Сергей Чупринин

Ефим Курганов. Красавчик Саша

Из жизни трикстеров

Европа. Рубеж 20—30-х годов прошлого века. На границе, как мы теперь знаем, тучи ходят хмуро.

Но пока в Париже самозабвенно воруют — кажется, что все. И все продается, все ходит из рук в руки — министерские посты и должности в полиции, благо- и неблагорасположение журналистов, открытие/закрытие судопроизводств, выгодные контракты и благотворительные пожертвования.

Не продается, правда, вдохновенье. Но на него, похоже, и спроса большого нет. Так они и существуют параллельно: мир сумасшедших денег, прочно сросшихся с обезумевшей властью, — и мир безденежной, чудится даже, что беспечной культуры. Ну, да вы, наверное, об этом читали — у Селина, Генри Миллера, Ремарка…

О том, что сон разума порождает...

Теперь мы знаем, что не только чудовищ. Но и фантастические аферы, великих комбинаторов и гениальных авантюристов.

Так вышло, что за приключениями “красавчика Саши” я следил в дни, когда пружинно разворачивалась интрига с кончиной Бориса Березовского.

Прямых аналогий, конечно, нет. Разве что и тот и другой — лица, как у нас привычно выражаются, еврейской национальности, и есть соответственно повод снова поговорить о жидомасонской угрозе. Но одно дело — смазливый и непохоже, что чему-либо толком учившийся сын киевского дантиста, который в одиночку и ни на чем, буквально на фу-фу, раз за разом генерировал многомиллионные состояния, с тем чтобы тут же их раздать на взятки, пустить в новые аферы и вообще растранжирить. И совсем другое — математик, член-корреспондент, государственный чиновник, лидер и лицо преступной семибанкирщины, за которым стояла (или казалось, что стояла) вся президентская рать.

И обстоятельства разные; хоть похоже на Россию, только все же не Россия. В одном, нашем случае — ситуация, когда все переворотилось и еще даже не начинало укладываться. В их случае — пора, когда западная демократия, впав в головокружение от успехов, в очередной раз перестала ловить мышей и обнаружила столь наглядные признаки вырождения, что закат Европы — опять-таки в очередной раз — виделся абсолютно неотвратимым.

Библиотека сугубо научных трудов и о времени Бориса Абрамовича Березовского, и о времени Александра Эммануэлевича Ставиского будет все пополняться и пополняться. Но профессор Сорбонны Ефим Курганов взялся никак не за исследование обстоятельств времени и места, а за плутовской роман. Изумляясь вместе с читателями, что “можно, оказывается, купить едва не целую республику со всеми ее демократическими партиями, правительством, свободой слова”, демонстрируя на десятках примеров, что в тогдашней Франции были “оказывается, продажны политики всех оттенков”, автор сосредотачивает свое внимание прежде всего на биографии и натуре самого “красавчика Саши”.

И, похоже, не столько судит своего героя, сколько любуется им. Да и как, скажите на милость, не любоваться? Мало ли было в ту болотистую эпоху французов с авантюрной жилкой, так ведь нет же, только ему, безродному эмигранту, удалось взять на содержание префекта Парижа, ловко лавировать между полицией и Сюрте Женераль (а там, поодаль, маячила еще и тень ОГПУ!), и, мне это очень нравится, амуриться с первыми дамами Третьей Республики, ухитрившись ни с одною из них не вступить-таки в плотские отношения, так как — внимание, внимание! — проныра Ставиский всегда и во всем был верен Арлетт, своей ненаглядной женушке.

Трикстер, ну чистый трикстер!..

И испытываешь даже что-то вроде патриотической гордости от ощущения, что русская эмиграция дала миру не только нобелевских лауреатов, блестящих ученых и отважных героев Сопротивления, но и самого, получается, удачливого из всех мошенников, каких знала предвоенная Европа.

Не вполне, видимо, доверяя своему дару психолога, инженера человеческих душ, Ефим Курганов помещает героя в сложную систему зеркал — с тем чтобы сопоставить свидетельства очевидцев, которые всегда врут, с документами, что врут не реже. Прием логичный и, вероятно, единственно верный. Слишком многое в перипетиях жизни Александра Ставиского до сих пор гадательно. Еще более гадательны (привет Аркадию Мамонтову!) обстоятельства его смерти: то ли сам застрелился в уединенном шале, то ли был застрелен личным охранником — но по чьему вот приказу: уголовной полиции? Сюрте Женераль? ОГПУ? олигархов-антисемитов? неустановленных, как принято выражаться, лиц?

У автора, разумеется, есть своя точка зрения, но — и тут сказываются, надо думать, привычки университетского ученого — он подает ее на равных с другими версиями. Пусть-де и читатель включится в расследование, пожалеет или проклянет “красавчика Сашу”, лишний раз убедившись в том, что трикстеры, при всей их удачливости, уходят из жизни одинаково — при невыясненных до конца обстоятельствах.

Заодно, кстати, читатель, если он, конечно, принадлежит к космополитическому кругу специалистов по русской литературе, может подразвлечься: наряду с подлинными свидетельствами по тексту романа щедро разбросаны и легендированные, подписанные именами (догадайтесь, кто такие?) профессоров Алика Жульковского, Бориса Умпольского, Лазаря Флейшина, а то и вовсе Романа Оспоменчика.

Смешно? Мне кажется, не очень. Да и не идет дух профессорского капустника на пользу историческому роману, хоть бы даже и плутовскому.

Признанный знаток теории и практики русского литературного анекдота, Ефим Курганов и этот сюжет, допускаю, начинал раскручивать как анекдотический. Но у всякого явления свой масштаб. И хотя фашистский путч в Париже в феврале 1934 года, во многом спровоцированный аферами нашего Александра Эммануэлевича, с треском провалился, тучи на границе неумолимо сгущались. А сил к сопротивлению у насквозь коррумпированных французских властей уже не было. Вот так оно, уже после смерти “красавчика Саши”, и пошло — странная война, Петэн, коллаборационисты… Что называется, доворовались… И у патриотов, отчаянно сражавшихся с оккупантами, не было бы никаких шансов, не приди им на помощь союзники.

Только так была восстановлена поруганная честь Belle France. И только поэтому закат Европы в очередной раз был отложен — еще на несколько десятилетий.

Роман Ефима Курганова, конечно, не об этом. Но и об этом тоже.