Владимир Коркунов

Кипарисовый ларец (Москва)

В 2012 году литературной студии “Кипарисовый ларец”, созданной умершей в 2007 году поэтессой Ольгой Татариновой, исполнилось тридцать лет. Для современной литературной студии это огромный срок: век-интернет пришел на смену веку-волкодаву. “Кипарисовый ларец” устоял — во многом благодаря преемственности поколений, разновозрастному составу участников и, конечно, своему руководителю. И когда самой основательницы не стало, упавшее было знамя подхватили ученики, не дав ларцу закрыться. Иначе и быть не могло, поскольку главной двигательной силой Ольги Татариновой была любовь — к ученикам, к литературе, к слову: “А как же иначе, если лучшим, чем одарила меня жизнь — так уж случилось, — оказалась поэзия”, — признавалась она. Неслучайно альманах открывается повестью и продолжается стихами своего основателя. Человеческая память, равно как и благодарность, — вечные добродетели.

Повесть “Кассиопея” — несомненно “женская проза”, утонченная, эмоционально выверенная. Речь героев в ней стилистически дискретна, различается не только от говорящего к говорящему, но и от возраста персонажей и их психоэмоционального состояния. Отметим и такую деталь: лексически и психологически выделена/показана разница в оценке того или иного эпизода глазами и юноши-протагониста Жени и его отца, более сложного, но менее проработанного персонажа, играющего попеременно роль то статиста, то антагониста.

На дворе — разгар перестройки либо начало 1990-х. За десять лет до времени повести Кассиопея вместе с матерью, утонченной пианисткой, эмигрировала в Австрию. Настал срок новой встречи, и вот брат и отец, наново открывшие сестру и дочь, потрясены ее обаянием.

Она напоминала мать, эта странная девушка со специфическим складом ума, который отнюдь не утонченный Женя называл “бредом”. Не от мира сего, оторванная от реальности, Кася притягивала и отца, и сына. Отец жаждал реализовать извечный родительский инстинкт, пытаясь окружить странную дочь заботой и любовью, но подспудно — и это совершенно отчетливо чувствуется при чтении — влюблялся в нее совсем не по-отечески. Чего стоит эпизод, когда вечно занятой родитель, узнав, что Кася с братом и в Зеленограде побывала, и искупаться успела сбегать, “расстроился. Ушел в сад и до темноты неизвестно что там делал”. Он сам планировал быть ее спутником!

Не нашедшая ориентиров в жизни Кася пытается выбраться из человеческой оболочки. В этом ее основное отличие от художников, честолюбивого Юджина (“Гений”), отчаянно борющейся за жизнь Миранды (“Коллекционер”) — как и она, людей искусства, но сумевших найти основу для существования. Кассиопея же безропотно-аморфна, в ее голове — сонмы образов; она прекрасно начитана, отлично разбирается в музыке, но она удивительно похожа на свою мать, жизнь которой сложилась неудачно. Это уже другой пласт текста, иное дно, перевертыш проблемы отцов и детей… Закономерен уход Каси из жизни — после длительного общения с феминисткой Кэт, учебы в Кембридже и работы на почте (и то, и другое она, естественно, бросила), обращения в религию и неожиданной страсти к священнику. Последний эпизод — взгляд на мир глазами Кассиопеи — мастерски стилизованный фрагмент, показывающий всю пропасть, что отделяла ее от брата-близнеца, родившегося на час раньше Каси, но этот час разделял сутки: “Между нами разница в возрасте час, ты знаешь об этом? Ты родилась пятнадцатого марта, а я уже шестнадцатого”. Разница в час. И в вечность, как оказалось.

Обстоятельная статья Игоря Болычева о прозе Татариновой объединяет женские типы ее персонажей: “Главная трагедия всех героинь Татариновой — в том, что они не находят пары, достойной себя. <…> Сама гибель героинь — благословение на подлинную жизнь”. Это в немалой степени так.

В продолжении альманаха — переводы Ольги Татариновой (в разделе “In Memorial”; там же, кстати, избирательная публикация стихов Андрея Голова и статья о его творчестве Светланы Головой) и студийцев: Татьяны Грауз, Игоря Болычева, Ильи Оганджанова. Под прицелом переводчиков — россыпь имен: Георг Тракль, Людвиг Уланд, Рихард Демель, Уильям Батлер Йейтс, Франк Ведекинд, Роза Ауслендер, Саша Андерсон, Томас Стернз Элиот. В разделе “Эссе” — критические статьи Андрея Высокосова (о поэтах) и культурологические Сергея Федякина (о композиторах).

Разделы “Стихи” и “Проза” — не менее разнообразны, вот только анализировать их, полагаю, преждевременно. Дело в том, что в “Кипарисовом ларце” ужились как вполне сложившиеся поэты и прозаики (Вальдемар Вебер, Алексей Кащеев, Илья Оганджанов, Елизавета Кулиева — дочь Беллы Ахмадулиной), так и делающие первые шаги в поиске вечно ускользающего слова, не всегда успешные.

Продуктивнее будет взглянуть на произведения молодых студийцев в следующих выпусках альманаха, поскольку только в таком случае можно будет оценить реальный результат работы “Кипарисового ларца”. В конечном счете, студия выгодно отличается от собратьев именно многоголосьем, пусть и дискретным. В этом кроется как опасность фиктивной принадлежности к “высокой литературе”, так и отличная площадка для роста.

Именно в росте, в постоянном повышении творческого и культурного уровня студии и должно заключаться истинное служение памяти Ольги Татариновой — человека, всю свою жизнь отдавшего творчески одаренному юношеству. Ведь книги и альманахи — это слепок литературной жизни, который может быть и животворящим, и мертворожденным.