журнале «Гефтер» («Дух записок»1) и, похоже,
станет причиной события куда более серьезного: открытия архива и публикации
полного текста «Записок»: «Важнейшее отличие этих Записок от других мемуаров
таково: они осуждены превентивно. Публика удивительно напоминает мне того
экскаваторщика, который не читал романа брата Фрейденберг, но все о нем знал и
“сказал”».
Омри Ронен. Набоков и Гете (Звезда,
№№ 7)
Набоковские переводы из Гете, мотивы Лесного царя и короля
Фулы в «Приглашении на казнь», наконец, «ономастические розыгрыши» в «Лолите»:
«Лолита в конце концов выходит замуж за беднягу (Ричарда) Ф. Шиллера, то есть
поступает точно так же, как и другая Лотта, бедная Лотта фон Ленгефельд.
Розыгрыш заключается в том, что по реминисценции с известной гоголевской шуткой
в “Невском проспекте” здесь речь идет не о Шиллере-поэте, а о
Шиллере-механике».
1 http://gefter.ru/archive/9736
