* * *
Свернуть по дороге в
Осташков –
оправиться, перекурить.
Достать припасённую
фляжку,
друг друга теплом
одарить.
С высокого берега Волги
осенние видеть леса.
Остави нам, Господи, долги
хотя бы на четверть
часа.
На мнимом пускай
удаленье
от всей мировой мутоты –
пятнадцать минут
просветленья,
и лёгкости, и высоты.
ЧЕРТАНОВСКИЕ ЭЛЕГИИ
1
Родные крупноблочные
дома
за двадцать лет изрядно
пооблезли…
Ну, здравствуй, что ли,
родина моя.
Чертаново моё, точнее
если.
Не изменилось, в общем,
ничего.
А то, что изменилось –
глаз не режет.
28-й не едет. Ждут его
на той же остановке люди
те же.
Должно быть, это с виду.
А внутри
у каждого надежды,
перспективы.
И тётки те, и эти вот
хмыри
на самом деле внутренне
красивы.
Но верится по-прежнему с
трудом
(по Брежневу, как
некогда шутили).
И на опушке – тот же всё
дурдом,
где пациенты по
двору ходили,
а мы катились мимо по
лыжне,
сдавая кросс, и исчезали
в Битце…
И жить, и чувствовать –
не где-то на Луне –
в своей стране – спешили
торопиться.
2
Пока в сентябрьских
сумерках игла
музыки чёрный
космос бороздила –
в окне напротив девушка
влекла,
что нагишом по комнате
ходила.
Мы с тополем росли и
доросли:
он – до шестого этажа, я
– класса.
Уже, на мелочь чтоб не
растрясли,
на свист Балобы я не откликался.
Пять сигарет в пиратском
тайнике.
Совсем не на мороженое
нычки.
Пел на уроке – запись в дневнике
от больно юморной
географички.
Соседка дура. Управдом
говнюк.
Теснятся корпуса под
небесами.
И больше нет Наташи
Демьянюк –
той, сизогубой, с
грустными глазами.
Все сбудутся мечты.
Наверняка.
На глупости потянет
дурака
в чужой квартирке
малогабаритной.
И сочинится первая
строка.
И мама испечёт три
пирога
в честь первого бритья
отцовской бритвой.
* * *
Аритмия капель ночных о
жесть.
Надо б свет зажечь.
Двойника заоконного
разбудить.
Одному – не быть.
Посидим, чайку попьём,
помолчим…
Как ты там, в ночи?
Головой – в листве.
Дождик сеет сквозь.
Хорошо, небось?
Что тебе тяжёлого сердца
стук,
мой бесплотный друг?
Я и сам хотел бы тобой
побыть.
На судьбу забить.
Безучастно кого-нибудь
отражать.
Хрен чего решать.
Ладно… Спать пора. Вот и
дождик смолк…
Выключатель – щёлк.
ПУШКИНСКАЯ НАБЕРЕЖНАЯ
Хмурый и громоздкий,
попрошу я очень,
стоя над столичной
снулою рекой:
Осень, моя осень,
не дави на мозги
отбщепоэтической этою
тоской.
Паренёк на пристани
бьёт себе чечётку.
Листья на дощатый падают
настил.
Вот бы так же истово,
вскидывая чёлку, –
пальцами по ноуту,
оттачивая стиль!
Взять бы осень фоном…
Как чечётка бьётся,
отстучать бы, с
лёгкостью попадая в такт:
туки так – чего нам –
так-таки – бояться –
умирать приходится всем
ведь – так и так.
СНЕГ
Тише воды, ниже травы,
рановато в этом году…
Мол, даже если не ждёте
вы,
я всё равно иду –
без исключенья на всех и
вся
(равенство – мой
девиз),
между землёй и небом
вися
медленно сверху вниз, –
на младенца в коляске,
юную маму его,
на старика с
лакированной палкой…
Кто они, откуда?.. Не
чувствую ничего.
Никого не жалко.
* * *
Никому ни о чём. Просто
стало от снега светлей.
Голова прояснилась.
Приемлемой жизнь оказалась.
А казалось, под лампой
ночной, нет соблазна подлей –
подливать самому, длить
и длить этот стыд, эту жалость.
Как сквозь сон улыбается
дочь!.. Никому ни о чём.
Ни о чём – никому.
Только писчей вот этой бумаге.
Архаично, конечно. Но
всё веселей, чем ничком –
Мы ещё повоюем! – мычать в бесполезной
отваге.
Никому ни о чём. Мы ещё
поглядим, кто кого.
Всё трещит и качается.
Воздух дрожит от сравнений.*
Ничего, ничего, ничего,
ничего, ничего…
И не гаснет под веками
отсвет мозаик Равенны.
*
* *
Слякоть вперемешку с
реагентами.
Желтоватой измороси
взвесь.
Стыдно стало слыть
интеллигентами:
из-за них же так херово
здесь.
Задирают, сволочи,
полицию.
Ну, а дашь им волю –
дело швах.
Рдеет над гриппозною
столицею
аббревиатура РОСГОССТРАХ.
* * *
Лене
О чём-нибудь совсем
простом
со мною тихо говори.
Ну, приблизительно, о
том,
о чём со снегом фонари
в ночь на второе января,
пока уставший город
спит, –
вот так же тихо говорят.
И фонари горят, горят…
И снег летит, летит…
* * *
Ах,
подруженьки, скучно!..
А.П.Чехов (из письма).
Скучно водку пить.
Скучно трезвым быть.
Ах, подруженьки, как же
скучно!
Ни во двор с детьми,
ни во храм с людьми.
Разлюбил бывать там, где
кучно.
В четырёх стенах
как же скучно, ах!
Не сыграть с судьбой в
кошки-мышки.
Волос всё седей.
А у бездны сей
нет ни дна, увы, ни
покрышки.
Человек есть ложь.
Это значит, что ж,
сплошь весь век одни
угрызенья?
Я сижу. Молчу.
Криком не кричу.
Ясный зимний день.
Воскресенье.
* * *
Что ещё должно случиться
–
Бог весть. Только вот,
одиночеству учиться
время настаёт.
Кружка кофе. Душ
контрастный.
Виртуальный лист.
Повелитель жизни
частной,
как живёшь, колись!
Что-то часто ты не
весел.
Охренел совсем?
В здешних городах и
весях –
жизнь такую б всем.
Век-то вывихнут, не
спорю,
дней порвалась нить.
Как помочь такому горю?
–
спросишь ты. Не ныть.
Есть же способ
идеальный:
пост, молитва, труд –
кризис эк-зис-тен-ци-альный
мигом перетрут.
Утром поглядишь в окошко
–
тихо снег идёт…
Не дошло? Ещё немножко
погляди. Дойдёт.
* * *
…И
узкое, узкое, узкое
Пронзает
меня лезвиё.
В. Ходасевич
Музыка приходит и
уходит.
Остаётся тот, кто много
лет
места себе в жизни не
находит,
если сходит музыка на
нет.
И не то чтоб шибко
музыкален
(в сущности, обычный
гражданин),
просто сам не свой среди
проталин
он стоит без музыки
один.
Щурится на солнышке
весеннем.
Бытие сканирует своё.
Жить и жить, как все,
вместе со всеми –
узкое мешает лезвиё.
* * *
…душе моя грешная,
того ли восхотела еси?
Канон
покаянный
Эх, раз, ещё раз
заблудился блудный аз.
Да залёг в своём углу,
яко свиния в калу.
Слёз ни капли не имея,
ум возвысить не умея,
время в лености губя –
полюбуйся на себя.
Житие своё помысли.
Приведи в порядок мысли.
Биться с лютыми
страстьми
выдь на солнышко из
тьмы!
* * *
Фонтаны
цветомузыкальные.
Теплынь. Незримо
окрылённые,
летают парочки
влюблённые,
дыша вечерним майским
воздухом.
Картинки с войнами
локальными
остались в гаджетах и в
телеках.
На скейтах, роликах и
великах –
все заняты культурным
отдыхом.
И мы пойдём собачку
выгулять.
По-летнему легко
оденемся.
Со всеми вместе
понадеемся,
что всё само собой
устроится.
Живые люди классно
выглядят!
Живых людей бомбить не
следует.
А то такое воспоследует,
что никому не
поздоровится.
Цветут каштаны, вишни,
яблони…
В ютубе выложены
ролики –
заходят шарики за
ролики.
Сегодня живы мы – а
завтра как?..
Мы будем тихими и
слабыми.
Нам вообще не стоит рыпаться.
Пораньше ляжем, чтобы
выспаться.
Пораньше встанем. Сядем
завтракать…
МОЛИТВА
Калибруй меня,
отлаживай!
Пусть модель и
неудачная.
Никакой чтоб лжи и лажи
не фиксировали датчики.
Чтоб снимались показания
с минимальною
погрешностью –
от незримых волн
касания,
доходящих из
безбрежности.
БИОСТАНЦИЯ
Тенит девичий
виноград
открытую веранду.
Ну, поцелуемся. Я рад.
Ты – рада?
Тютюновый (тут пишут) дым
здоровью шкодит.*
Пусть шкодит… А мы
последим,
как жизнь проходит.
Приметить, как она течёт
–
наипервейшая задача
для тех, кто замысел
сечёт
и глаз не прячет.
Тут под моей – твоя
рука…
Ещё не старость.
Любовь нам свойственна
пока
и благодарность.
Льняные летние твои
я так люблю наряды…
Ни ноутбуков. Ни TV.
И море рядом.
* * *
Тонет, братцы, наш
корабль.
Солона волна.
Никакое крибле-крабле
не поможет нам.
Как тут ни греби, ни
хлюпай –
к дальним берегам
на обломках мачт и
шлюпок
не прибиться нам.
Разгулявшейся пучины
рёв со всех сторон.
Не спасётся ни единый.
Даже Арион.
* * *
Урывками спишь,
забываешь поесть…
Песенка, значит, ещё не
спета.
Значит, в загашничке
что-то есть –
поважнее сна, понасущней
обеда.
Не страсть, куда там…
Скорей, любовь
ко всему, что музыкою
чревато.
То есть, в общем-целом,
пустяк любой
вполне достоин октав
Торквато.
Тассо уполномочен нам
заявить
то же, что птичка
сказать хотела…
Что-то типа: чив-чив-тивить-тивить-
приём-приём – как поняли?
И улетела.
